— Ты заснул?! Ты же должен был просто зайти туда и выйти! Что ж ты там делал, клуша несчастная?! — с раздражением прошипел Наблюдатель Гриф.

Мышка чуть сгорбился и принялся разглядывать свои ногти. Неразборчиво пробормотал что-то под нос.

— Громче, Мышка, будь так добр.

— Переписывал «Книгу координат», — более четко повторил мальчик.

Если б в это мгновение у них над головами обвалилась крыша, то это событие, скорее всего, было бы отмечено лишь поверхностным слоем сознания, а может, и вообще осталось бы незамеченным.

— Что??!

— Что???

— Что?!..

Мышка медленно оглядел кружок потрясенных товарищей и терпеливо повторил, четко разделяя слова на слоги:

— Пе-ре-пи-сы-вал «Кни-гу ко-ор-ди-нат». И заснул во время работы. Если каждую ночь понемногу недосыпаешь, то в конце концов что-то наверняка сорвется, — мрачно пояснил он.

— А я-то думал, что он совсем мямля, — с удивлением и восхищением сказал Бродяжник по имени Перо.

«Книга координат» была чем-то вроде священной книги для Бродяжников. Этот солидный томище лежал в одном из отделов библиотеки на специальном столе, прикованный к нему цепью, — хотя такая предосторожность казалась излишней, поскольку ни один вор в одиночку не в состоянии был унести эту «книжонку». В «Книге координат» содержалось точное расположение всех отправных площадок Бродяжников в империи, а кроме того, там находились расчеты, описания, планы и постоянные точки ландшафта для самых рискованных путешествий в малопосещаемые места, с меняющимися характеристиками рельефа. Ничего удивительного, что это сокровище являлось самым вожделенным предметом, обладать которым мечтали все маги из касты Бродяжников, которым позволялось припадать к этому источнику весьма редко, и то под наблюдением. Каждый Бродяжник старался понадежнее упрятать собственноручные эскизы и карты, а копии вращались среди них на основании обменной торговли: «два пункта в предгорье Игольных отдам за один в Зеркальных».

Собственно говоря, логично было предположить, что наверняка не один из взрослых магов незаконно добрался в свое время до этого источника знаний. Но уж совершенно неслыханным и невероятным было то, что на подобное дело отважился как раз Мышка — та самая «половинка», к которой буквально все относились с пренебрежением и снисхождением. Подгоняемый страстным желанием добыть это сокровище, он почти каждую ночь проникал в библиотеку. Подкрадывая у себя по два-три часа сна, при свете крошечной свечки он трудолюбиво переписывал этот жуткий томище. И наконец произошло то, что можно было предвидеть с самого начала. Измученный парнишка заснул с пером в руке. Так и застали его Стражники слов, которые утром растворили врата своего королевства и, потрясенные, обнаружили, что только исключительная благосклонность бога Судьбы способствовала тому, что вся библиотека не сгорела от случайного пожара. Бедного Мышку отодрали за уши и отдали в карающие лапы Гладиатора. А это, в свою очередь, уже вызвало целую лавину уже известных событий.

Виноград последним вышел из зала, где производились допросы. Он только что буквально потряс трех старых магов рассказом о коварных поползновениях учителя, мечтавшего отравить и уничтожить всех выведенных им крыс. Маги отсутствием воображения не страдали и прекрасно знали, что означает для каждого Бестиара его «животина». Такое животное было даже чем-то большим, нежели просто приятелем — скорее, частью собственного «я» мага. Нельзя же лишить кого-то половины души только потому, что эта половина — крыса!

— Мы больше не увидим Гладиатора, — объявил он товарищам с несокрушимой уверенностью. — Они сказали, что завтра мы тоже свободны. Вот увидите, его выгонят.

Седовласый маг стоял на галерее третьего этажа за колонной и приглядывался к группе молодых магов, столпившихся внизу около фонтана. С такого расстояния он не различал лиц (тем более что зрение у него уже было далеко не то, что в молодости), до него долетали только обрывки разговоров — зато старик прекрасно понимал язык тела, не говоря уже о столь очевидной способности, как чтение мыслей. И то и другое свидетельствовало о тревоге, охватившей учеников. Выгонят их из Замка или старшины позволят им остаться? Если не позволят — то что с ними будет? У большинства не было даже родных домов и семей, куда они могли бы вернуться — дети, одаренные талантом, стали воспитанниками Круга, магическое ремесло было их предназначением от самого рождения. А если их все-таки оставят в Замке, то какое наказание их ждет?

Наконец кто-то возмущенно воскликнул, да так громко, что звонкий молодой голос долетел даже до галереи:

— Хватит ныть! Кто хочет поиграть в кольца?!

Маг усмехнулся в гущу седой бороды. Вот она, молодость! Никогда не позволяет задавить себя до конца. Внизу началась суета, кто-то из Бродяжников исчез с громким хлопком, верно, отправился к себе в комнату за жестким кожаным мячом. Остальные, перешучиваясь, закатывали рукава, снимали лазурные шарфы, чтобы не испачкать их во время игры, потуже зашнуровывали башмаки.

Внимание мага привлекло движение на нижней боковой галерее. Со своего места он мог разглядеть между балюстрадой и нарядным резным узорным орнаментом навеса только черноту мужской туники и красное женское платье, а также две пары сплетенных ладоней. Недолго думая мужчина присел на корточки, подсматривая за парой между столбиками балюстрады. И едва не рассмеялся вслух, увидев две головы, обращенные друг к другу, точно они нашептывали друг другу какие-то секреты, а может, они и в самом деле это делали.

— Певец, Певец… И что эти женщины в тебе видят? — задумчиво прошептал маг. Это, наверное, была одна из тех загадок природы, которые никогда не будут разгаданы.

В замковом винном погребке, который официально назывался «Под колоколом», а неофициально «Пол башней», поскольку действительно располагался в подземелье под Северной башней, как и всегда по вечерам собралось довольно многочисленное общество, в котором перемешались все касты. Обычной темой для разговоров, к которой то и дело возвращались вновь и вновь — воистину точь-в-точь неоплаченный вексель, — были, разумеется, «половинки».

— Невероятно! — возбужденным голосом рассуждал возмущенный Стражник слов. — Тем не менее я могу слово в слово повторить вам, что они говорили. Один за другим — и твердили то же самое! В течение последних трех лет мы определили всего только двадцать семь магистерских талантов. Двадцать семь лазурных в целом море черноты! Сами признайтесь, это же просто ничтожная часть!

— Может, стоит понизить требования? — насмешливо отозвался кто-то.

— Снизить критерии — только через мой труп!

— Ой, лучше не говори так, а то еще сбудется.

Обиженный Черепаха решил притвориться, что он не слышит, и продолжил свою речь:

— Лазурных мало, вот и решили их, по крайней мере, хорошо выучить, а на деле что вышло? А? Господин Арена заварил кашу, а нам теперь расхлёбывать. Этот парень, Гриф, конечно же совершенно бессовестный, но в его словах есть свой смысл, он мне прямо в лицо заявил, что его унижают, потому что он всего только воспитанник, сирота, за которого никто не заступится. Знаете, кем я себя почувствовал после этого? Просто каким-то преступником…

— Не преувеличивай.

— Хорошо, не буду преувеличивать, но ведь ты и сам признаешь, что все ученики не могут быть только и исключительно ленивыми, тупыми, ничего не стоящими оболтусами, потому что это просто-напросто невозможно. А еще вам следует помнить, что «он нам не позволял читать» было повторено двадцать семь раз, точно припев какой-то поганый!

Кто-то из присутствующих насмешливо фыркнул:

— То же самое можно сказать и о вас, Черепахах. Вы так обожаете эти свои пергаменты, что охотнее всего даже спали бы на них, точно драконы на грудах золота.

Стражник слов смертельно обиделся:

— Я когда-нибудь отказал тебе в какой-нибудь книжке?!