Не в укор Бомарше будет сказано, что он любил деньги и зарабатывал их разными способами, в том числе сочиняя драматические произведения. Поскольку его первые две пьесы не имели особого успеха, у него не было возможности прочувствовать, до какой степени сложившаяся система взаимоотношений авторов с исполнителями их произведений ущемляла права первых в пользу вторых. Защищая собственные права, он тем самым защищал интересы всех своих собратьев по перу, и те в конце концов признали эту его заслугу.
С незапамятных времен авторы пьес получали за их постановку лишь заранее оговоренную сумму, а поскольку никогда не было гарантии, что пьеса будет иметь успех, директора театров предусмотрительно сводили авторские гонорары к смехотворным суммам. После протеста драматурга и либреттиста Филиппа Кино в 1653 году было принято решение, что отныне автор пьесы, пользующейся успехом у публики, будет получать определенный процент от театральных сборов. В 1697 году вышел королевский указ, предписывавший отчислять автору девятую часть сборов от пятиактной пьесы и двенадцатую часть – от трехактной. При этом процент высчитывался не с общей прибыли от проданных мест, как это практикуется сейчас, а с так называемого «чистого дохода», остававшегося после вычета из суммы сборов постановочных расходов, которые составляли 500 ливров для пятиактной пьесы и 300 ливров – для трехактной. Если чистый доход хотя бы один раз оказывался меньше суммы, затраченной на постановку пьесы, она «попадала под особые условия», то есть автоматически превращалась в собственность труппы, которая приобретала таким образом право исключить пьесу из репертуара, а затем к ней вернуться и с успехом играть на сцене, не имея больше никаких обязательств перед ее автором.
Это положение вещей, и так более чем невыгодное для драматургов, в 1757 году вновь было изменено в пользу «Комеди Франсез»: суммы фиксированных постановочных расходов были увеличены. Отныне, если хотя бы единожды сбор от пьесы оказывался меньше 1200 ливров зимой и 800 ливров летом, автор лишался всяких прав на нее; случалось, что драматурги, в частности Лонвей де ла Соссей, в результате уловок директоров театров оказывались их должниками.
Мало этого, теперь из суммы чистого дохода стали вычитать стоимость абонементов. Таким образом, драматургу причитался процент лишь от суммы прибыли от билетов, проданных непосредственно перед спектаклем, причем эта сумма, из которой вычитались постановочные расходы и в которую не входила стоимость абонементов, сокращалась еще на четверть за счет отчислений в пользу бедных. С помощью этой системы было проще простого в день невысоких сборов занизить прибыль до такого уровня, чтобы в буквальном смысле конфисковать пьесу в пользу театра.
Сила актеров заключалась в их единстве и сплоченности и в том, что при защите своих интересов они опирались на поддержку четырех государственных мужей – кураторов театров, готовых выполнить любые их требования ради того, чтобы пользоваться благосклонностью самых соблазнительных актрис.
В борьбе с подобной организацией, основанной на взаимной поруке, нищие, вечно ссорившиеся друг с другом драматурги не имели никаких шансов на победу. Если кто‑то из них пытался протестовать, его пьесы больше не принимали ни в одном театре. Многие авторы, в ущерб своей репутации, вынуждены были отдавать свои произведения в Итальянский театр, где условия были не столь суровы.
Каждый раз, когда Бомарше брался за какое‑либо дело, оно заканчивалось громким скандалом. Прекрасно зная нравы актеров «Комеди Франсез» и не имея иллюзий насчет практикуемых ими методов, он опасался, что они подстроят падение сборов от одного из спектаклей «Цирюльника» ниже официально установленного уровня, чтобы отобрать у него пьесу. Он не стал скрывать своих опасений от герцога де Ришелье, одного из четырех кураторов «Комеди Франсез». Ришелье, бывший в курсе многочисленных конфликтов, в которые он благоразумно предпочитал не вмешиваться, подумал, что Бомарше, снискавший нелюбовь писательской братии, но весьма популярный в театральной среде, возможно, является тем самым человеком, которому удастся найти взаимоприемлемое решение наболевшей проблемы; с этой целью он дал ему письменное разрешение проверить бухгалтерские книги «Комеди Франсез».
Пайщики театра не придали никакого значения письму маршала, заявив, что у самого Ришелье не больше прав, чем у Бомарше, на проверку их бухгалтерии.
Будучи в то время занятым другими проблемами, такими, как поставки военного снаряжения в Америку и участие в судебных процессах, касавшихся его лично, Бомарше, который не имел ни малейшего желания ссориться с актерами «Комеди Франсез» и терять благосклонность мадемуазель Долиньи, исполнительницы роли Розины, в какой‑то момент решил отказаться от этой борьбы. Узнав об этом его собратья по перу, в частности Седен, стали умолять его встать на защиту униженных драматургов. Эти просьбы подстегнули обожавшего любую борьбу Бомарше. Поскольку приближалось уже тридцать второе представление его «Севильского цирюльника» на сцене «Комеди Франсез», он потребовал, чтобы театр полностью рассчитался с ним, представив подробный отчет.
Пайщики «Комеди Франсез» делегировали к автору пьесы актера Дезесса с тем, чтобы тот передал ему 4506 ливров в качестве причитающегося ему процента от сборов. Поскольку никаких подтверждений правильности расчетов Дезесса не представил, драматург отказался принять у него деньги и вновь потребовал подробного финансового отчета. В ответ на это ему сообщили лишь, на какую сумму были проданы перед спектаклями билеты, и сказали, что подсчитать стоимость абонементов, часть из которых была пожизненной, не представляется возможным.
На яростные протесты Бомарше пайщики «Комеди Франсез» ответили готовностью создать комиссию, которая совместно с адвокатами разберется в этом деле, но, чтобы показать, что они не собираются сдаваться, временно исключили «Цирюльника» из репертуара.
«Идея созвать на настоящий консилиум адвокатов и доверенных лиц для того лишь, чтобы выяснить, следует или нет посылать мне подробный и должным образом подписанный отчет о причитающихся мне суммах за авторские права на мою пьесу, кажется мне весьма странной», – признался Бомарше, уязвленный тем, что его требование получить «выписку из бухгалтерских книг» было встречено столь враждебно.
Объявленный консилиум так и не собрался. Бомарше, узнав об этом, с еще большим энтузиазмом принялся настаивать на выполнении своих требований. Но постановку «Цирюльника» не возобновили. Пайщики «Комеди Франсез» обратились за помощью к герцогу де Дюра, еще одному официальному куратору театров, и попросили его вступить в переговоры с Бомарше.
Литератор и член Французской академии герцог де Дюра признал справедливость требований драматурга и предложил вместо существующей произвольной системы деления прибыли ввести новую, основанную на договоре, в котором будут должным образом зафиксированы права обеих сторон. Дюра посоветовал Бомарше обсудить условия договора с несколькими драматургами, но Бомарше заявил, что, поскольку все авторы, пьесы которых ставились в «Комеди Франсез», равны в правах, то и собрать нужно их всех.
Герцог с этим согласился, и 27 июня 1777 года Бомарше разослал всем своим коллегам‑драматургам приглашения к себе на обед, во время которого предполагалось обсудить условия соглашения, предложенного герцогом де Дюра.
Литература занимала в жизни Бомарше далеко не главное место, поэтому он даже не подозревал о раздорах, царивших в кругу профессиональных писателей. Ему казалось, что дело быстро пойдет на лад уже хотя бы потому, что он попросил председательствовать на этом собрании трех драматургов, являвшихся членами Французской академии.
Двое из них – старик Сорен, автор «Спартака», чья слава осталась в прошлом, и Мармонтель, находившийся на пике популярности, – с воодушевлением откликнулись на приглашение. Зато недавно ставший академиком Лагарп заупрямился: этот молодой человек отличался таким склочным характером, что коллеги прозвали его «Гарпией», умение прощать обиды никогда не входило в список его добродетелей. Он отказался от приглашения на обед, но сообщил, что готов принять участие в обсуждении договора при условии, что двое из его коллег, Совиньи и Дора, не будут присутствовать на этом собрании. Бомарше, который желал видеть у себя всех драматургов, попросил Лагарпа забыть на время о вражде, дабы «не делить метлу на отдельные прутья». Однако Лагарп не внял этому мудрому совету и заявил, что «он не может считать двух названных им авторов честными писателями». Лишь позднее, осознав, что на карту поставлены его собственные интересы, Лагарп поступился ради них своими принципами.
