Я вместе с Н. Э. Фельдманом встречал «МО-103». Тут же, на пирсе, Коленко, коротко доложив об атаке, сообщил, что среди взятых в плен фашистов — командир подводной лодки. Это было весьма интересно, ведь командир мог сообщить ценные сведения.

Фашистов повели в здание штаба бригады. Жалкое зрелище представляли собой они. Мокрые, грязные, с ног до головы в соляре. Гитлеровцы были потрясены случившимся, шли опустив головы. Один то и дело закатывался в истерическом хохоте, но никто из остальных и но пытался хоть как-то его поддержать и успокоить… Колоритную эту картину дополнял тот факт, что вдоль всей дороги от пирса до здания штаба стояли аляповатые березовые кресты — здесь в ту пору, когда шли бои под Ленинградом, фашисты хоронили своих вояк. Этим шестерым, выходит, еще повезло.

Пленных пришлось сначала отдать на попечение матроса-санитарки Фроси, которая помогала им отмыться от соляра. А тем временем Фельдман доложил обо всем на ФКП флота. Командующего и начальника штаба на месте не было, они находились на праздничном концерте, ведь на флоте-то был праздник, День ВМФ! Доклад принял начальник оперативного отдела капитан 1 ранга Ю. В. Ладинский.

— Допросите командира лодки, — сказал он, — чтоб доложить командующему уже какие-то подробности.

Нам и самим не терпелось это сделать. В кабинет Фельдмана под конвоем привели высокого холеного немца, который сразу же заявил, что ни на какие вопросы он отвечать не будет. Фашист изо всех сил старался придать своему лицу надменное выражение, но получалось это у него неважно. Тем не менее допрос поначалу не пошел. Мы уж подумывали прекратить это дело, но совершенно неожиданно развязала язык своему подопечному все та же санитарка Фрося. Она сидела рядом с немцем, время от времени заботливо поднося ему под нос ватку с нашатырным спиртом, а тут вдруг не выдержала.

— Ты что ж это, милок, запираешься, — строго сказала она ему. — Я тебя отмывала от соляра? Отмывала. А ты что? Смотри у меня!

Не знаю почему, но слова женщины произвели вдруг на фашистского командира сильное впечатление. Как-то торопливо, испуганно он принялся отвечать на наши вопросы.

— Ваше имя? Должность?

— Вернер Шмидт. Командир подводной лодки «U-250».

— Давно командуете лодкой?

— С начала сорок третьего.

— Не так уж и мало, — усмехнулся Фельдман. — Почему же вы, имея определенный опыт, столь неграмотно действовали? Потопив катер, столько времени оставались на месте атаки. Ведь ясно же, что из опасного района надо уйти.

— Меня этому не учили, — ответил Шмидт. — Я, вообще-то, офицер с надводных кораблей. Плавал на крейсере «Кенигсберг».

— Как же вы стали подводником?

— Это длинная история. Жажда подвига во славу фюрера заставила меня вначале перейти в авиацию. Я командовал бомбардировщиком. Участвовал в налетах на Лондон, Белград, Москву. В 1942 году перешел в подводный флот.

— Почему?

— Подводникам у нас больше платят. И награждают их чаще.

— Вы имеете награды?

— Да, два Железных креста.

— Сколько времени ушло на переподготовку вас в подводники?

— Шесть месяцев

— Каков срок службы ваших лодок?

— Они рассчитаны на семь-восемь выходов в море. Как правило, после восьмого или девятого похода лодки не возвращаются — погибают…

Вопросы следовали один за другим. Представилась редкая возможность не только узнать какие-то ценные разведывательные сведения, но и, так сказать, воочию увидеть лицо врага. И вот оно передо мной Конечно же, еще несколько часов назад все было иначе. Представляю, как кривил свои тонкие губы в самоуверенной ухмылке Вернер Шмидт, когда выцеливал торпедный залп по маленькому катеру. Но сейчас на его подергивающемся лице читалось только одно — звериный страх за свою жизнь.

Многое стало ясно нам о хваленых фашистских подводниках после допроса командира «U-250» и других пленных. Тот факт, скажем, что Шмидта наскоро переучивали из летчиков в подводники, убедительно свидетельствовал о том, что туго стало в германском флоте с командными кадрами.

Ну а почему же все-таки «U-250» выходила в атаку на столь незначительную цель, как малый охотник? Шмидт долго и путанно бормотал что-то по этому поводу, но в конце концов выяснилась одна существенная деталь оказывается, потопив катер, командир фашистской субмарины отправил донесение главнокомандующему военно-морскими силами Германии Деницу о том, что им потоплен… сторожевой корабль. Такая запись была сделана и в вахтенном журнале. Выходит, фашистские асы не гнушались довольно нахально водить за нос собственное командование. Говоря о лунинской атаке по «Тирпицу», я уже высказывал предположение, что на этом линкоре могли сфальсифицировать корабельные документы. Вот, пожалуйста, еще одно подтверждение тому, что в фашистском флоте подобное не было чем-то из ряда вон выходящим.

Ну а что за торпеды использовали гитлеровцы? Да, это было действительно новейшее оружие — акустические, самонаводящиеся торпеды «Т-5». Несколько позже, в сентябре 1944 года, балтийцам удалось поднять «U-250» и досконально разобраться в хранившемся до этого в особом секрете устройстве вражеских торпед. Раскрытие загадки «Т-5» имело большое значение. Достаточно сказать, что по этому поводу завязалась даже переписка между главами союзных держав.

В письме от 30 ноября 1944 года премьер-министр Великобритании У. Черчилль настоятельно просил И. В.Сталина дать возможность англичанам изучить захваченную торпеду.

«Хотя эта торпеда, — писал У. Черчилль, — еще не применяется в широком масштабе, при помощи ее было потоплено или повреждено 24 британских эскортных судна, в том числе 5 судов из состава конвоев, направляемых в Северную Россию… Мы считаем получение одной торпеды Т-5 настолько срочным делом, что мы были бы готовы направить за торпедой британский самолет в любое удобное место, назначенное Вами».[24]

Советское командование, верное союзническому долгу, предоставило англичанам возможность прислать в Советский Союз специалистов, для того чтобы изучить фашистскую торпеду на месте и снять с нее чертежи. Раскрытие секрета «Т-5» позволило затем выработать против нее защитные меры, спасло в дальнейшем много английских кораблей и моряков.

Вот таковы обстоятельства первой крупной победы противолодочников Балтики. После нее борьба с вражескими подводными лодками в Финском заливе заметно улучшилась. Этому способствовал и ряд организационных мер. Противолодочные силы и средства были распределены по театру более продуманно. Между военно-морскими базами наладили взаимное оповещение об обнаруживаемых лодках. В дозоры теперь стали посылать по два катера, которым предписывалось находиться только на ходу, с таким расчетом, чтобы в случае атаки по одному из малых охотников другой тут же мог нанести удар по вражеской подводной лодке. Активнее стала привлекаться к борьбе с подводными лодками авиация.

Эти и другие меры приносили свои результаты. Несмотря на все старания, фашистские подводники не смогли помешать корабля КБФ оказывать содействие сухопутным войскам в Выборгской наступательной операции. Да и в дальнейшем противолодочные силы противника многого не добились.

Пока я находился в командировке на Балтике, состоялся приказ о моем назначении начальником подводного плавания ВМФ. Вице-адмирал А. С. Фролов вернулся к этому времени из своей поездки на Средиземноморье, но к делам в управлении практически не приступал. Сначала довольно долго болел, а затем получил назначение начальником штаба Тихоокеанского флота. Об обстоятельствах этого назначения стоит сказать подробнее.

За те месяцы, что Александр Сергеевич провел на Средиземноморье, он немало сделал для улучшения взаимопонимания и взаимодействия с союзными флотами: участвовал в высадке союзных войск в Анцио, посетил многие корабли, встретился с рядом крупных должностных лиц, в том числе с губернатором Мальты адмиралом Гортом, командующими военно-морскими базами в Неаполе и Ла-Валлетте. Обо всем этом Фролов представил очень обстоятельный и интересный отчет. Однако непонятно почему, но у И. В. Сталина сложилось превратное представление о деятельности Александра Сергеевича в зарубежной командировке. Фролов очень переживал это, находился в подавленном состоянии.