Тигренок начал зевать, так что Камушек уложил спать весь иллюзорный зверинец, закончив игру. Мальчонка, который только недавно соприкоснулся с ядом морского ежа, быстро уставал. Он свернулся на своей постели, бережно поджав покалеченную ножку. Прошло совсем немного времени, а он уже заснул.

Камушек занялся своей последней добычей — бабочкой, чьи крылья удивительно напоминали четыре сложенных вместе листа. Это насекомое очень трудно было разглядеть в лесу, среди тысяч одинаковых листьев. Парнишка осторожно разгладил крылья, вложил бабочку между двумя кусочками мягкой бумаги и спрятал в коробочку, где уже находились остальные образцы, предназначенные для Белобрысого.

Между тем Ягода что-то искала, перетряхивая отцовский сундук. Иногда она вытаскивала оттуда какой-нибудь предмет, рассматривала его и снова прятала, недовольно качая головой.

Камушек откинул волосы, которые лезли ему в глаза. Уже много раз он подумывал попросить Лунный Цветок, чтобы она его постригла. Но все время появлялись какие-то дела, и он забывал о своем намерении, или же она бывала слишком занята. И вот в результате непослушные кудри уже закрывали ему шею и лезли в глаза. Соленый даже шутил, что он становится все больше похож на заросшего барана или на овчарку, которая таких баранов сторожит.

В хозяйстве мага имелось только одно зеркало, с которым обращались тут довольно небрежно, хотя изготовлено оно было не из дешевой отполированной меди или латуни, а из стекла, покрытого с обратной стороны слоем серебра. Эта дорогая вещь выглядела удивительно не на месте в доме на столбах, где все предметы обихода были весьма просты, чтобы не сказать примитивны, а обитатели дома даже спали не в кроватях. Камушек неодобрительно разглядывал свое отражение в зеркале. Да, выглядит он не лучшим образом. Слишком длинные локоны имели обыкновение путаться и за все цепляться. Камушку уже давно надоело вечно вычесывать из них разные веточки и листики. Лучше всего было бы сейчас их и обрезать. Он прислонил стекло к стопке книг на столе и принялся оглядываться в поисках ножниц. Обычно они висели на колышке около того места, где Лунный Цветок готовила. Она нарезала ими травы и листья, которыми приправляла еду. Но парнишка не нашел их на привычном месте. Наверное, Цветок взяла их с собой на пляж. Поразмыслив, Камушек вытащил из коробочки, принадлежавшей Соленому, один из ножей, с помощью которых маг делал вскрытия. Лезвие оказалось очень острым — а насколько острым Камушек почти тут же и убедился, когда, глянув в зеркало, попробовал отрезать одну из прядей. Острие ножа довольно неловко соскользнуло. Камушек зашипел и сунул в рот порезанный палец.

Ягода, с сожалением качая головой, отобрала у него нож. Дохнула на зеркало и написала на облачке: «Так ты себе ухо отрежешь. Отец тебя прибьет, это же хирургический нож».

Камушек пожал плечами:

«Ножниц нет. Лунный Цветок их забрала».

Ягода уже собиралась написать на зеркале язвительный ответ, что, мол, в хозяйстве ее отца найдется еще одна пара ножниц, но тут пол задрожал, точно повозка, подскакивающая на каменистой дороге. Зеркало на столе наклонилось вперед, и Камушек, не думая, подхватил его, чтобы не разбилось вдребезги. Он видел, как Ягода, не глядя, сунула куда-то нож и кинулась к сонному Тигренку, который как раз приподнял голову с циновки, не понимая, что происходит. Она схватила брата на руки и как можно скорее выскочила на открытое пространство. Камушек последовал за ней. Все вокруг жутко, до тошноты, тряслось и дрожало. Пареньку показалось, что дрожит по отдельности каждая его мышца и кость, даже зубы — каждый в отдельности. Это длилось всего несколько минут, а потом закончилось так же внезапно, как и началось. Ягода опустила на землю Тигренка, который слегка растерянно огляделся по сторонам и зевнул по весь рот.

— Почему гора обязательно должна встряхиваться, когда так хочется спать? — недовольно спросил он и поковылял к лестнице, намереваясь вернуться на свое ложе.

— Подожди здесь! — сердито одернула его сестра, хватая за руку. — Разве не помнишь, что отец говорил? Ждать и считать до двадцати.

Тигренок вздохнул и принялся бормотать под нос:

— Раз, два, три, пять…

Камушек стоял рядом, неуверенно оглядываясь и явно не отдавая себе отчета, что все еще сжимает обеими руками зеркало.

«Что это было?» — спросил он. Глаза у него при этом были огромные, как блюдца.

— Землетрясение, — буркнула Ягода, а потом большим пальцем ноги нарисовала на песке два соответствующих знака.

Камушек задумчиво нахмурился. Значит, вот как выглядит землетрясение? Да, это явление производило сильное впечатление, но в качестве возможной катастрофы выглядело достаточно жалко. Он-то думал, что землетрясения сопровождаются каменными лавинами, разваливающимися домами и падающими деревьями, или под ногами вдруг распахиваются глубокие провалы.

— Двадцать! — завопил Тигренок. — Я хочу есть!

Толчок не повторился, поэтому Ягода подсадила мальчонку обратно на платформу и сама влезла вслед за ним. Вулкан только раз встряхнулся, точно ленивый пес, и снова улегся подремать. Единственным ущербом оказались рассыпанные книжки и свитки, упавшие с отцовского стола.

«Почему тут трясется земля?» — продолжал расспрашивать Камушек.

Ягода подняла с пола сланцевую табличку. Поискала чертилку. Нашла ее и нацарапала: «Земля трясется потому, что вулкан дышит».

В воздухе снова развернулась лента иллюзорной надписи:

«И так всегда бывает? Больше ничего не будет?»

Ягода закатила глаза:

«А тебе мало еще? Радуйся, что это все. Если за первым толчком следует второй, то потом наверняка будет и третий, а уж тогда все валится и падают деревья».

«А откуда известно, что будет трясти?»

Братья Ягоды явно не были единственным источником глупых вопросов.

«Это невозможно предвидеть. Надо только выйти на открытое пространство и переждать».

«А если ты как раз в это время в лесу?»

«Тогда еще можно помолиться», — написала она и безнадежным жестом прикрыла глаза ладонью. И услышала, как Камушек смеется своеобразным этим своим смехом — горловым и как бы «матовым».

Им пришлось собрать раскиданные по полу книги и рукописи. Камушек поднял тяжелый фолиант в переплете из тисненой кожи из него высунулась картинка — на тоненькой деревянной пластинке был нарисован портрет женщины. В ее лице он заметил знакомые черты: форма глаз и рисунок скул. То, как она держала голову, и вдумчивый взгляд. Хотя волосы и глаза женщины были теплого темно-коричневого цвета, Камушек не сомневался, что видит близкую родственницу Ягоды. Он протянул портрет девушке. Она, помедлив, взяла его, а потом, нахмурившись, долго вглядывалась в портрет.

«Кто это? Твоя мама?» — спросил он, отдавая себе отчет, что рискует нарушить хрупкое, едва наметившееся примирение. Девушка совершенно справедливо могла обвинить его в чрезмерном любопытстве и посоветовать не совать нос в чужие дела. Но она только утвердительно кивнула.

Ягода точно помнила момент, когда она открыла саму себя, хотя прошло уже много лет. Это был тот же самый день, когда она узнала, что у нее есть мать. Она снова посмотрела на миниатюру. Странное, неприятное воспоминание сидело в ней как песчинка — зародыш жемчужины в теле моллюска: обросло тканью времени, уже не болело, но по-прежнему чувствовалось.

Ей тогда было не больше трех лет, и все вокруг казалось таким большим. Ручки дверей, до которых она не доставала, ступени, такие высокие, что приходилось карабкаться по ним по-собачьи, на четвереньках, а иначе она теряла равновесие и падала. Стулья, кресла, скамьи — все такое большое, высокое, пугающее своими неестественными размерами, точно она жила в стране великанов. Маленькая Ягода неизменно задавалась вопросами: «Что это? Что там находится?» Кто-то должен был тогда о ней заботиться. Наверняка у нее была нянька, хотя девушка этого не помнила. А нянька эта должна была быть довольно безалаберной, поскольку она предоставляла девочке столько свободы, что та могла беспрепятственно болтаться по дому.