Литмир - Электронная Библиотека

Это был грузовик, рассчитанный на дальние перевозки. В кабине водителя имелась койка, отделенная занавесками. Пару дней назад я бы скорее умер, чем проделал что-либо подобное. Но о чем теперь вспоминать, если я перестал быть адвокатом и превратился в убийцу. Я вскарабкался на эту койку и задернул за собой занавески.

Здесь пахло потом и сигаретами. На стенке красовалась фотография девушки с розовым язычком и розовыми сосками. Дверца кабины открылась. Я затаил дыхание и уставился на розовый сосок. Мотор заурчал. Я услышал, как сопит шофер, поворачивая руль. Рывок вперед вдавил меня в угол койки. Двигатель заревел, водитель переключил скорость, и мы покатили по шоссе все дальше от этого причала. На подъезде к главному шоссе грузовик притормозил. В моем убежище было небольшое оконце — маленький прямоугольник серого неба. Грузовик петлял по лабиринту. Наконец заскрежетали тормоза, и мы остановились. Сквозь крохотную щель в занавесках я увидел, что мы стоим перед каким-то огороженным цепью невысоким зданием. На воротах была вывеска: «Пересылки для Горы Удовольствии. Южная Африка». Мужчина в рабочих брюках из грубой ткани открыл ворота. Грузовик проехал внутрь и остановился рядом с шеренгой контейнеров. Высоко в небе торчал кран, а в дальнем углу двора стоял грузовик для перевозки бетонного раствора.

Контейнер всем своим весом опустился в кузов. Я прижался лбом к засаленному стеклу маленького окошечка. Мимо грузовика с бетонным раствором какой-то человек вез на грузоподъемнике в сторону шеренги контейнеров поддоны с сорокапятигаллонными бочками.

С желтыми бочками.

Водитель снова забрался в кабину. Он опустил вниз окно и закричал:

— Полчаса! Грузите, черт вас подери, судно отходит!

Зажимное устройство сработало со звоном. Грузовик выбрался из ворот и помчался через долгий лабиринт обратно, к докам. Я пристально смотрел на розовые соски и вдыхал запах пота.

Всего полчаса. Я изо всех сил держался, чтобы не вывалиться на крутых поворотах. От койки воняло. Щетина на моем подбородке чесалась, и я вымотался от долгого путешествия. Гарри Фрэзер, старина Гарри Фрэзер, носивший рубашки от Тэрнбулла и Эссера, которые он менял дважды в день, и летавший первым классом за счет своих клиентов! Гарри Фрэзер, водивший прекрасных, хорошо одетых женщин в отделанные мрамором рестораны, где подают еду под соусом, а во время перемены блюд неизменно выходивший позвонить в свою контору.

Новый Гарри Фрэзер не менял рубашки и не звонил в свою контору целыми днями. Он был влюблен в женщину, которая, наверное, подумала бы, что фешенебельный ресторан — это всего лишь шутка, если пища там не окажется на вкус такой же замечательной, как и на вид. К тому же он путешествовал вторым классом, если это у него получалось.

Я-то думал о Роттердаме как о конечном пункте своего путешествия. Но это не было концом. Это было в своем роде началом. Ибо единственным человеком, который мог последовать за «Мариусом Б» и желтыми бочками в контейнерах, которые везло это судно, был Гарри Фрэзер.

Грузовик остановился, и шофер вылез из кабины. Я внимательно наблюдал за ним из маленького окошечка. Какой-то мужчина сошел по трапу с листком бумаги. Оба они смотрели на листок и о чем-то спорили. Маленькие пульки дождя стучали по крыше водительской кабины, дождичек становился все сильнее. Шофер посмотрел на свои часы, искоса взглянул на небо и мотнул головой в сторону судна. Они поднялись по трапу. А наверху, в кабинке крана, крановщик повернулся спиной к причалу и раскладывал сандвичи на столике, наливая себе что-то из термоса. Ради чая останавливается все. Я осторожно спустился вниз, открыл дверцу со стороны водителя и выскользнул в дождь.

«Глупый ты ублюдок, Фрэзер», — подумал я.

Но, даже сказав себе это, я продолжал брести по бетону к сходням, прогуливаясь этаким образом пол хлещущим дождем — мало ли на свете мужчин в беретах я грубых рабочих брюках, с лицами, заросшими густой черной щетиной, перекинувших сумки через плечо и скатывающих сигарету, поднимаются по сходням, даже не обращая внимания на то, что дождь превратил эту сигарету в измочаленную трубочку. Вот он втыкает сигарету себе в зубы, которые явно клацают от волнения. Вот он отыскивает стальную лесенку, ведущую вниз, в трюм. Спускается по этой лесенке. В трюме пусто, если не считать груза. Вот он забирается за бочки с химикалиями, аккуратно составленные в углу… Этот глупый ублюдок Фрэзер.

Но теперь уже нельзя исправить допущенную глупость, потому что в трюме снова суетятся люди. Серый свет, пробивающийся через люк, перекрыло что-то громадное и темное. Контейнер. А спустя десять минут — еще один контейнер. Я съежился ц холодном стальном углу, зажатый между поддоном с цементными мешками и потрепанным стальным бортом судна. «И вот так четыре дня», — думал я. Четыре дня плыть обратно, к Фионе.

Что-то происходило вокруг. Скрючившись в своей холодной, мрачной норе, я ощутил вибрацию, идущую от обшивки корпуса. Заработали главные машины судна. Какая-то тень пересекла цементные метки, стоявшие передо мной, и вот я уже их не вижу. Закрывают главные люки. Они захлопнулись с долгим, гулом.

Четыре дня в этой темноте. Глупый ублюдок. Я лежал в своем холодном убежище и прислушивался к вибрации корпуса впереди. Потом на корме. Потом снова впереди. Выходит из дока. Входит в Новый Маас. Я ощутил беспорядочное перекатывание и тряску, когда мы вошли в фарватер Нового Мааса, который пересекали в разных направлениях кильватерные волны десятков судов. Вот послышался рокот множества гребных винтов. Мы шли по Новому Уотервегу, мимо стиснутых, как сардины в консервной банке, причалов и доков; где корабли и барки сбились вместе, подобно авторучкам в нагрудном кармане какого-нибудь государственного чиновника. На правом берегу — Мааслуис. А потом, по левому борту, грозные дамбы, скопление искусственных водоемов, вершины белых зданий Европорта. Сейчас уже опускается ночь, бакены в канале мерцают красными и зелеными огоньками, а огни судов в море светятся рубиново-изумрудно, и загадочные белые вспышки долетают от радарной башни Ноордерхофд. И в конце концов, спустя три часа после отплытия, я постарался представить себе простор Северного моря и рябь от мелкого дождичка, бегущую до самого горизонта, как всегда, серого и неясного.

Я выполз из своей норы, поднялся на ноги, распрямился и первым делом нашарил в сумке передний фонарик от велосипеда. Трюм оказался размером и высотой с церковь. Стальные стены были сплошь в рубцах, оставленных острыми краями грузов, и в пятнах краски всех цветов. Крышки люков казались отсюда, изнутри, огромными. Окон не было, лишь световые люки наверху. От носовой части трюм отделяла глухая стальная перегородка. Со стороны кормы в такой же стальной перегородке были прорезаны две двери, сейчас плотно закрытые. Они, судя по всему, вели в жилые помещения. В общем, я располагал на четыре дня огромным холодным пространством, по которому эхом разносились звуки, проникавшие снаружи. Тут было так же уютно, как в грузовике с гравием.

Я подергал плечами в своей нейлоновой пуховой куртке, пытаясь согреться. Маленький белый диск фонарика скользил по поддонам, ящикам и бочкам. Я пробрался через плотно складированный груз к контейнерам, стоявшим под самыми крышками люков.

Их там было шесть. Старые контейнеры, какие можно увидеть используемыми в качестве навесов на захудалом грязном причале или догнивающими где-то на задворках свалки металлолома, среди ржавых швейных машинок и велосипедных рам. Луч фонарика скользил по бокам контейнеров и освещал чешуйчатую осыпающуюся краску, сквозь которую проступала ржавчина. Кто-то закрывал раздвижные двери, шарахая по металлу кувалдой, пока они не входили на место, и со всех сил лупил по засову, загоняя его в паз. Все остальное в этом трюме выглядело новым, сверкающим и кому-то очень нужным. Зато контейнеры на вид годились только для того, чтобы их выбросить.

Я подошел поближе. Из щелей в дверях что-то сочилось. В луче фонарика блеснула какая-то серая грязь. Я споткнулся о кучу чего-то на полу, чего-то серого и песчаного. Запах показался мне земляным, со слабым привкусом химикалий. Я прислонился к железному поддону и вспомнил о том, как лежал на вонючей койке в грузовике, рассматривая через маленькое засаленное оконце, что находится во дворе здания «Пересылок для Горы Удовольствий». В особенности же я вспомнил о грузовике для перевозки бетонного раствора, припаркованном в углу, барабан которого медленно вращался.

58
{"b":"18338","o":1}