— И кто-то ограбил сейф?

— Не совсем так, мистер Лондон. Вольштейна не забыли. Группа израильских агентов, вроде той, что поймала Эйхмана, продолжала розыск бывших эсэсовцев, в том числе и Вольштейна. Два агента проследили его путь до Мехико, но там следы Вольштейна затерялись. А несколько лет спустя агенты вновь вышли на него, уже в Буэнос-Айресе.

Память пришла мне на помощь.

— Теперь вспомнил. Случилось это год тому назад. Его нашли мертвым в Аргентине и опознали как Вольштейна. «Таймс» дала об этом маленькую заметку.

Армин, улыбаясь, покивал.

— Совершенно верно. Писать было не о чем. Израильтяне не собирались устраивать над ним суд, как над Эйхманом. Птица не того полета. Они ставили перед собой другую цель — рассчитаться с Францем Вольштейном. Поэтому выследили его, ворвались в дом, убили и бросили. На сенсацию такое не тянуло. Официальные лица Аргентины отрицали, что убитый — Вольштейн, чтобы избежать обвинений в том, что они укрывают военных преступников. Утечку информации допустили израильтяне, но особого резонанса она не вызвала.

— Агенты застрелили Вольштейна и взяли драгоценности.

— Нет, конечно же, нет. Они были киллерами, а не ворами. Выполнили задание и оставили труп в доме. Но известие о его убийстве привлекло внимание профессиональных преступников, которые специализировались на операциях с драгоценностями. Банда из Канады прилетела в Буэнос-Айрес и украла драгоценности. Подробностей я не знаю, но сработали они отлично. Ворвались в дом, связали вдову и служанку, вскрыли сейф, взяли драгоценности и улетели первым же самолетом. Насколько мне известно, они не провели в Аргентине и двадцати четырех часов. Но, возможно, это преувеличение. Во всяком случае, они все сделали быстро и не оставили следов.

— Как насчет страховки?

— Украденных драгоценностей? Это вряд ли. Он же считался мелким коммерсантом и не хотел привлекать к себе внимание, застраховав коллекцию драгоценностей. Зачем так рисковать?

Я кивнул.

— Продолжайте.

Он вытряс из пачки сигарету, опять покатал большим и указательным пальцами, но на этот раз закурил.

— Извините, — сказал я. — Не хотел переводить разговор на другое.

— Но вы и не перевели. Отсутствие страховки — немаловажное обстоятельство, имеющее самое прямое отношение к нашей истории. Что вам известно о ворах, специализирующихся на драгоценностях?

Если я что-то о них и знал, то немного.

— Вроде бы это элита преступного мира. Они крадут драгоценности и продают их скупщику. Пожалуй, все.

— Они — элита, — согласился Армин. — Остальное не соответствует действительности. — И улыбнулся, увидев мои взлетевшие брови. — Для профессиональных грабителей драгоценностей, скупщик — последнее прибежище. А прежде всего они связываются со страховой компанией.

Я его не понял.

— Допустим, что коллекция драгоценностей застрахована на полмиллиона долларов, мистер Лондон. Как только кража признается совершившимся фактом, компания обязана выплатить держателю полиса всю сумму страховки. А теперь предположим, что уполномоченный ворами посредник обращается к агенту страховой компании и предлагает продать драгоценности, скажем, за двести тысяч долларов. Компания платит, потому что экономит триста тысяч долларов. И профессионалы предпочитают иметь дело со страховой компанией. Во-первых, они получают больше денег, чем от скупщика, во-вторых, меньше риск, что их кинут. Компания должна поддерживать хорошую репутацию в криминальном мире. Я не шучу, мистер Лондон. Это звучит нелепо, но полностью укладывается в законы логики. Может, потому, что страховые компании поощряют такую практику. Им без разницы, сколько воров окажется за решеткой. Главное для них — прибыль.

— Это… это несправедливо! — подала голос Мэдди.

— Несправедливо? Для кого, дорогая моя? Для держателя полиса все справедливо: драгоценности возвращаются к нему в целости и сохранности. И для страховой компании тоже: она экономит деньги. Ворам тоже жаловаться не на что. Так кто же будет взывать к справедливости?

— Но для общества…

— Общество тоже остается в выигрыше, — прервал ее Армин. — Любые потери отражаются как на дивидендах, так и на налогах, выплачиваемых государству. Поэтому уменьшение расходов компании обществу только на пользу.

— Но… — Тут она замолчала и оглядела нас. Чувствовалось, что она не может найти нужных слов. Я поспешил ей на помощь.

— Итак, драгоценности застрахованы не были, и у канадцев возникли сложности.

— Совершенно верно, — кивнул Армин. — Возникли. Из Буэнос-Айреса они прилетели в Нью-Йорк, оттуда отправились в Торонто, на свою базу. Добычу спрятали в тайнике, а сами поселились в отелях на Йонг-стрит.

— Сколько их было?

— Четверо.

— И сколько стоили драгоценности?

— Трудно сказать. Стоимость краденого определить практически невозможно, мистер Лондон. Надо учесть слишком много факторов. Бриллиант «Надежда», к примеру, бесценен, а для вора не стоит и цента. Потому что продать его он не сможет.

Меня интересовали факты, а он все ходил вокруг да около.

— В данном случае ситуация иная. Настоящие владельцы драгоценностей неизвестны, опять же, едва ли не все мертвы.

— Правильно. Для продажи драгоценностей Вольштейна не было никаких препятствий. Проблемы возникли с оценкой. Как я где-то слышал, вместе они тянули где-то на четыреста тысяч долларов.

Я присвистнул. Мэдди глубоко вдохнула. А Питер Армин улыбнулся.

— Это большие деньги, — заметил я.

— Конечно. Но прежде чем их получить, ворам предстояло найти скупщика. Двое из них залезли в долги и остро нуждались в наличных. Они не могли продавать добычу частями, и хотели сбыть все сразу. Соглашались на сто тысяч долларов.

Картина начала прорисовываться, хотя еще и оставались неясности. Мне хотелось его поторопить, хотя я и понимал, что толку от этого не будет: Армин настроился на долгий рассказ.

— Воры знали несколько надежных скупщиков, но ни один из них не мог выложить такую кучу денег. Воры могли бы разделить добычу на части и продать ее нескольким скупщикам, но на это ушло бы гораздо больше времени. А они хотели продать все целиком и быстро. В Торонто нужного им скупщика не нашлось. Зато он жил в Нью-Йорке, однако воры ни разу не имели с ним дела и знали о нем только понаслышке.

— Баннистер?

— Разумеется. Мистер Клейтон Баннистер. Что вам о нем известно, мистер Лондон?

— Я знаю, что играет он грубо, а голос у него отвратительный. И я знаю, что он мне совсем не нравится.

— Неординарная личность. Свою деятельность начал во время Второй мировой войны. Работал с двумя партнерами, Фербером и Марти. Разбогатели они на черном рынке. Спекуляции с талонами на бензин и все такое. На войне они заработали очень прилично, мистер Лондон. Из троих в живых остался только мистер Баннистер. Фербер и Марти умерли. Их убили.

— Баннистер?

— Безусловно, но никто это не доказал. И потом он богател и богател на нелегальном бизнесе. У него прекрасные связи с мафией, и при этом работает он, в основном, в одиночку. Среди прочего скупает краденое. Возможно, занимается оптовой торговлей героином, золотом, алмазами. Под его началом небольшая, но эффективная команда, и все ее члены верны ему до гроба. Потому что верных он вознаграждает, а предателей убивает. Правильная политика.

— Как он выглядит?

— Настоящая горилла. Но я могу показать вам его фотографию. Кстати, фотографируется он крайне редко. Смотрите.

Армин достал из бумажника маленькую фотографию и протянул мне. Должно быть, фотографировался Баннистер на паспорт или какой-то другой документ. На меня смотрел мужчина лет сорока, с массивной, практически лысой головой, квадратной челюстью, маленькими, широко посаженными глазками. Тонкие губы, обычный, ничем не примечательный нос. Я передал фотографию Мэдди.

— Этот мужчина был на вечеринке?

Мэдди всмотрелась в фотографию.

— Накиньте пять лет, — уточнил Армин. — И добавьте двадцать или тридцать фунтов. А также вонючую сигару, какие он обычно курит. И вы получите мистера Баннистера.