Ветер-на-Вершине лежал на своем жестком ложе, состоявшем из меховых шкур, брошенных прямо на пол, прислушивался к шуму дождя за окном и пробовал вообразить, что находится в шалаше где-то на горных лугах. Это было трудно. Собственно, даже невозможно, хотя у Ветра хватало фантазии. Вот уже десять лет он не видел снега. Зима на юге напоминала, скорее, северную осень в горах, но, по крайней мере, дождь прогонял всепроникающую летнюю духоту и вонь города, тщательно вымывая всю грязь и нечистоты из сточных канав на крутых улицах Посада. Зима в Ленгорхии — это пора очищения и одна из немногих вещей, которые он тут ценил, помимо пива и женщин. Точнее, одной женщины. Мысли мужчины обратились к Розе. Она отличалась от других. Ба! Трудно было бы это не заметить. Красивая и сильная, а при этом еще и твердая как кремень… Эх, она с самого начала не боялась его ни секунды, тогда как иные круглыми, как тарелки, глазами пялились на его клановые татуировки, шрамы, с опаской относились к его любви к оружию. Он быстро проникся отвращением к тем чахлым куколкам, которые либо пытались преувеличенно подлизываться к нему, либо во что бы то ни стало хотели унизить. Первые в объятиях «дикаря» искали удовлетворение своему больному сладострастию, вторые пробовали доказать свою отвагу, а между тем обе разновидности отличались просто-напросто трусостью и глупостью. А вот Роза за прошедшие десять лет стала для него не только любовницей, но и другом.

С мужчинами ему тоже не слишком везло. Как это говорится: один раз попасть впросак — случайность, два раза — шутка богов, а третий — уже твоя собственная глупость. В третий раз Ветер не стал пробовать. Предпочитал «игрушечки». Одна ночь — одна монета, никаких обещаний, связей и никаких измен — все ясно. Его смешили эти мальчики, поначалу робкие, даже испуганные новым клиентом, у которого могли оказаться необычные требования. Но требование у Ветра всегда было только одно: смыть эту дурацкую раскраску с лица. Длинноногие, стройные как тростинки, «игрушечки» напоминали ему немного неуклюжих жеребят и тех трогательно юных Звезд, с которыми он встречался дома… в Зеркальных горах. Да и сейчас у него была под опекой Звезда, хоть и невероятно странная. Он учил паренька, воспитывал, издалека оберегал его, но помимо этого — ничего. Камушек был… ну да, слишком упрямый, слишком независимый, слишком мало «хайгонский» и явно слишком «ленгорхийский», чтобы решиться на что-то, разве только изредка похлопать по плечу.

К монотонному шелесту дождя примешался еще какой-то звук. Что-то двигалось за окном. А точнее, кто-то. Ветер-на-Вершине с невозмутимым спокойствием вытянул из-под изголовья нож и большим пальцем проверил остроту лезвия. Он не имел ничего против воров, они привносили в его жизнь элемент неожиданности. Интересно, сколько на сей раз потребуется времени, чтобы неизвестный начал вопить, призывая на помощь, и тем самым испортил Ветру все удовольствие.

Хоть в комнате царил мрак, Ветер-на-Вершине вполне ясно видел фигуру, проскользнувшую в открытое окно. Незнакомец остановился, чтобы глаза привыкли к густой темноте. Его фигура темным контуром выступала на фоне окна.

«Лопух, а не взломщик, — с некоторой даже жалостью подумал Ветер. — Чтоб даже не проверить, есть ли кто внутри… Или он намеревался меня во сне зарезать, что ли?»

Хайг напряг мышцы, решая, вскочить ли прямо сейчас и тут же обезвредить воришку, при этом сломав ему хотя бы руку, например, в качестве мягкого напоминания, или все-таки подождать немного, чтобы он освоился, утратил остатки осторожности и начал обыскивать комнату.

— Ветер. Ветер-на-Вершине…

Ветер обалдел от неожиданности, а потом расхохотался, узнав даже слишком знакомый монотонный тембр голоса человека, который не слышит сам себя. Камушек! Ну нет, этот парнишка, кажется, с ума сошел. Что он тут делает в такое время? Честное слово, очень уж необычный способ ухаживания. Ветер отложил нож, встал и подошел к мальчику. Обнял его за плечи.

— Ты же совсем промок, — мягко проворчал Ветер, касаясь щеки Камушка и наклоняясь, чтобы коснуться другой щеки губами. Юноша пах дождем и, неизвестно почему, шалфеем.

Удар в грудь оказался для мужчины полной неожиданностью. Парнишка отшатнулся, налетел на какую-то мебель и вместе с ней с грохотом опрокинулся. Раздался стон боли. В воздухе образовался голубой кругленький огонек, который, к сожалению, ничего не освещал, как обычные иллюзорные огни. Ветер, бормоча под нос проклятия, попятился к полке, на которой стояла лампа. Спичка, потертая о дерево, с громким шипением вспыхнула, источая отвратительный запах. Ветер просто не выносил этой дряни, предпочитая старое почтенное огниво всем новомодным изобретениям, но на этот раз следовало поспешить. Вскоре комнату озарил свет лампы. Камушек сидел на полу, опершись на перевернутый стул, и с обиженным выражением лица тер ушибленный локоть.

«Ветер, ради милосердия Богини, неужели меня так легко перепутать с девушкой? Даже в темноте?»

«Третий раз — это уже глупость, правда?» — ехидно спросил сам себя Ветер. Вдруг его охватила злость. На себя и на этого дурного парня, который, видно, был не только глухим, но и слепым…

«Если кто-то влезает ко мне через окно, то обычно это либо вор, либо он хочет лечь со мной в постель. Я не могу заподозрить тебя в воровстве, так что я еще мог подумать?!» — резко бросил Ветер. У парня лицо вытянулось, он поднялся, все еще ощупывая ушибленную руку. Но было видно, что ему просто руки некуда деть.

«Палками мы колотим друг друга во дворе, а сюда я приглашаю гостей. Так что говори, чего тебе от меня понадобилось в середине ночи, если не переспать?» — продолжал разозленный Ветер, выписывая в воздухе довольно кривые знаки и не особо заботясь о грамматике.

Камушек покраснел как вишня.

«Я забыл. Ты ведь хайг?»

«Нет! — Ветер-на-Вершине рубанул кулаком стол. — Я маленькая золотая рыбка! Слушай, малый, ты совсем мозги потерял? Разумеется, я хайг!»

«А хайги, они…» — Надпись оборвалась, точно у паренька не хватило отваги закончить ее или он не знал нужного знака.

— А хайги делают это друг с другом! Воин с воином, пастух с пастухом, кузнец с кузнецом, и крест-накрест тоже! — выкрикивал Ветер с раздражением. — И если ты мне сейчас скажешь, что у меня с головой что-то не так, то я так врежу тебе по лбу…

В это время он сообразил, что Камушек сосредоточенно всматривается в его губы, пробуя хоть что-то понять из этой речи. Ветер глубоко вздохнул и махнул рукой.

«Ладно, выкладывай, что тебя принесло сюда среди ночи да еще без башмаков». — Он с неодобрением глянул на босые ноги смущенного парня.

«Труп. Два трупа. Певец, Искра». — В воздухе развернулась исключительно короткая надпись.

Все деликатные проблемы эротической природы вдруг были забыты. Ледяная струя ужаса прошла у хайга по спине. Певец! Он схватил Камушка за плечи, так что тот даже скривился от боли.

— Певец убит?!

Видно, парнишка сообразил, что его как-то не так поняли, потому что тут же поправился:

«Какой-то человек напал на молодого князя и на Певца. А Певец его убил. И теперь мы серьезно влипли. Певец не хочет вызывать стражу».

«И ничего удивительного», — про себя подумал Ветер, вздыхая с облегчением, и начал поспешно натягивать башмаки. Снимая с вешалки плащ, он глянул на промокшего Камушка и молча бросил ему свою одежду. Ленгорхийцы были намного более изнеженными, чем суровое горское племя.

Ветер-на-Вершине оглядел тела, стараясь представить себе ход событий. Слуга Победного Луча Рассвета должен был погибнуть первым и, скорее всего, от яда. Сам Луч, судя по всему, тоже должен был умереть вместе с ним, но не съел или не выпил того, к чему была подсыпана или подлита отрава. Убийца ждал снаружи, видно, не ожидая никаких осложнений, потому что при себе у него был только тонкий шнурок — душитель, который легко укрыть. Он попросту решил какое-то время переждать за дверью, чтобы потом беспрепятственно обыскать комнату. Но, к своему несчастью, он столкнулся с Ночным Певцом, который появился как раз в нужный момент. Оставался только один вопрос, который мучил всех присутствующих: кто и зачем заказал убийство Победного Луча Рассвета?