– Не наплюет, – успокоил его Каута. – Его потом соседние рыцари так оплюют, что любой верблюд результату позавидует!..

– Тогда мчись к этому уроду и скажи, что мы требуем поединка, – самодовольно приказал Кауте Рабинович.

– Чур, я с ним биться буду! – закричал Жомов, на что получил решительный отказ.

– Нет, Ваня, я вас в эту историю втянул, мне и обратно всех вытаскивать! – благородно предложил Рабинович. Возразить на это Жомову было нечего.

– Да прекратите вы орать? – недовольно проворчал Попов. – У меня от ваших воплей кусок в горло не лезет!

Каута оказался прав. Получив такой вызов от «сарацинов», Бедивер отказаться не мог. Скрипя зубами от злости на того козла, который имел наглость просветить чужестранцев по поводу местных законов, и пообещав оторвать подлецу голову, если его найдет, Бедивер согласился на поединок.

Уже через час после разговора с Каутой троих друзей достали из ямы и отконвоировали в ту самую комнату, где они провели ночь после пиршества, оказавшего такие роковые последствия на всю их дальнейшую судьбу. «Сарацинам» даже все их имущество вернули. Включая и те девять золотых, полученных по контракту. Сеня за этим особо проследил.

– А пожрать что-нибудь дадут? – полюбопытствовал Попов у одного из слуг. – А то у меня желудок до размеров куриного усох!

Поесть не дали. Оказывается, перед поединком следовало поститься. Чтобы предстать на ристалище чистым и телом и душой! Андрюша, конечно, поворчал о том, что биться будет Рабинович. Дескать, пусть он один и постится. Но его уговоры ни к чему не привели. Видимо, жадина Бедивер просто решил сэкономить припасы!

Утро в день поединка выдалось дождливое. Мелкие капли не переставая сыпались из низких и серых, словно милицейская форма, облаков. Ристалище, хотя и утоптанное копытами лошадей сильнее, чем футбольное поле взбесившимся «Спартаком», мгновенно разбухло. К десяти утра по нему уже смело можно было плавать на байдарках. Чтобы хоть как-то привести его в божеский вид, полгорода принялось таскать на ристалище песок в плетеных корзинах.

Еще вчера с вечера весь Бенбери был взбудоражен слухами о предстоящем матче «УВД» – «Рыцари». В кабаках ставки принимались до утра. А если кто не успел сделать свой выбор, мог перед поединком справиться у букмекеров относительно шансов на выигрыш каждого кандидата. Рабинович буквально разрывался оттого, что невозможно одновременно драться и принимать ставки на себя самого!

В качестве представителя обвинения Бедивер выставил рыцаря Грифлета, одержавшего в предыдущих десяти матчах девять побед. Проиграл благородный Грифлет только самому Ланселоту Озерному. Что, как известно, за поражение не считается. Еще поспорить стоило, справился бы с непобедимым Лансом сам король Артур! Поэтому на Грифлета ставки принимались 2:1, тогда как на малоизвестного Рабиновича 10:1. Да это и понятно – кто захочет ставить на темную лошадку?

Сеня, конечно, такой шанс упустить не мог. Пока Жомов помогал ему с подгонкой амуниции, Рабинович пинками выгнал под дождь ворчащего Попова и заставил Андрюшу вложить все сбережения друзей в себя самого. Единственное, что Рабиновичу не удалось вытащить у эксперта, так это килограммовый серебряный крест. Неизвестно почему, но Попов сроднился с этим амулетом и едва не стукнул Рабиновича крестом по лбу, когда тот попытался отобрать серебряную безделушку силой.

Каута постоянно вертелся поблизости от Жомова, давая ценные советы. Сакс пожертвовал ради такого случая даже свою кольчугу, которую Рабинович нацепил под металлический нагрудник, выделенный сердобольным Жомовым. Горшок на голову Сене тоже нашли. Даже почти подходящего размера! Если Рабинович резко не мотал головой, то и шлем соглашался не сползать ему на глаза.

– Блин, бронежилет и полный боекомплект меньше весят! – удивился Сеня, попытавшись попрыгать в новой форме. – На лошадь меня сами сажать будете…

Жомов оглядел друга с ног до головы и остался доволен. Прикид у Рабиновича вышел классный. Это ничего, что в доспехах Сеня напоминал хоккейного вратаря, скрещенного с Медным всадником! Главное, что выглядел стильно. Совершенно по существующей моде.

Прямо перед началом поединка Жомов занялся главной частью вооружения Рабиновича. Ваня беспардонно обломал с турнирного копья железный наконечник, чем вызвал у Кауты истерику. Вместо него Жомов намертво привязал к древку свою резиновую дубинку. Это безобразие вообще довело несчастного сакса до приступа стенокардии.

«Демократизатор» Рабиновича Иван повесил владельцу на пояс. И Сене пришлось минут пятнадцать тренироваться для того, чтобы суметь его отцепить, пользуясь тем минимумом обзора, который оставляли ему прорези в гермошлеме. С пятой попытки это получилось, и оба друга решили, что Рабинович к бою теперь достаточно подготовлен.

– Ты, главное, Сеня, в него этой хреновиной попади, – давал последние инструкции Жомов, тыча своей лапищей в новоизобретенное копье. – Потом падай с лошади и мочи его лежачего. Только сам себя дубинкой не приласкай! А то снесет голову к шутам собачьим…

Собаки-то тут при чем?! Я, что ли, по ристалищу как дурак буду носиться?

Попов вернулся как раз к тому моменту, когда сенешаль с надрывом начал вопить, вызывая бойцов к поединку. Андрюшино возвращение оказалось как нельзя кстати, потому что Жомов с Каутой никак не могли вдвоем затащить Рабиновича на каурую кобылу. Стоило им посадить Сеню верхом с одной стороны, как тот тут же начинал падать на другую!

Видя столь впечатляющие навыки верховой езды, болельщики на трибунах заулюлюкали и засыпали Рабиновича насмешками. Хорошо, хоть яйцами тухлыми кидать не стали! Когда Сеню наконец усадили на кобылу, ставки на него упали до 20:1.

Услышав такое, Рабинович едва снова не вывалился из седла. Он так страшно начал ругаться, что Жомов испугался за свою психику. Иван попытался успокоить Сеню, но ничего из этого не вышло. Рабинович начал стаскивать с себя металлический нагрудник и требовать, чтобы Попов пошел и внес эту часть амуниции в качестве еще одной ставки.

Такого издевательства даже Андрей не выдержал. Он плюнул на свои чувства и пошел ставить на Рабиновича серебряный крест. Только после этой жертвы Сеня и смог успокоиться. Но заволновалась лошадь. Видимо, богатство Сениного фольклора что-то повредило у нее в голове. И бедное животное согласилось идти на ристалище только задом!

Сражаться так было, естественно, невозможно. Сенешали, посовещавшись, разрешили произвести замену транспортного средства. Такой рисковый трюк потребовал немало времени. Поскольку теперь, чтобы снять Рабиновича с лошади, потребовался грум, пытавшийся успокоить расстроенное животное в течение пятнадцати минут.

К тому времени, когда Сеня наконец смог выехать на ристалище, Грифлет изрядно промок под непрекращающимся дождем и начал потихоньку ржаветь. А его лошадь по колено погрузилась в грязь. Вытащить ее из тины на более твердое место удалось лишь с третьей попытки. И то только после того, как животное увидело Попова, направившегося к грумам на выручку!

На несколько секунд все на трибунах затихли, ожидая начала поединка. Рабинович сквозь узкие прорези шлема с трудом, но различал перед собой соперника и смог нацелить на него импровизированное копье. Жена сэра Бедивера грациозно уронила с центральной трибуны прямо в грязь ристалища носовой платок, в который только что сморкалась, и битва началась!

Собственно говоря, Сеня сразу этого и не понял. Он услышал оглушительный рев труб, грохот барабанов и крики с трибун. Пытаясь разобраться в том, что происходит, Рабинович завертел головой и не заметил, как Грифлет пришпорил своего коня. Неизвестно, чем бы кончился поединок, если бы в этот момент Попов не шлепнул кобылу Рабиновича по крупу.

– Пошла, скотина! – заорал Андрюша, и лошадь больше подгонять не потребовалось. Она с такой скоростью взяла старт, что ее не остановил бы и локомотив, выехавший на встречную полосу!

Едва не поломав шейные позвонки, Сеня сумел все же развернуть голову в сторону надвигающегося, словно паровой каток, Грифлета. Всадники встретились почти в центре ристалища. Сенина кляча выиграла в этом забеге больше трех метров. Хотя и стартовала с опозданием. От прямого удара копья Грифлета Рабиновича спасло только то, что из-за бешеной скорости кобылы он не смог удержаться в седле и начал сползать на бок.