Вскоре после назначения Видяева я побывал на «Щ-421», сходил на ней на Кильдинский плес. Федор Видяев уверенно, четко выполнял самые сложные вводные и по всем статьям показал себя практически готовым командиром. В принципе ему можно было доверить сразу же самостоятельное плавание, но решено было все-таки не отклоняться от ставшего уже привычным правила, чтобы новоиспеченного командира в первом боевом походе «обеспечивал» кто-то из старших. С Видяевым пошел П. А. Колышкин.
Уже первые дни похода показали, что в Видяеве мы не ошиблись. 28 марта на подходе к Лаксе-фьорду он обнаружил конвой противника и, атаковав один из транспортов, потопил его. Заслуживает внимания то, как это было сделано. Конвой шел противолодочным зигзагом. Транспорт, который Видяев выбрал для атаки, в самый последний момент вдруг неожиданно отвернул в сторону. Тогда молодой командир решил поднырнуть под конвой, пройти под ним и торпедировать транспорт залпом из кормовых аппаратов. Колышкин одобрил это решение, и оно принесло успех.
После этого фашистские корабли в течение двух с половиной часов преследовали и бомбили лодку, но Видяев вновь проявил выдержку и незаурядное мастерство. «Щ-421» осталась неповрежденной.
3 апреля мы в Полярном получили телеграмму из Москвы о том, что «Щ-421» вместе с другими лодками удостоена высокой награды — ордена Красного Знамени. Передали эту радостную весть на лодку и рассчитывали через несколько дней торжественно встретить ее из похода. Но вечером 8 апреля произошло непредвиденное: «Щ-421» подорвалась на вражеской мине, получила серьезные повреждения, потеряла ход и способность погружаться.
Даже из тех лаконичных сведений, которые содержались в радиограмме Видяева, было совершенно ясно, что положение «Щ-421» еще тяжелее, чем то, в котором была «Щ-402». На лодке Столбова практически все механизмы оставались в исправности, не было лишь топлива. А тут — перебиты обе линии гребных валов, выведены из строя рули, в прочном корпусе полуметровая трещина. О том, чтобы устранить такие повреждения в море, не могло быть и речи. Надо было выручать товарищей.
К счастью, возможностей для оказания помощи на этот раз у нас имелось больше. Сразу же с получением тревожной радиограммы из Полярного смогли выйти два эсминца и «К-2». Но еще ближе к аварийной «щуке» находилась «К-22». Она действовала в соседнем районе.
Идя кратчайшим путем, меньше чем через четыре часа «катюша» подошла к району, где находилась «Щ-421». Правда, сразу ее обнаружить не удалось: над морем все было покрыто пеленой густого снежного заряда. Видимость — всею около кабельтова. К тому же место «щуки» к этому времени несколько изменилось. Стремясь подальше оторваться от вражеского берега, куда течением медленно, но неумолимо ее сносило, на лодке применили совершенно необычное средство: сшили из брезентовых чехлов парус, приладили его к перископу и таким образом ухитрились пройти около 9 миль.
На «К-22» этого не знали. Начав поиск, попытались связаться со «щукой» по ультракоротковолновой связи. Ответа не получили. И тут сказались опыт и мастерство участвовавшего в походе на «двадцать второй» флагманского связиста бригады Ивана Петровича Болонкина. Радисты «К-22» под его руководством сумели засечь работу в эфире радиостанции «Щ-421», которая передавала очередное донесение в Полярный Радиограмма была короткой, всего-то несколько знаков, тем не менее Болонкин определил по ней пеленг на «щуку», что облегчило поиск.
Вскоре лодки встретились. Виктор Николаевич Котельников, не мешкая, попытался взять поврежденную «щуку» на буксир. Однако шло время, а сделать это не удавалось: очень уж сильным было волнение моря.
В те тревожные часы мне пришлось быть в кабинете командующего флотом. Здесь же, как всегда в такие напряженные моменты, находились члены Военного совета флота. Все остро переживали за судьбу подводников, находившихся у вражеского побережья. Казалось, отсюда, из глухой тиши подземелья, за сотни миль мы видели все, что происходило у Лаксе-фьорда. И то, как, будто на гигантских качелях, раскачивало на крутой зыби две наши лодки, как буксирные концы, едва успевшие связать их, лопались от неимоверного натяжения, как быстро редел и таял очередной снежный заряд и глазам подводников открывался такой близкий и такой недобрый берег…
А. Г. Головко сидел в своем кожаном кресле, кутаясь в наброшенную на плечи черную суконную шинель. Он был простужен, его познабливало. Командующий флотом вообще плохо переносил северный климат и сырость подземного обиталища. Простуды часто мучали его. Но крайне редко он давал болезни уложить себя в постель.
Корабельные часы, висевшие на стене, отсчитывали минуту за минутой. От Котельникова новых докладов не поступало. Но и так было понятно, что он по-прежнему безуспешно пытается взять «щуку» на буксир.
Нарушив затянувшееся молчание, кто-то предложил:
— Может, снять с «Щ-421» основную часть экипажа? Оставить человек десять…
Головко встал, глубоко затягиваясь «Казбеком», зашагал из угла в угол.
— Положение «четыреста двадцать первой» безнадежно, — сказал он после некоторой паузы. — Наивно полагать, что гитлеровцы будут спокойно взирать, как мы выводим «щуку» у них из-под носа. И так они не по-немецки беспечны. Думаю, что нападения на наши лодки можно ждать с минуты на минуту. Вот почему, — тут он возвысил голос, — я думаю отдать Котельникову приказание снять с аварийной лодки людей, всех до единого. И уничтожить ее. — Командующий оглядел всех присутствующих и уже тише добавил:
— Вы понимаете, сколь тяжелое это решение. Поэтому я просил бы всех членов Военного совета высказать по нему свое мнение.
Решение и впрямь было тяжелым, беспрецедентным. Умом все понимали: иначе нельзя. Но как примирить свои чувства с этой необходимостью — потопить самим свой корабль! И это при том, что кораблей-то у нас пока еще было ой как не густо. Колоссальную ответственность принимал на себя Арсений Григорьевич Головко.
К чести членов Военного совета они не побоялись разделить ее с командующим. Первым высказался А. А. Николаев.
— Я полагаю, — сказал он, — что мнение ваше, товарищ командующий, совершенно правильное. В такой ситуации мы не имеем права рисковать ни одним человеком.
— Время не терпит, — поддержал его С. Г. Кучеров. — Буксировка явно не удается. Как ни горько, но…
Решение было принято. Командир «К-22» получил четкие, ясные указания от имени Военного совета. И уже очень скоро мы поняли, как своевременно это было сделано. Сначала поступило тревожное сообщение из радиоцентра: данные радиоразведки говорили о том, что фашисты, похоже, наконец-то всполошились. Почти тут же пришло донесение от Котельникова. Он сообщал, что обнаружены самолет и корабль противника. Появились они, конечно, не случайно. Безусловно, это были разведчики. Но уже весь экипаж «Щ-421» перешел на «К-22». В 13 часов 30 минут с «катюши» произвели выстрел одной торпедой, и израненная «щука» ушла под воду…
Докладывая в базе о случившемся, Видяев, мужественный, сильный, никогда не унывающий Видяев, не сдержавшись, заплакал. Это была первая и единственная слабость, которую он позволил себе. А там, в море, перед лицом смертельной опасности, Федор Алексеевич держался просто молодцом. До последнего момента делал все возможное, чтобы спасти свой корабль, а когда получил приказание покинуть его, сделал это, как и подобает командиру, последним.
Самых высоких оценок были достойны и другие моряки погибшей лодки. Отлично показал себя, к примеру, помощник командира капитан-лейтенант А. М. Каутский. Он как раз был одним из тех, кто предложил и реализовал необычную идею: использовать брезентовый парус для того, чтобы уйти подальше в сторону моря.
Умело поддерживал моральный дух в экипаже военком политрук Н. Г. Афанасьев. Он постоянно находился на тех участках, где было в данный момент труднее всего, словом и личным примером воодушевлял людей.
И они показывали образцы мужества и самоотверженности. Особенно напряженно пришлось действовать тем, кто находился в кормовом отсеке. Когда лодка подорвалась на мине, сюда из поврежденных торпедных аппаратов и через трещины в корпусе хлынула вода. Краснофлотцы В. С. Качура, И. А. Жаворонков, П. И. Февралев, А. П. Новиков, П. Н. Сизмин под руководством старшины 1-й статьи К. Н. Дряпикова, задраив переборочную дверь, изолировали свой отсек и повели борьбу за живучесть, чем, по сути, спасли весь экипаж.
