– Ну и что? Зашла поела. Что лучше, по-твоему, – какая-то кофточка или богатый и преданный муж? Да Плимсол накупит ей бриллиантовых кофт, если нужно. Не ругайся, улыбнись своей лучезарной улыбкой. Неужели ты не понимаешь, что сегодня лучший день в году?

Побежденная его доводами, леди Гермиона немного отошла. Лучезарной улыбкой она не улыбалась, но стала помягче, не так похожа на очень строгую гувернантку.

– Что со свиньей? – спросил Галли.

– Бидж сходил за свинарем. Какой-то гном без нёба, очень вонючий.

– Вонючий? Ничего не поделаешь, такая работа. А нёбо – не всем же его иметь. Когда ты ждешь Кларенса?

– К чаю.

– Вечно он пьет чай! Не понимаю. Жуткий напиток, погубил моего друга…

– Вот телеграмма. Она пришла перед этим кошмаром.

Галли поморщился.

– Я бы тебя попросил не ворчать о кошмарах! – сказал он. – Подумаешь, обычная свинья. Ну, удивилась Вероника – и что? Да, так что пишет Кларенс?

– Он приедет с эликсиром.

– С чем?

– Читай сам.

Галли укрепил монокль и стал читать. Лицо его прояснилось:

– Совершенно ясно. Он едет с Лендсиром.

– Лендсиром?

– Такой художник.

– Он умер.

– Не сказал бы. Вчера был жив.

– Лендсир, который писал оленей?

– Свиней.

– В жизни не слышала.

– Ничего, услышишь. Мало того – увидишь. Кларенс заказал ему портрет Императрицы.

Леди Гермиона пронзительно вскрикнула:

– Ты его подговорил?

– Что ты! Он приехал в Лондон, дыша решимостью. Я просто помог найти художника. Он тебе понравится, приятнейший человек.

– Из твоих друзей?

– Да. Близкий друг. Что ты сказала?

Леди Гермиона ответила: «Ничего» – и не солгала: она фыркнула. Галли был тверд с фыркающими сестрами, но ответить не успел, ибо по гравию прошуршали шины.

– Кларенс, – сказал Галли.

– И твой Лендсир, – прибавила его сестра.

– Не надо так говорить, – строго заметил брат. – Он не будет красть ложки.

– Если он твой друг, будет. Ищет его полиция?

– Нет. Он ей не нужен.

– О, как я ее понимаю! – вздохнула леди Гермиона.

Из холла раздался тенор лорда Эмсворта:

– Бидж покажет вам комнату, мой дорогой. Скажет, где она. И проводит, а потом приходите в гостиную.

Сеньор Бландингского замка вошел, вдыхая приятный запах, кротко глядя сквозь пенсне.

– А, – сказал он, – чай. Славно, славно. Чай. – Для верности, как обычно, он повторил это слово еще три раза, и леди Гермиона, скорбно фыркнув, протянула ему чашку. – А, чай! – обрадовался граф. – Спасибо, душенька. – Он разумно положил сахару, подлил молока, размешал и сообщил: – Вот и я, Галахад.

– Как ты прав, Кларенс! – воскликнул Галли. – А где Лендсир?

– Кто это? А, да, Лендсир. Я с ним сейчас разговаривал. Лендсир, – объяснил он сестре, – это художник.

– Галахад мне говорил, – сказала леди Гермиона так сухо, что тот решил вмешаться.

– Гермиона против него настроена, – сказал он.

– Ничего подобного, – сказала его сестра. – Вполне возможно, что он приличный человек, хотя и дружит с тобой. Я просто считаю, что смешно тратить деньги на портрет этой свиньи.

Лорд Эмсворт застыл. Он не понимал, как можно назвать ее «этой свиньей».

– Императрица получила призы на выставке, – сдержанно напомнил он.

– Вот именно, – поддержал его Галли. – Единственная знаменитость нашей семьи. У нее больше прав на галерею, чем у каких-то бородатых разбойников.

Теперь застыла леди Гермиона. Как и ее сестры, она почитала предков с благоговением китайца.

– Не будем спорить, – закрыла она дебаты. – Надеюсь, ты не забыл купить подарок для Вероники?

– Конечно не забыл, – с достоинством ответил граф. – Прекрасные часы. Они в жилетном кармане.

Он вынул их с тихой гордостью, равно как и еще один пакетик, на который растерянно посмотрел.

– Что бы это могло быть? – задумался он. – А, да, Фредди просил забрать подарок для Вероники. Где Фредди?

– Часа два назад, – ответил Галли, – унесся куда-то на своей машине. С Плимсолом.

– В Шрусбери, – объяснила леди Гермиона, – за подарком. Они обручились, Кларенс.

– Э?

– Обручились.

– А! – заметил лорд Эмсворт, склоняясь к сандвичам. – Сандвичи, э? Сандвичи, сандвичи. – Он взял один. – Сандвичи.

– Они обручились, – сказала леди Гермиона несколько громче.

– Кто?

– Вероника и дорогой Типтон.

– Какой?

– Дорогой, – объяснил Галли. – Это Плимсол.

– Плимсол? Плимсол? Плимсол? О, Плимсол! Помню, – сказал лорд Эмсворт. – В таких очках. Что же с ним?

– Я пытаюсь тебе втолковать, – терпеливо сказала сестра, – что он обручился с Вероникой.

– Господи! – воскликнул лорд Эмсворт. – Огурцы! Я думал, ветчина. В жизни бы не взял с огурцами.

– О, Кларенс!

– Я их не люблю.

– Кларенс, одумайся! Неужели тебе нет дела до племянницы?

– А что с ней такое?

– Все от тебя скрывают, – вмешался Галли. – Ничего, я скажу. Она выходит замуж за Плимсола.

– А! – обрадовался граф. – Это хорошо. Он прекрасный человек, разбирается в свиньях.

– А Гермионе нравится, что он миллионер, – сказал Галли. – Каждому свое.

Леди Гермиона объясняла, что ей нравятся в Типтоне очарование, культура и любовь к Веронике; Галли стоял на своем; граф рассказывал, почему он не ест огурцов, когда из сада вошел Фредди.

– Привет, привет, привет, – сказал он. – Простите, задержался. Типтон скупил все. Машина гнется от слоновой кости, павлинов и верблюдов. Ты не забыл эту штучку, отец?

– Конечно нет, – обиделся лорд Эмсворт. – Вечно меня спрашивают, забыл, не забыл! Я никогда ничего не забываю. Вот, пожалуйста.

– Спасибо. Глотну чаю и пойду отдам.

– Где Вероника? – спросила леди Гермиона.

– Типпи думает, что в рододендронах. Он туда пошел.

– Приведи его. Он устал после такого путешествия.

– Не заметил. Изрыгает пламя. Ах ты, Господи, только вспомню! И я скрывался в кустах. Ладно, передам любезное приглашение, но ни за что не ручаюсь. Святыня есть святыня. Подойду – и удалюсь на цыпочках. Ну, я пошел. Пип-пип, отец!

Он выпил чай, ушел, а лорд Эмсворт огорченно подумал, каким бойким Галли стал в Америке, когда послышались глухие звуки и вошел Генри.

Выглядел он лучше, чем должен бы после четырех часов с лордом Эмсвортом в закрытом вагоне. Дело в том, что граф спал, а ему оставалось глядеть в окно и думать о Пруденс.

Хотя такие мысли скорее ободряют, мы преувеличим, если скажем, что, входя в гостиную, он не ведал забот. Сравним его с кошкой, которая входит в чужую аллею, не ведая, кто обитает там и какие у них воззрения.

Неприятно быть с человеком, которого ты послал к черту, но графа он уже не боялся. Несколько удивленные взоры, которые тот бросал, прежде чем вытянул ноги, закрыл глаза и стал посвистывать, опали, как тупые стрелы. Генри верил Галахаду и беспечно встречал растерянный взгляд за пенсне.

А вот страшная женщина за чайным столом – это дело другое. Это опасно. Быть может, леди Гермиона уступала красотой Елене или мисс Америке, но ум у нее был. Оставалось надеяться на то, что борода выполнила свою безмолвную работу.

Начало было вполне приличным. Несчастная леди не могла совершенно скрыть свои чувства, но все же не вскрикнула. Она сказала: «Здравствуйте, мистер Лендсир» – и дала ему чашку чаю. Тон у нее был такой, словно она надеется, что врачи отпустили ему три недели жизни.

Завязался общий разговор. Лорд Эмсворт, вдыхая благоуханный воздух, входящий в открытые окна, заметил, что приятно вернуться к цивилизации; Галли возразил, что никогда не мог понять, почему его брат не любит Лондон, этот земной рай. Он обратился за поддержкой к Листеру, который мечтал о Пруденс, и тот, дернувшись, свалил маленький столик. На его извинения леди Гермиона заверила его, что это не важно. Всякий, кто не видел бы ее, а только слышал, решил бы, что она предпочитает ковры, залитые чаем.