Именно Троцкий, осуществив показательный расстрел капитана Щастного, продемонстрировал себя ярчайшим представителем «пятой колонны». Об этом эпизоде С.П.Мельгунов пишет: «Не могло быть ничего более возмутительного, чем дело капитана Щастного, рассматривавшееся в Москве в мае 1918 г. в так называемом Верховном Революционном Трибунале. Капитан Щастный спас остаток русского флота в Балтийском море от сдачи немецкой эскадре и привел его в Кронштадт. Он был обвинен тем не менее в измене, обвинение было сформулировано так: «Щастный, совершая геройский подвиг, тем самым создал себе популярность, намереваясь впоследствии использовать ее против советской власти». Главным, но и единственным свидетелем против Щастного выступил Троцкий. 22-го мая Щастный был расстрелян «за спасение Балтийского флота»».

Троцкий писал: «Устрашение является могущественным средством политики, и надо быть лицемерным ханжой, чтоб этого не понимать. Трудно обучить массы хорошим манерам, они действуют поленом, камнем, огнем, веревкой» (цитируется по книге Р. Гуля).

Троцкий одним из первых поддержал идею учреждения в армии института военных комиссаров: «Комиссар — это политический деятель, революционер…Если комиссар заметил, что со стороны военного руководителя угрожает опасность революции, комиссар имеет право беспощадно расправиться с контрреволюционером вплоть до расстрела». То есть в основу устройства армии, как и всего государственного аппарата был положен основополагающий принцип Каганата — «руководящий» вождь, а при нем — главная фигура, фигура политического руководителя!

Для руководства военными операциями и для участия в них был сформирован особый поезд, вооруженный пушками и пулеметами, за которым следовал второй, в котором находилось 300 кавалеристов, аэроплан, вагон-гараж для пяти автомобилей, телеграф, типография, библиотека и баня. По своим функциям поездная команда Троцкого мало чем отличалась от карательного отряда, «чувствуя поезд в немногих километрах от линии огня, даже наиболее нервно настроенные части, и прежде всего их командный состав, тянулись изо всех сил», — отмечал Троцкий. То есть уже в гражданскую войну Троцким была создана система заградительных отрядов, в бесчеловечном создании которой современные демократические «историки» обвиняют И.В.Сталина.

«Нельзя строить армию без репрессий, нельзя вести массы людей на смерть, не имея в арсенале командования смертной казни…» — писал Троцкий в «Моей жизни».

Если расстреливать, то без разбора, если в лагеря — сажать поголовно вне зависимости от отношения к конкретным распоряжениям и действиям властей, если заложники — неважно кто: женщины, дети, старики, главное, что они числились по «контрреволюционному ведомству».

4 июня 1918 года Троцкий отдал распоряжение отрядам, сражающимся против чехословацких мятежников:

«…Не сдающих добровольно оружие (мятежников), согласно ранее изданному приказу, расстреливать на месте. Насильно разоруженные эшелоны должны заключаться в концентрационные лагеря» (цит. по книге «Лев Троцкий». Минск, 1998).

Об обстановке в одном из таких лагерей (холмогорском) С.П.Мельгунов со слов заключенного пишет: «…На 1200 заключенных за полгода приходится 442 смерти!! В холмогорском лагере наряду с темным карцером и специальной холодной башней есть еще особый «Белый Дом». Это специальная изоляция для некоторых провинившихся. В маленькой комнате (даже без уборной) заключено бывает по 40 человек. Автор рассказывает о больных сыпным тифом, валявшихся здесь дней по 10 до кризиса без всякой помощи. «Некоторые просидели больше месяца, заболели тифом и кончили психическим расстройством». Это ли не пытка?» (выделено мной. — В.Б.).

По распоряжению Троцкого репрессиям подвергались не только офицеры — перебежчики из Красной Армии, но и члены их семей. Негативное впечатление от репрессивной политики Троцкого и его помощников усиливалось наличием того самого «национального фактора», то есть засилья евреев в большевистском руководстве, из-за которого Троцкий сразу же после победы Октябрьской революции отказался от поста наркома внутренних дел.

В Красной Армии Троцким насаждался культ собственной личности, в Уставе 1922 года (параграф 41) было написано: «Тов. Троцкий — вождь и организатор Красной Армии. Стоя во главе Красной Армии, тов. Троцкий ведет ее к победе над всеми врагами Советской республики».

Троцкий был автором модели «милитаристского социализма». В основе этой модели лежало требование милитаризации хозяйства страны, превращения ее в подобие гигантской военной казармы, где все делалось бы по приказам сверху, а массы были бы послушными исполнителями воли своих командиров (Н.А.Васецкий).

Троцкий внес большой вклад в формирование однопартийной системы в Советской России. Он соглашался на коалицию с другими партиями только при условии, что большевики получат 75 % мест в составе правительства и Ленин останется его главой.

В 1920 году вышла работа Троцкого «Терроризм и коммунизм», в которой он дал обоснование необходимости террора в период диктатуры пролетариата. Подвергнув критике учение о естественных правах человека, он назвал их «пересказом христианского спиритуализма» для утешения народа. Троцкий считал человека ленивым животным, боящимся инициативы и напора, особенно, как он считал, это касалось российского крестьянина: «Чем болен наш русский мужик — это стадностью, отсутствием личности…»

«Пока у нас недостаток хлеба, крестьянин должен будет давать советскому хозяйству натуральный налог в виде хлеба под страхом беспощадной расправы…». Он предлагал создать нечто вроде карательного корпуса для выбивания из деревни налога и создания продовольственных баз.

«Все население города и деревни должно понять, что устранение всех видов трудового дезертирства и шкурничества, несвоевременной явки на работы, неряшливости, бездельничанья, злоупотребления является вопросом жизни и смерти для всей страны и должно быть достигнуто в наикратчайший срок, хотя бы и самыми суровыми методами» (Троцкий «Как вооружалась революция», 1924).

«Расстреливали где попало: у тюремной стенки, в подвалах, в оврагах, в лесах, расстреливали кого попало: монархистов, республиканцев, социалистов, зажиточных крестьян, интеллигентов, буржуа, офицеров, священников. На чекистском языке это называлось «противозаразной прививкой». И Дзержинский привил ее в такой дозе, что вся страна замерла в кладбищенской тишине» (Роман Гуль).

Мнение второго человека о русских в новом государстве:

«Русская мысль, как и русская экономика, развивались под непосредственным давлением более высокой мысли и более развитой экономики Запада…Вся русская наука есть… искусственная прививка к естественному стволу национального невежества» {Троцкий Л. Итоги и перспективы. Движущие силы революции. 1906). Известны его высказывания о великом русском ученом Д.И.Менделееве как о «реакционном бюрократе».

По сведениям А.Дикого, в первую волну чекистского террора (1917–1923 гг.) погибло: академиков, профессоров, писателей, художников, учителей, студентов — 160 000 человек, чиновников, офицеров, фабрикантов, торговцев, полицейских и жандармов — 50 000 человек, духовенства — 40 000 человек.

Все это привело к тому, что к началу 30-х годов русская интеллигенция, как класс, была заменена скороспелыми еврейскими «интеллигентами».

«Чтобы показать, сколь значительной была в 1930-х годах роль людей еврейского происхождения в жизни столицы СССР, обратимся к такой, без сомнения, важной области, как литература, к доподлинно известному нам национальному составу Московской организации ССП (Союза советских писателей), точнее, наиболее «влиятельной» ее части», — писал

В.Кожинов, отмечавший, что «перескакивание» от НКВД к Союзу писателей было закономерно — в Союзе состояло немало бывших чекистов, например, И.Э.Бабель, О.М.Брик, А.Веселый (Н.И.Кочкуров), Б.Волин (Б.М.Фрадкин), И.Ф.Жига, ГЛевич (Л.Г.Калмансон), Н.Г.Свирин, А.И. Тарасов-Радионов.