Выдраки питаются тем, что ловят в океане или находят на берегу. Рыбы, мидии, водоросли, крабы, яйца черепах и сами черепахи, а также яйца птиц, которые имели несчастье свить гнезда в пределах досягаемости выдраковых лап. Я заметил, что, как ни странно, они глотают и мелкие камушки, собранные на берегу, но не могу понять, для чего это делается. Они наблюдают, как я запекаю пойманную рыбу и улиток, огонь их интересует, но они относятся к нему, как к игрушке. И сами не хотят использовать; видно, сырое мясо им больше нравится. Они изготавливают из раковин, костей и зубов примитивные орудия труда. Я видел, как они разделывают пойманную добычу и из содранной кожи изготавливают полезные плетенки.

Знакомство с выдраками и рыбная пища идут мне на пользу. Я много ем и много двигаюсь. Я настойчиво учусь кидать нож, и ствол дерева, на котором я упражняюсь, уже весь покрыт засечками, порезами и содранными кусками коры. Я чувствую, что расту, только не вверх, а, скорее, в ширину и как бы изнутри».

Камушек с удовольствием перечитал свои записи. Выдраки были интересным предметом для наблюдений. Этот вид слабо изучен, он обитает только у побережья нескольких островов Драконьего архипелага; по словам Соленого, описывали его до сих пор очень поверхностно, а в тексте было полно ошибок и просто выдумок автора монографии. Восполнить знания об этой расе и поправить имеющиеся ошибки было бы наверняка полезно для Круга. Собственно говоря, дети Соленого уже сейчас могли бы рассказать о выдраках больше, чем тот горе-ученый, который много лет назад мимоходом столкнулся с водным народцем.

Парнишка заглянул в стоявшую рядом коробочку, где покоилась черно-голубая гигантская бабочка, заботливо обложенная кусочками бумаги и древесными волокнами. Хорошо бы восстановить коллекцию насекомых, которая пропала на Острове Когтя. С неба струился зной, наверняка песок над заливом так раскален, что жжется даже сквозь подошвы сандалий. Он мгновенно принял решение. Совсем рядом манила сочная зелень тропического леса и его тайны.

Камушек сразу погрузился в дикую зелень, изобиловавшую разнообразными формами, манившую кистями нарядных соцветий и яркостью плодов, созревающих на ветках среди сочно-зеленой листвы. Вьющиеся растения оплетали и стволы деревьев, и их кроны, и друг друга, создавая причудливые узоры и изумительные гирлянды. Теплый влажный воздух казался плотным и почти осязаемым. Он просачивался в легкие, наполнял жилы предательским жаром. Все тут жило насыщенно, быстро и хищно, жадно поглощая отмеренное время. Камушек почти сразу же сообразил, что идет по едва заметной стежке, протоптанной среди зарослей. Кто-то тут ходил, и не один раз. Может, это была одна из драконьих тропинок? Веселыми кругалями дорожка извивалась между деревьями, огибая самые трудные места, вроде поваленных стволов, колючего кустарника или предательских ям, наполненных гниющими листьями. Драконы вряд ли так заботились о мелочах, они всегда идут напролом кратчайшей дорогой. Значит, не дракон, а человек. Соленый?

Камушек отер пот со лба и посмотрел вперед, где зелень явно начинала редеть. Скудный просвет между деревьями скоро сменился довольно значительной брешью, проделанной в сплошном переплетении лиан, а за ней простиралась блестящая, мерцающая поверхность озерка, неспокойная из-за спадающего со скалы водопада очень странного серебристо-голубоватого цвета. Зато волнующаяся поверхность пруда радовала глаз зеленоватым оттенком с золотыми солнечными бликами.

Укрывшись за свисающим с деревьев занавесом цветущих лиан, ошеломленный Камушек широко открытыми глазами смотрел на разыгрывавшуюся перед ним сцену.

Водопад своими водяными бичами хлестал Ягоду по голове и плечам. У нее шумело в ушах, а каждый кусочек тела буквально ныл от приятной боли. Она фыркнула, высунув голову из-под воды и сквозь мокрые ресницы поглядывая на Пожирателя Туч. Дракон стоял в мелкой воде по щиколотку и выглядел так, будто очень хотел в данный момент находиться где-то совсем в другом месте. Явно с его стороны и так уже была принесена самая большая жертва, и ничего более ожидать не приходилось.

— Это ужасно, попросту ужасно, что вы, люди, творите, — сообщил он с выражением отвращения на лице и так передернул плечами, будто на него уселось что-то крайне гадкое.

Ягода прыснула от смеха и побрела к нему, стряхивая воду с волос, — так что до Пожирателя долетели мелкие брызги.

— Фу-у-у… — он подвинулся, сморщив нос. — Я, кажется, никогда не смогу понять, что такого приятного вы в этом видите. У тебя же шерсть слиплась!

— Шерсть, шерсть… У людей волосы. По крайней мере, теперь я стала чище, чем была. А не такой, как ты, грязнуля, — шутливо поддразнивала она дракона. — А может, я все-таки умою господина дракона?

Она набрала воды в обе пригоршни и выплеснула в его сторону. Он оскалился и отплатил ей тем же.

— Злая ты! Чудовище противное! Сирена ты лесная!

Она, совершенно не задумываясь, невольно потянулась к нему талантом, нащупывая светлый огонечек драконьего сознания… и неожиданно наткнулась на два огонька. Кто-то смотрел на нее, оценивал ее тело. Ох, она слишком хорошо знала этот разум, мыслящий образами, и как в зеркале, видела в нем себя: худая, бледная, тонкая и жалкая, костистая, плоская, с узкими бедрами и выделяющимися сквозь кожу ребрами. Уродливая… непривлекательная… отвратительная… и обнаженная. У нее закружилась голова.

Ягода никогда не обращала особого внимания на свою наготу. Да и как можно было стесняться ходить голой там, где зной заставлял людей снимать с себя все, что только возможно, а одежда должна была предохранять кожу от ожогов или колючек, а не служить мерилом приличий? Все члены семьи Соленого без смущения купались вместе, а младшие дети в летнюю пору часто бегали голышом. Даже в драконьем языке самым близким по смыслу к «наготе» было понятие «без меха», и от чувственных дел оно было еще дальше, чем еда. Но в это мгновение Ягода первый раз в жизни почувствовала себя на самом деле обнаженной — и это чувство пронзило ее насквозь. Она ощущала себя обнаженной и поэтому абсолютно безоружной; между ней и теми глазами, столь безжалостно ее оценивавшими, не было ничего, никакого заслона, никакой защиты.

Она понеслась к берегу, сорвала с ветки свою тунику и, путаясь в ткани, натянула ее прямо на мокрое тело. Укрывшийся в зарослях соглядатай не отрывал от нее глаз.

— Ягода? Что случилось? Я не хотел тебя обидеть. — Обеспокоенный Пожиратель Туч стал аккуратно, чтобы еще сильнее не промокнуть, пробираться к ней.

— Нет, ничего… Не твоя вина… Правда… — рассеянно отвечала она на его вопросы и неловкие оправдания. Ее замешательство и испуг постепенно уступали место обычной злости. По какому праву этот чужак так пялится на нее? Она выскочила на берег, точно вода укусила ее за пятки. Злость быстро переродилась в ярость. Не раздумывая над тем, что делает, она кинулась к плотному занавесу из стрельчатых листьев, на ощупь нашарила среди веток ткань одежды, вцепилась в нее и изо всех сил дернула к себе.

Камушек запутался в сплетенных лианах и застрял, точно в сетке. Они смотрели друг на друга — она с искривленным от бешенства лицом, он — застигнутый врасплох и уже краснеющий от смущения, но тут Ягода размахнулась и врезала пареньку кулаком прямо в нос.

Первый раз за долгое время Пожиратель Туч буквально онемел. Раскрыв рот, он пялился на приятеля, который корчился от боли, прижимая ладони к лицу, и на спину Ягоды, исчезающую в зелени, с обеих сторон обступавшей тропинку. Он не сразу сообразил, что ему делать — то ли бежать за ней, то ли оставаться с Камушком. И с шумом выдохнул воздух, переведя дыхание.

«НЕНОРМАЛЬНАЯ!!» — Камушек глянул на свои окровавленные пальцы и снова схватился за нос.

«Ну и врезала она тебе…» — Пожиратель Туч не сумел скрыть восхищения, что, разумеется, еще более ухудшило настроение Камушка.

«Это твоя вина! Водишься с этой уродливой моченой кровосоской…»