План получился очень приблизительным, но времени при­думать что-то получше у нас не было. Мы боялись пойти на риск и задержать человека, который заберет у Гейтвуда деньги. Разговор Одри с отцом доказал, что похитители спо­собны на все, а мы не хотели дразнить их, пока не вырвем ее из их рук.

Едва мы закончили наш совет, как из дома вышел Гейтвуд и зашагал по улице.

Впереди, по другой стороне, побрел, едва видимый в тем­ноте, Люск, который покачивался и бормотал что-то себе под нос. Кроме него, в поле моего зрения не было никого. Позади меня по противоположной стороне улицы шел один из аген­тов.

Мы прошли два квартала, когда впереди появился толстый господин в котелке, шедший нам навстречу. Он миновал Гейтвуда, миновал меня и прошествовал дальше.

Еще три квартала. Сзади подъехал большой черный лиму­зин с мощным мотором и опущенными занавесками. Он обо­гнал нас и поехал вперед. Возможно, это был разведчик. Не вынимая руки из кармана плаща, я записал в блокнот номер машины.

Следующие три квартала. Мимо нас прошагал полицейский в форме, не подозревающий о драме, которая разыгрывалась на его глазах. Сразу же после этого проехало такси с един­ственным пассажиром. Я записал и его номер.

Еще четыре квартала — и никого, кроме Гейтвуда. Люска я уже потерял из виду. Внезапно перед Гейтвудом из темного переулка вынырнул мужчина, задрал голову и прокричал в небо, чтобы ему открыли ворота. Мы миновали его и пошли дальше.

Вдруг метрах в пятнадцати от Гейтвуда появилась жен­щина, прижимающая платок к нижней части лица. Платок медленно упал на тротуар. Гейтвуд остановился и выпря­мился. Я увидел, как он тянет из кармана правую руку, и понял, что сжимает в ней пистолет. Примерно полминуты он стоял неподвижно, как изваяние. Потом вынул из кармана левую руку и бросил на землю сверток с деньгами. После чего разок повернулся и зашагал обратно в сторону своего дома.

Женщина тем временем успела поднять платок. Потом подбежала к месту, где белел на тротуаре пакет, схватила его и устремилась к узкому проходу между двумя домами. Это была высокая, несколько сутулая женщина, с ног до головы одетая в черное. Несколько быстрых шагов — и она исчезла в мрачной щели между домами.

Когда Гейтвуд и женщина стояли друг перед другом, я был вынужден двигаться очень медленно и осторожно: нас разде­лял лишь один квартал. Но, как только женщина исчезла, я решил рискнуть и пустился бежать. Однако, когда я добежал, проход оказался пуст. Я промчался по нему до параллельной улицы, хотя понимал, что женщина никак не могла добежать до нее раньше, чем я достиг угла. Несмотря на лишний вес — и немалый! — я еще в состоянии пробежать квартал в приличном темпе. По обе стороны прохода стояли доходные дома, обращенные ко мне своими конспиративными выходами.

Подбежал агент, который шел за мной, потом подъехали ОТар и Тод, наконец к нам присоединился и Люск… ОТар и Тод немедленно принялись объезжать соседние улицы в на­дежде, что им удастся найти женщину. Люск и агент встали на углах, откуда можно было наблюдать за двумя улицами, замыкающими квартал доходных домов. Я приступил к про­чесыванию квартала. Безуспешно. Я не нашел ни незапертой двери, ни открытого окна, ни пожарной лестницы, которая носила бы следы того, что ею только что воспользовались. Ничего.

Вскоре вернулся ОТар — с подкреплением, присланным из управления, а после него появился Гейтвуд. Он был вне себя от ярости.

— Снова вы все изгадили! Я не заплачу ни цента вашему агентству! Ну а вы… а вас… Я все переверну вверх ногами, но добьюсь, чтобы вас вернули патрулировать улицы, детективы недоделанные!

— Как выглядела женщина? — спросил я.

— Как будто я знал, что это вам может понадобиться! Я ведь думал, что вы поблизости и готовы ее арестовать. Она была старая, сгорбленная, но лица ее я не видел — на ней была вуаль. Ну а вы, черт бы вас побрал, вы-то что о себе думаете? Это же настоящий скандал, проклятье…

Я кое-как его успокоил и поволок обратно к дому, предо­ставив полицейским внимательно исследовать территорию. Было их теперь четырнадцать или пятнадцать, в каждых воротах торчал по меньшей мере один. Одри должна была явиться, как только ее освободят, поэтому я хотел быть на месте, чтобы сразу взять ее в оборот. Мы имели неплохие шансы задержать похитителей, прежде чем они куда-нибудь смоются, если только девушка сможет нам что-нибудь о них рассказать.

Вернувшись домой, Гейтвуд присосался к бутылке, а я закрутился как белка в колесе, одним ухом прислушиваясь к телефону, другим — к дверному звонку. ОТар и Тод звонили каждые полчаса, чтобы узнать, нет ли вестей от девушки. Сами они пока ничего не вынюхали.

Они приехали в резиденцию Гейтвудов в девятом часу вместе с Люском. Женщина в черном оказалась мужчиной, который давно успел скрыться.

За запертой дверью черного хода в одном из доходных домов нашли женскую юбку, длинный плащ и шляпу с вуалью — все черное. Расспросив жильцов, полицейские выяснили, что тремя днями раньше одну из комнат снял молодой мужчина, записавшийся под фамилией Лейтон. Разумеется, его дома не застали. В комнате обнаружили множество окурков, пустую бутылку и больше ничего, кроме того, что там было до все­ления Лейтона.

Выводы были очевидны. Он снял комнату, чтобы иметь доступ в меблирашку. Переодетый в женщину, он вышел на свидание с Гейтвудом через запасной вход, который оставил открытым. Потом он вбежал в дом, закрыл дверь на задвижку, сбросил женскую одежду, прошел здание насквозь и вышел через парадный вход, прежде чем мы успели забросить свою, как выяснилось, дырявую сеть. Возможно, во время бегства он вынужден был раз-другой прятаться в подъездах от автомо­билей ОТара и Хода.

Лейтон, как оказалось, был мужчиной лет тридцати, худым, с черными волосами и темными глазами. Рост — метр семь­десят, может быть, метр семьдесят пять. На соседей, которые видели его раза два, он произвел впечатление приличного молодого человека, выглядевшего весьма элегантно в своём коричневом костюме и бежевой фетровой шляпе.

Оба детектива, так же, как и инспектор Люск, абсолютно исключали, что Одри хотя бы какое-то время держали в комнате, снятой Лейтоном.

Пробило десять, а от девушки все еще не было никаких вестей.

Гейтвуд растерял свою беспардонную агрессивность; каза­лось, он вот-вот раскиснет. Он плохо выносил длительное напряжение, а алкоголь ему в этом отнюдь не помог. Я не питал к нему какой-либо симпатии — ни на основании того, что я о нем слышал, ни на основании личных контактов, но теперь мне стало его жаль.

Я позвонил в агентство и спросил относительно донесений детективов, проверявших знакомых Одри. Оказалось, что по­следней ее видела некая Эгнис Дейнджерфилд. Одри шла одна по Маркет-стрит в районе Шестой улицы между восемью пятнадцатью и восемью сорока пятью вечера. Их разделяло довольно большое расстояние, к тому же Одри шла по другой стороне улицы, так что Эгнис с ней не разговаривала. Кроме того, наши парни выяснили, что Одри — совершенно невыносимая и разнузданная девица, которая водит дружбу с подозрительными особами и легко может попасть в руки профессиональных преступников.

Наступил полдень, а Одри все не было. Мы дали распоря­жение газетам, чтобы они опубликовали подготовленные материалы, дополненные описанием событий последних часов. Гейтвуд, совершенно сломленный, застыл в кресле, подперев голову руками и глядя в пол. Я как раз собирался выйти, осененный внезапной догадкой, когда он поднял на меня взгляд. Я не узнал бы его, если бы перемены с ним не происходили у меня на глазах.

— Как вы думаете, что могло ее задержать? — спросил он.

У меня не хватило духу ответить ему, какой вывод напра­шивается теперь, когда выкуп уплачен, а девушка не появ­ляется. Я отделался парой общих фраз и вышел.

Я поймал такси и попросил отвезти меня в торговый центр. Я ходил из одного магазина в другой, задерживаясь во всех секциях, торгующих товарами для женщин — от туфель до шляп, и расспрашивал, не покупал ли в последние дни какой-нибудь мужчина с внешностью Лейтона одежду для молодой женщины с фигурой Одри Гейтвуд. Побывав в пяти магазинах и не получив нигде подтверждения, я поручил проверку остальных городских магазинов парню из нашего агентства, а сам на пароме переправился на другую сторону залива, чтобы прочесать универмаги Окленда. И в первом же из них мне повезло.