После долгих усилий гайка, наконец, подалась и стала медленно вращаться по нарезкам. Еще один оборот, и работа окончена. Инженер лихорадочно налег на щипцы, а секунду спустя уже летел вверх ногами на нижнюю площадку: гайка повернулась и соскользнула с винта легче, чем он ожидал, так что бедный Сломка не успел сохранить равновесие и удержаться на шаткой лесенке. В то же мгновение каюта выскользнула из своего места и отделилась от селенового шара, увлекая за собою центральные части аппарата.
Это не замедлило сейчас же отозваться на скорости, облегченный шар полетел значительно тише.
Но скорость падения все-таки оставалась большой. По вычислениям Сломки, до момента столкновения с поверхностью планеты оставалось еще добрых полчаса, как вдруг ужасный толчок заставил путешественников подумать, что их шар разлетается на тысячу кусков.
За первым толчком последовал другой, послабее, потом третий, четвертый и так далее. Аппарат покатился по какому-то склону, подскакивая временами подобно гигантскому мячу. Путешественники были оглушены громом селена и потеряли сознание от кувырков вокруг оси аппарата, к которой они предусмотрительно привязали себя.
И все-таки их падение на Меркурий можно было назвать не иначе как исключительно счастливым. Упади они на ровное место, аппарат наверняка не выдержал бы силы толчка и разбился вдребезги, а им самим пришлось бы навсегда распроститься с жизнью. На их счастье, шар упал на крутой склон высокой горы и благодаря этому вместо одного убийственного толчка испытал их несколько десятков, но зато гораздо более слабых.
Глава XVIII
НА ПЛАНЕТЕ МЕРКУРИЙ
— Ф-у-у! — вздохнул Сломка, когда шар закончил, наконец, свои прыжки и остановился неподвижно. — Я думал, этому конца не будет!
На слова инженера не последовало никакого ответа.
— Эй, о чем вы задумались? Пора выходить! — крикнул он своим спутникам, тщетно вглядываясь в окружающую его тьму.
И на этот раз не отвечал никто.
— Да что с ними сделалось? — пробормотал Сломка, вытаскивая из кармана магниевую свечку. — Можно подумать, что все пооткусывали себе языки.
Яркое пламя свечи озарило внутренность шара, и при его свете инженер увидел, что профессор, американец и Гонтран сидят на площадке, широко раскрыв глаза и не в силах выговорить слово. Их жалкие фигуры имели до того комичный вид, что, несмотря на всю серьезность положения, Сломка не мог удержаться от смеха.
— Бедняги, как их отделало! Эй, Гонтран, очнись, приехали! — принялся инженер расталкивать своего приятеля.
— Приехали? — машинально проговорил тот, наконец, очнувшись. — Черт бы побрал этот Меркурий! Посмотри, Вячеслав, цела ли у меня голова!
Вслед за Фламмарионом начали проявлять признаки жизни и старый ученый с Фаренгейтом. Вытащив платки, они стали вытирать катившийся с их лысин пот.
— Ну, давайте теперь выбираться отсюда, — ответил Сломка.
Задача была нелегкая: шар остановился как раз на своем нижнем отверстии, а добраться до верхнего казалось просто невозможным.
Однако благодаря изобретательности Сломки, преодолели и это затруднение. После целого ряда акробатических ухищрений, один за другим все выбрались из своей темницы и очутились на почве Меркурия.
Их встретило гробовое молчание тихой, звездной ночи, нарушаемое лишь каким-то слабым шумом, напоминавшим журчание воды. Темно-лазурное небо искрилось мириадами звезд. Кругом из ночного мрака выглядывали смутные очертания каких-то предметов, не то скал, не то деревьев.
Невольное чувство страха закралось в сердца путешественников среди этой гробовой тишины и беспросветного мрака неведомой планеты.
«Быть может, там, — думалось каждому, — скрытые густою тьмою, таятся чудовища, населявшие Землю в первые эпохи ее существования? Быть может, там, среди скал, пришельцев уже заметил холодный взгляд меркурианского ихтиозавра или нотозавра?»
В этот момент серебряный круг какого-то светила выплыл на небосклоне и бледным сиянием озарил окружающую местность.
— Венера! — воскликнули в один голос все четверо.
Оглядевшись кругом, они заметили, что находятся у подножия высокой горы, на опушке густого леса, с той стороны, откуда слышалось журчание, сверкала серебряная лента ручья.
— Вода! — воскликнул Фаренгейт, бросаясь в ту сторону.
Американец позабыл о том, что законы тяжести на Меркурии совершенно иные, чем на Венере и Земле, и потому, разбежавшись, не мог остановиться на берегу ручья, но с размаху попал в его воду, откуда, однако, через несколько секунд выпрыгнул обратно, ругаясь во все горло.
— Что за дьявольщина? Это чистый кипяток. Ой, как жжет! — кричал он, поспешно стаскивая с себя сапоги, наполненные горячей водой.
— Что с ним такое? — спросил обеспокоенный Михаил Васильевич.
— Ничего, ничего, — успокоил его Сломка. — Теплая ванна полезна мистеру Фаренгейту, чтобы охладить его голову.
Гонтран, которого гримасы американца крайне забавляли, крепко пожал ему руку.
— Благодарю вас, сэр Джонатан, — с чувством произнес он.
— Меня… за что, черт возьми? — в изумлении спросил американец.
— Благодаря вашему приключению мы можем быть уверены, что находимся на почве Меркурия, ближайшего соседа Солнца.
— А разве в этом можно сомневаться? — вмешался в разговор Михаил Васильевич. — Разве у нас нет над головою указателя, гораздо более верного, в виде небесного свода с его тысячами звезд? Взгляните, — продолжал старик, поднимая руку. — Вот на самом зените блещет семизвездие Большой Медведицы! Налево сверкают Орион и Ригель, а направо вы видите Арктур, Вегу, Капеллу и Проциона. Это расположение характерно для Меркурия.
Гонтран со смиренным видом ученика слушал лекцию старого ученого. Но вдруг, на самом интересном месте, он жестом попросил профессора замолчать и осторожно начал подкрадываться к близлежащим кустам.
— Куда вы? Что там такое, Гонтран? — спросил Михаил Васильевич.
Гонтран, не отвечая, приложил палец к губам и, припав на колени, осторожно пополз к кустам, стараясь не пошевелить ни одной веточкой.
Через минуту его торжествующий голос смешался с какими-то жалобными, отчаянными криками, которые нарушили торжественное молчание ночи и, прокатившись вдали, откликнулись в глубине леса таинственным эхо.
— Вот! — проговорил он, подбегая к своим спутникам, не понимавшим, в чем дело.
Все с любопытством взглянули и увидели бившееся в руках Гонтрана странное существо — птицу не птицу, но что-то в этом роде. Длинные кожистые крылья напоминали крылья летучей мыши. Круглая голова с одним большим глазом спереди оканчивалась странным органом вроде трубы. Лапы были без пальцев, но с длинными загнутыми когтями, которые, очевидно, помогали загадочному зверю гнездиться на деревьях.
Михаил Васильевич и Сломка с любопытством глядели на добычу Фламмариона.
— Что же, профессор, — обратился к старому ученому прозаичный американец. — Можно ее есть?
Старик пожал плечами.
— Не знаю. Вероятно, можно. Но есть ли у вас сердце?
— Есть, профессор, есть, не сомневайтесь, но имеется и желудок. После такой кашицы, которою мы питались на Луне — венузианское угощение я не считаю, — покушать дичи будет куда как приятно!
Сломка и Гонтран молчали, но их взгляды выражали одобрение словам американца. Не прошло и четверти часа, как на берегу горячего ручья запылал костер, и добыча Гонтрана, вздетая на вертел, стала превращаться во вкусное жаркое, которому поспешили отдать честь все, не исключая и старого ученого.
— Ну-с, а теперь что? Спать? — спросил Фаренгейт, потягиваясь после сытного ужина.
— Нет, нет, тронемтесь в путь, — произнес Михаил Васильевич, — нам надо пользоваться временем, пока не палит солнце. Лучше отдохнем, когда настанет дневной зной.
— Идет! Но куда же мы отправимся? — спросили Гонтран и Сломка.
— Судя по звездам, мы теперь находимся невдалеке от экватора Меркурия. Пойдемте пока прямо на восток, а там увидим.