— Чертополох, очисть мне яблоко. Нет, апельсин… Я не хочу ужинать. Можешь все это забрать или сам съешь, если хочешь. Зажги свечи, подай мне книжку, да, эту. — Раздраженный юноша глянул на мокрые стекла. — Почему опять льет?!

Видно, Чертополох решил, что этот вопрос адресован непосредственно ему.

— Потому что сейчас зима, молодой господин.

— Заткнись.

— Слушаюсь, молодой господин.

Лакомясь апельсиновыми дольками, Победный Луч наблюдал, как слуга зажигает свечи в фарфоровых канделябрах.

— Ты хотел бы вернуться домой? — неожиданно спросил Луч.

Чертополох посмотрел на него рыбьими глазами:

— Не знаю, молодой господин.

— Почему же? Здесь ведь скучно! И так жутко. — Парень со злостью ударил кулаком в подголовник. — Почему ты такой… такой равнодушный?! Почему тебе все — все равно?!

Чертополох неторопливо зажег последнюю свечу и бросил лучину в чугунную печку, где тлел уголь.

— Я должен служить молодому господину, это моя обязанность. То, чего я бы хотел, не имеет значения.

— А если б я велел тебе стать на голову и читать стихи? — брюзгливо спросил «молодой господин».

— Я немного стихов знаю наизусть, молодой господин, но, наверное, смог бы их прочесть, — спокойно ответил слуга.

— Ясно… — буркнул парень, открывая книгу там, где торчала закладка. Он по опыту знал, что нельзя и рассчитывать выжать из Чертополоха нечто большее.

Слуга вышел, забирая поднос с нетронутой едой. Через некоторое время он вернулся, сел на свою кровать, явно усталый после целого дня работы, но не стал ложиться, готовый и дальше выполнять приказы хозяина. Победный Луч только мельком глянул на него, тут же возвращаясь к чтению. «Ящер-Завоеватель», даже с его бесконечными описаниями природы, был гораздо более интересен, чем вид слуги, подпирающего стенку. От книги он оторвался только тогда, когда осознал, что уже пару минут слышит приглушенное бормотание. Луч поднял глаза.

— Свет… свет… — Слуга, зажмурив глаза, пробовал неуклюже закрыть лицо от пламени свечей. Бормотание Чертополоха быстро перешло в бессвязный бубнеж. Он совершал какие-то беспорядочные движения, как будто что-то собирал или стряхивал. Парнишка заволновался.

— Чертополох… — с трудом выдавил он из перехваченного страхом горла.

Мужчина вдруг с криком ужаса сорвался с места, размахивая руками, точно отгонял от себя какие-то невидимые создания. Победный Луч тут же вскочил с кровати.

— Чертополох! — крикнул он, чувствуя, как от страха по спине пробежала холодная дрожь.

Слуга шатался, ударяясь о мебель, его лицо все сильнее искажалось, глаза дико вращались во все стороны. Стул, брошенный с неестественной силой, врезался в столбик, поддерживавший балдахин над кроватью, и тот переломился с громким треском. Луч потихоньку отступал в сторону дверей, стараясь не делать резких движений. Уже было ясно, что Чертополох чем-то одурманен и опасен. Вдруг рука мужчины стремительно рванулась вперед, пальцы судорожно стиснули рубашку хозяина, ногти зацарапали по его шее. Лучу удалось вырваться, только затрещал расползающийся шов, он подскочил к дверям и уже на пороге испуганно оглянулся. Чертополох, к счастью, его не преследовал, он опустился на четвереньки и мотал головой, точно измученный травлей медведь.

Ветер рвал тучи над Замком, надкушенный круг луны то появлялся, то пропадал за облаками и света почти не давал.

— Не больно и надо, — проворчал про себя Певец, глядя на небесную лампу. Он знал расположение строений так же хорошо, как местонахождение мебели в своей комнате. И куда угодно мог бы попасть даже в полной темноте. Он скользил в тени под стенами, беззвучно прокрадываясь мимо немногочисленных стражей. В садах он дважды наткнулся на гораздо более опасных сторожей — огромных хищных котов, привезенных с Зеркальных гор, но их он совсем не боялся. Пантеры без труда опознали человека, при каждом удобном случае подкидывавшего им лакомые кусочки. Гибкие кошки терлись о его ноги с дружеским мурлыканьем.

Певец подставил лицо дождю, ощущая на губах и веках его холодную влажность. Когда огромная луна показывалась из-за туч, капли на ресницах мерцали серебром. Он думал о любовнице, которую только что оставил. Ненадолго — ведь они снова увидятся всего через несколько часов. Терпеливость — это добродетель, которую стоит поощрять. Серебрянка, его Серебрянка… Их роман длился уже четыре месяца, и не похоже было, что чувства угасают, скорее, наоборот. Ему хотелось петь, ощущение счастья переполняло Певца. Он перепрыгивал через две ступеньки сразу, поднимался на балюстрады и танцевальным шагом скользил по их узким краям, легко удерживая равновесие. В волосах его еще оставался запах благовоний, а ладони помнили мягкость и тепло женского тела.

Он добрался до розовой галереи, обиталища «половинок». Перед рядами дверей замедлил шаги, чтобы приглушить стук подошв, легким эхом отдававшийся от стен в ночной тишине. Большинство его приятелей уже наверняка спали мертвым сном, как и сосед по комнате. Певец насмешливо ощерился в темноте. Ох, уж этот Камушек… Уж такой вежливый, порядочный и аккуратный, и еще такой весь из себя отглаженный… Конечно же он был умный, симпатичный на свой лад и невероятно терпеливый. Его выдержка по отношению к выходкам Певца достигла уже уровня спокойствия коровы, пережевывающей жвачку на пастбище, так, по крайней мере, считал сам Ночной Певец. Но все-таки он не мог не испытывать некоторого разочарования. Поначалу он ожидал, что Драконий Наездник, путешественник, мужественный победитель пиратов и ламии, выкажет больше фантазии и будет сопровождать его, Ночного Певца, в его походах, запретных развлечениях и мелких плутовских проделках. К сожалению, Камушек оказался жутко порядочным. Он вставал рано, обожал умываться ледяной водой, не пил, а девушки, даже самые соблазнительные, для него вроде и не существовали. Впустую уговаривал его Певец посетить Бархатный уголок — Ткач иллюзий неизменно отказывался. Некоторое время Певец раздумывал над тем, что не так с его товарищем, но в конце концов махнул рукой. Может, Камушка попросту так по-идиотски примерно воспитали, а может, причина была в другом, какое это имеет значение.

Ночной Певец был уже неподалеку от своей норы, когда вдруг распахнулись двери последней комнаты в ряду. На галерею выплеснулся поток света, а изнутри, споткнувшись на пороге, вывалился кто-то худой, в разорванной ночной рубахе. Ночной Певец замер от неожиданности. Человек в ночной рубашке повернулся к нему лицом, побледневший и, безусловно, перепуганный, поднял руку, точно хотел остановить… Певец с удивлением узнал несносного гордеца Искру. В это время от ближайшей колонны отделилась темная фигура. Ее руки произвели какое-то неуловимое движение над головой Победного Луча. Крик юноши замер в воздухе, придушенный до тихого хрипа. Молодой маг заметался, едва касаясь земли ногами, точно рыбка на крючке. Закинул руки назад и вцепился в волосы напавшего. Раздался вопль боли!

«Убивают!» — Ночной Певец преодолел овладевшее им оцепенение, выхватил из голенища высокого башмака нож. Двумя прыжками оказался он около дерущихся и неуклюже вбил лезвие в бок более высокого мужчины. Почувствовал, как клинок уперся во что-то твердое — в ребро? Тайный убийца выпустил свою жертву, пнул Певца, целясь в пах. Парень только в последний момент успел развернуться боком и получил удар в бедро, да такой, что боль отдалась аж в колено и в мышцы живота. Почти инстинктивно он потянулся к разуму нападавшего и только поэтому сумел частично увернуться от следующего удара, который должен был попасть в шею, и это мгновенно закончило бы драку. Наполовину оглушенный тычком в висок, Певец покачнулся и упал на одно колено, роняя нож и бессознательно поднося ладонь к голове. На сей раз вокруг его шеи обвился тонкий шнур, перехватывая дыхание и чуть не отрезав пальцы, туго прижатые к горлу. Колено убийцы уперлось парнишке в затылок. Под черепом Ночного Певца застучали тяжелые молоты, перед глазами затанцевали серебристые точки. Он чувствовал, как поднимается в нем неудержимая волна животной паники, нарастает, стараясь пробить возведенные в сознании плотины, а в конце концов возносится над ними и обрушивается вниз, и все тонет в лавинообразном потоке серебряного света.