Положение «Л-20» осложнялось. О всплытии не было и речи: ведь преследование лодки фашистскими кораблями продолжалось. Впрочем, всплыть она теперь уже и не смогла бы. Набиравшая воду лодка становилась все тяжелее и… тонула. Именно тонула, а не погружалась!

Как важно было в эти критические минуты сохранить самообладание. В. Ф. Тамману это удалось. Хитрым маневром он обманул вражеских противолодочников и направил лодку к прибрежному шельфу. Вскоре она легла на грунт. Глубина — 110 метров, больше предельной, и вода все поступает.

На помощь товарищам во второй отсек пришли подводники из первого. Рискуя собой, они открыли дверь в переборке, чтобы перепустить воду в свой отсек и начать откачивать ее за борт. Теперь в схватке с водой участвовало уже тринадцать подводников. К Василию Острянко, Николаю Чижевскому, Николаю Никаншину и Николаю Портнову присоединились старший лейтенант Михаил Шапоренко (он и возглавил всю группу подводников), главный старшина Александр Пухов, старшина 2-й статьи Александр Доможирский, краснофлотцы Александр Фомин, Георгий Бабошин, Дмитрий Крошкин, Александр Хоботов, Александр Егоров и Константин Матвейчук.

На плечи этих моряков, шестеро из которых были коммунистами, остальные — комсомольцами, легла основная тяжесть борьбы за спасение лодки и экипажа. Действовать пришлось в труднейших условиях — в ледяной воде, в кромешной тьме. Чтобы прекратить поступление воды, в первом и втором отсеках было создано огромное, до десяти атмосфер, противодавление воздуха. И ведь надо было не просто вытерпеть адский холод, темноту, резь в ушах и груди — надо было действовать, работать с полным напряжением сил. Острянко, Чижевскому, Крошкину, Доможирскому и Хоботову пришлось несколько раз нырять к клапану аварийного осушения, который оказался заклиненным. Буквально по миллиметру сдвигали они с места маховик клапана и в конце концов открыли его. Началась откачка воды из отсеков. Но время от времени ее приходилось приостанавливать, ибо над лодкой появлялись вражеские мотоботы. Шум гудящего турбонасоса, по всей видимости, привлекал их.

Томительно тянулись часы. Раньше наступления темноты всплывать было нельзя. В. Ф. Тамман запросил носовые отсеки: «Выдержите ли до ночи?» «Выдержим!» — ответили оттуда.

Только после 23 часов началось всплытие. Ему предшествовали тщательнейшие расчеты, которые производили командир лодки и инженер-механик А. И. Горчаков. Были мобилизованы и учтены буквально все резервы плавучести. И все равно всплытие шло с трудом. Хотя и начали откачивать воду, носовая часть лодки некоторое время оставалась неподвижной, точно была приклеена ко дну. Корма же поднималась вверх, дифферент рос… Какой была его максимальная величина, ни Тамман, ни кто другой на «Л-20» сказать точно не мог, ибо дифферентометр, имевший деления только до пятидесяти градусов, зашкалило при всплытии. Самодельный дифферентометр, наскоро изготовленный из транспортира и отвеса, показал величину, в которую просто-таки трудно поверить: за восемьдесят градусов…

Но вот «Л-20» наконец-то оторвалась от дна. Набирая скорость, начала всплывать кормой вверх. Выскочила на поверхность на ровном киле…

Радости подводников, вырвавшихся из плена глубины, не было предела. Но, увы, она оказалась омраченной тем несчастьем, которое обрушилось на моряков, находившихся в двух носовых отсеках. Сразу после всплытия давление здесь резко упало, несмотря на то что отсеки были загерметизированы. Видимо, воздух вырвался через поврежденную шахту гидролокатора. После 10 атмосфер — сразу 1,5–2… Вот это-то и вызвало «кессонку». Люди стали ощущать страшную боль в суставах, они один за другим теряли сознание. На ногах сумели удержаться только трое: Пухов, Доможирский и Бабошин. Они неустанно помогали товарищам, подбадривали их, давали им вдыхать кислород…

После прибытия лодки в Полярный всем пострадавшим была оказана медицинская помощь. Но, к сожалению, одного из краснофлотцев, А. Д. Егорова, спасти не удалось. Он скончался в госпитале.

Случай, происшедший на «Л-20», на флоте назвали подвигом тринадцати.

А дни летят и летят. Вот уже и первый снег лег на землю. Давно ли мы сетовали на полярный день, а уж полярная ночь на подходе. А с нею свои, иные проблемы…

В ненастную холодную осень 1943 года мы понесли тяжелые потери. Из крейсерства к Новой Земле не вернулась «К-1». Водил ее туда командир дивизиона капитан 2 ранга М. Ф. Хомяков. Прежний командир «катюши» М. П. Августинович был назначен в штаб флота, в возглавляемый мною отдел. Новый, капитан 2 ранга В. Г. Стариков, болел. Вот и пришлось возглавить поход командиру дивизиона. Что же произошло с «К-1» там, у побережья Новой Земли? Это осталось неизвестным…

Глубоко переживал я гибель Краснознаменной и гвардейской подводной лодки «М-172». Незадолго до ее выхода в море решался вопрос о назначении на эту лодку нового командира. Капитан 2 ранга И. И. Фисанович, как уже говорилось, стал командиром дивизиона. Кем его заменить? Рассматривалось несколько кандидатур, в том числе кандидатура капитан-лейтенанта И. А. Кунца. Того самого, что был в свое время отстранен от командования «М-173». Несколько месяцев находился он в резерве. Не раз обращался ко мне с просьбой помочь ему вернуться в командиры, давал заверения, что недостатки свои осмыслил и может теперь воевать как надо. Такая настойчивость, вера в себя производили впечатление. Я счел возможным ходатайствовать перед командующим о назначении Кунца на «М-172». Его назначили. И вот он вывел лодку в первый поход, и она не вернулась.

Кто знает, может, командир вовсе не виноват в ее гибели. Может, там, на вражеских коммуникациях, он проявил себя героем… Но, так же как и в случае с моисеевской «Щ-401», на всю жизнь осталось у меня чувство личной вины за гибель этой «малютки» и ее экипажа…

Той осенью мы потеряли еще две лодки — «Щ-403» и «М-174». Но и врагу от нас доставалось крепко. В октябре очередной дуплет записал на свой счет Лев Михайлович Сушкин. В Порсангер-фьорде четырехторпедным залпом его «С-55» потопила транспорт водоизмещением 8 тысяч тонн и повредила еще один — водоизмещением 4 тысячи тонн. Хорошо действовала «С-101» капитан-лейтенанта Е. Н. Трофимова. В районе мыса Слетнес она встретила два вражеских тральщика и оба потопила.

Все большим становился вклад «малюток», имевших комсомольские наименования. На боевом настрое их экипажей, безусловно, сказывались прочные и плодотворные шефские связи с трудящимися, молодежью тех областей, наименование которых были запечатлены в именах лодок. Подводники сообщали своим шефам о достигнутых успехах, регулярно шел обмен делегациями: к нам на Север приезжали посланцы Челябинской, Ярославской, Новосибирской областей, когда позволяла обстановка, выезжали в гости к шефам делегации подводников… Все это, конечно, придавало новые силы морякам, поднимало их боевой дух.

4 октября очередной, уже третьей к этому времени, победы добилась «М-105» («Челябинский комсомолец»). В трудных условиях, в густом тумане капитан 3 ранга Василий Николаевич Хрулев вывел лодку в атаку по данным гидроакустики, произвел «пистолетный выстрел» с короткой дистанции. Транспорт водоизмещением 8 тысяч тонн был потоплен.

Несколько раньше своего первого боевого успеха добились и «новосибирцы» — экипаж «М-107», носящей наименование «Новосибирский комсомолец». Под командованием капитан-лейтенанта Владимира Павловича Кофанова подводники потопили транспорт водоизмещением 7 тысяч тонн…

Атаки, атаки, атаки… Все их и перечислить-то трудно. Но каждая из них давалась большим трудом, требовала огромного мужества и боевого мастерства.

Росли и росли боевые счета подводных лодок, и все ярче разгорались на их рубках звезды грядущей победы…

Вклад в победу над врагом вносили не только те, кто ходил в боевые походы, топил вражеские корабли и суда. В каждой победе подводников была частичка труда тех, кто занимался таким важным и необходимым делом, как обеспечение подводных лодок на берегу. Каждую лодку, прежде чем отправить в море, требовалось заправить топливом, загрузить торпедами, минами, снарядами, продовольствием…