– Похоже, Андрей прав. По-трезвому такое есть нельзя! – хмуро заявил и предатель Жомов, которому посчастливилось не пробовать подобной пищи со времен своей детдомовской юности. – Надо делать отсюда ноги!..

Рабинович, приготовившийся стерпеть все ради девяти золотых, полученных вчера от Бедивера, утратил остатки мужества, глядя, как его друзья покидают столовую. Горестно вздохнув и с сожалением посмотрев на свою порцию каши, Сеня поднялся из-за стола и последовал примеру друзей. Вот тебе, Рабинович, и демократические реформы!..

Гауптвахта в замке сэра Бедивера выглядела куда менее приглядно, чем та, на которой довелось посидеть Жомову во время его службы в Российской Армии. Представляла она собой просто-напросто трехметровой глубины яму, обложенную грубо отесанным песчаником.

– Говорил я вам, что нужно было сразу домой назад сматываться?! – в который уже раз за два дня, прошедших с момента ареста, проговорил Попов. – Теперь будем здесь сидеть, пока плесенью не покроемся. Ни тебе умыться, ни в туалет по-человечески сходить. А от овсянки я скоро ржать начну. Словно жеребец неоскопленный…

На его слова уже никто внимания не обращал. Первое время Рабинович пытался убедить Андрюшу в том, что без Мерлина в свой век вернуться никак не получится. Да еще и неизвестно, понимает ли сам колдун-перестарок, как он попал в их время, и может ли повторить свой смертельный трюк. Однако от Попова слова Сени отлетали, как от стенки горох.

Жомов изредка покрикивал на обоих, когда слишком шумные перепалки начинали его раздражать. Но и это на Андрюшу не действовало. Даже Мурзик, которого почему-то засадили на гауптвахту вместе с хозяином, пару раз рычал на Попова. Но эксперт-криминалист все равно не переставал стонать по любому поводу, вспоминая все блага цивилизованной жизни.

Арестовали друзей почти сразу после первого завтрака их новой солдатской службы. Какой-то доброхот немедленно доложил сэру Бедиверу о выходке «сарацинов» в столовой. Владыка окрестных земель тут же принял меры, чтобы в корне пресечь начавшийся бунт. Он выслал для ареста тридцать закаленных в сражениях солдат, и друзей перехватили еще до того, как они по лабиринтам замка добрались до своей комнаты.

Неравный бой в тесном пространстве коридора получился слишком быстротечным. Только Жомов успел помочь поцеловаться со стеной четверым стражникам Бедивера да Рабинович уложил одного на пол ударом в лоб. Большего друзья не смогли. Взятые в кольцо солдатами, ощетинившимися частоколом копий, «сарацины» были вынуждены принять капитуляцию. Причем на условиях более позорных, чем те, что были предоставлены фашистской Германии весной сорок пятого.

С тех пор трое друзей неоднократно разрабатывали способы побега, но отвергали их один за другим. И отнюдь не из-за трехметровой глубины своей тюрьмы. Для гиганта Жомова это не являлось препятствием. Как не остановила бы его и деревянная решетка, закрывавшая яму и запертая примитивным замком.

В первую очередь планы побега не принимались из-за того, что никто из друзей не имел представления о том, где находятся их чудесные «демократизаторы», без которых справиться со стражниками замка, значительно превосходившими в численности, не представлялось возможным.

Конечно, была надежда на то, что Мурзик сможет отыскать личные вещи ментов по характерному запаху, но полной уверенности в этом не было. Попробуйте-ка унюхайте что-нибудь в этом средоточии вони! К тому же неизвестно, как могут охраняться «демократизаторы» и прочая амуниция.

Мешало побегу и полное незнание географии страны, в которой друзья оказались по злой воле треклятого колдуна! Куда бежать, когда даже приблизительно не знаешь, где находишься? И есть ли такое место, где всю троицу не выдадут Бедиверу как беглых клятвоотступников? Да и на лошадях из замка не вырвешься: расстреляет охрана из своих карликовых луков. А без лошадей далеко не уйдешь. Местная кавалерия быстро настигнет.

В итоге на всеобщем собрании заключенных при двух «за» и одном воздержавшемся было решено ждать, пока всех не выпустят с гауптвахты. А затем уже и поступать по обстоятельствам! Мурзика, естественно, никто не спросил.

Пищу приносили один раз в день. И то ближе к вечеру. Кормили арестантов той же овсянкой, которой они так бессовестно пренебрегли в первый день воинской службы. Вот только теперь, ввиду отсутствия других продуктов питания, жиденькую кашу лопали все. Даже Мурзик.

В этот раз на улице уже почти стемнело, и сквозь балки деревянной решетки на дно колодца начали заглядывать огромные звезды, а ужин (он же и обед, и завтрак) все не несли. Попов принялся громко стенать, жалуясь на нарушения прав человека, но его крики так и остались без ответа. Если, конечно, не считать ответом удивленный вопль кота, заглянувшего сквозь решетку и получившего от Жомова камнем по носу.

– Че орете, благородные рыцари? – наконец раздался поблизости от гауптвахты голос слуги, а затем на краю ямы показалась и его лохматая голова. – Скучаете, что ли?..

Жомов, собравшийся запустить камнем и в слугу, едва сумел удержать руку. Но вот не выругаться он не смог: окруженная светом звезд, словно лик святоши нимбом, сквозь прутья решетки в яму заглянула ухмыляющаяся физиономия Кауты.

– Ты, грязный, вонючий, проклятый сакс, – с угрозой в голосе полюбопытствовал Иван, – пришел отыграться за то, что я тебе в деревне рыло начистил?

– Ну вот! Так всегда: бритты что-то натворят, а все в этом саксов обвиняют, – обиделся Каута. – Я, что ли, вас сюда посадил?

– Ты что здесь делаешь? – удивленно спросил Рабинович, крайне заинтересованный происходящим. – Тебя же в деревне оставили…

– Правильно, оставили, – согласился сакс. – Вот этот здоровый и бестолковый благородный господин согласился взять меня в услужение. А потом бессовестно бросил, едва бриттские свиньи его в гости пригласили. А я слов назад не беру. Сказал, что буду служить? Значит, буду служить. Позвольте полюбопытствовать, сколько вы еще тут торчать собираетесь?

– Во охренел! – удивился Жомов. – Мы что? Отсюда спокойно выйти можем?

– Конечно, – Каута посмотрел на друзей, словно на сумасшедших. – Вы никогда о суде рыцарской чести не слышали, что ли? Вот темнота!..

В течение следующего получаса сакс, как мог, пытался объяснить троим «сарацинам», что такое рыцарский суд чести. Попов постоянно перебивал его и не замолчал, пока не получил сразу все три порции овсянки (не считая миску Мурзика). Жомова с Рабиновичем убогая пища уже не интересовала. Они получили шанс выбраться из заточения и ни о чем другом теперь думать не могли.

Оказывается, просто так в яму можно посадить только рядового простолюдина. Людям благородным полагается суд, на котором обвиняемый и истец мочат друг друга без зазрения совести копьями, мечами, топорами и всем остальным, что попадется под руку, доказывая свою правоту.

Главным судьей их поединка является сам Господь Бог. Ибо, если обвиняемый невиновен, то «праведный судия» вложит победу в его руки. В противном случае верх одержит истец. Помимо головы обвиняемого, на этом суде выясняется дальнейшая судьба его имущества. Если же подзащитный невиновен, то ему обязаны выплатить компенсацию за моральный ущерб из средств противной стороны.

– Ни хрена себе! Это сколько же я народу бы пересажал, если бы у нас такая судебная практика была? – удивился Жомов. Рабинович в самых ласковых выражениях попросил Ивана «заткнуть пасть».

– А если Бедивер откажет нам в таком суде? – поинтересовался Сеня у Кауты.

– Не откажет, – уверенно ответил сакс. – Его тогда к Круглому столу короля Артура и близко не подпустят. К тому же всеобщему осуждению предадут и будут его знамя везде кверху ногами вывешивать.

– Его бы самого кверху ногами куда-нибудь повесить, – проворчал Жомов.

– И я про то же! – согласился с ним Каута, оскалившись в злобной усмешке.

– Но ведь короля Артура нет в стране? – засомневался Рабинович. – Наплюет Бедивер на все законы и не станет нас слушать!