Рихтер ждал, явно наслаждаясь ситуацией. «Чтоб тебя, с-соба-ка!» — невольно подумала я. Как назло, в голову не лезло ровным счетом ничего; даже стандартная фраза «Я больше не бу-уду!!!», отработанная в этом семестре, совершенно не шла на язык.

На помощь мне пришла, как ни странно, Полин. Явление магистра в нашей комнате потрясло ее еще больше, чем меня, но рефлексы оставались рефлексами, и она чисто машинально выпалила:

— Может, вы позавтракать хотите?

Не иначе как Полин попыталась провести прием, отлично сработавший на мгымбре.

— А что, есть чем? — искренне удивилась я. — Разве Крендель вчера не все сожрал?

— Он не сожрал, — обиделась алхимичка, — он скушал! И там еще осталось…

— А мне предложить? — возмутилась я. Вот это соседка называется!

Полин зыркнула на меня похлеще мгымбра. Да. Я с запозданием вспомнила, что и на Рихтера она имела некоторые виды — призрачные, конечно, но все-таки. В глазах у алхимички медленно проявлялся уже известный мне слоган «Загрызу за личное счастье».

Из врожденной вредности характера я немедленно представила идиллическую картинку: Полин, с хлебом (то бишь свежими плюшками) и солью, выложенной аккуратной горкой на вышитое полотенце, гостеприимно протягивает магистру всю вышеописанную конструкцию. Плюс еще и кофе, по всем канонам — в постель. Мрыс дерр гаст, а если сейчас еще и Хельги проснется… у-у, какие истории станут гулять по школе…

— Нет, спасибо, — сухо ответил Эгмонт. Неблагодарный магистр одной фразой разрушил зыбкие мечтания Полин. Он перевел взгляд обратно на меня, и я приложила все усилия, пытаясь изобразить на лице подобающее случаю раскаяние. Нет, можно было, конечно, играть оскобленную невинность, но, учитывая, что орудие преступления нагло дрыхло посреди комнаты, это было бы как минимум нелепо.

Раскаяние изображалось, но плохо. Магистр бестиологии не вызывал у меня никаких теплых чувств: мало того что предмета не знает и хамит адепткам в моем лице, так еще и пугается до обморока рукотворных мгымбров!.. В принципе я была уверена, что бестиолог получил по заслугам.

Наверное, эта мысль отлично читалась на моем лице, потому что Эгмонт вздохнул и отвел взгляд.

— У вас хоть есть где умыться, студентка Ясица? — спросил он.

Я молча ткнула пальцем в сторону соответствующей двери.

— А чего это он тут делает? — шепотом поинтересовалась Полин, едва магистр скрылся за дверью. Она (понятно, не дверь, а алхимичка) смотрела на меня с некоторым подозрением, перераставшим в непоколебимую уверенность. — А, Яльга?

— А я откуда знаю? — огрызнулась я. — Может, Хельги разбудить?

— Его разбудишь, как же… — скептически пробормотала Полин.

Я вообще-то разделяла ее точку зрения. Вампир, как и мгымбр, явно не собирался просыпаться раньше нынешнего вечера. Да и какая, к мрысам, вообще разница, если Эгмонт уже засек и того и другого?

Магистр вышел наружу. Вид у него был теперь совершенно бодрый, с мокрых волос стекали на куртку тонкие струйки воды.

— Вы что, голову там мыли? — не удержавшись, съехидничала я.

Эгмонт оставил мой выпад без внимания. Аккуратно огибая осколки — следы вчерашнего буйства, — он подошел к сдвинутым кроватям. Молча встал над дрыхнувшим Хельги.

Вампир беспокойно зашевелился, сбрасывая мгымброву лапу. Эгмонт продолжал стоять; не знаю, то ли он посылал эмпато-призыв, а то ли просто действовал на нервы, не прибегая для этого ни к какому колдовству, — но не прошло и семи секунд, как Хельги выпутался из одеяла и с обиженным видом раскрыл глаза.

— Доброе утро, — сладким голосом сообщил ему магистр.

Вампир взлетел на ноги. Сна у него как не бывало, — наверное, сон просто не ожидал от Хельги таких быстрых движений и оттого свалился с него в полете. На лице же у вампира читался такой священный ужас, что я невольно вспомнила давешнего преподавателя бестиологии.

— Мы… я… мы не хотели…

— Это я уже понял, — прервал его Эгмонт. — Дальше?

— Э-э…

Рихтер оценивающе посмотрел на зеленого, как весенний газон, адепта. Вампиры устроены иначе, чем люди, — известно, что у последних похмельный синдром возникает исключительно в паре с алкоголизмом. То же, что у большинства менестрелей герои хронически маются с дичайшей похмелюги, означает, что все эти герои есть натуральные матерые алконавты. Вампиры же, во-первых, пьют почти не пьянея; во-вторых, если пьянеют, то мигом, буквально за пару секунд; и, в-третьих и самых трагичных, испытывают на себе все превратности похмельного синдрома.

Зато и алкоголизм им практически не грозит.

— У вас есть пять минут, — сказал магистр, разбиравшийся в физиологии ничуть не хуже меня. Видно, и он сумел понять, что сейчас не добьется от вампира ни одной толковой фразы. — По истечении этого времени я жду вас у себя в кабинете. Вы поняли?

Хельги истово кивнул. Странно, но, даром что вампир был выше, крупнее и вообще выглядел гораздо внушительнее, у меня ни на секунду не возникло вопроса, кто здесь главный.

— Студентка… э-э… — Рихтер обернулся к Полин, обиженно смотревшей на него из кресла. — Как вас зовут?

— Полин де Трийе, — капризно ответила алхимичка, накручивая на палец коротенькую прядку.

— Понятно. Студентка де Трийе, составьте компанию адепту Ульгрему. А мы со студенткой Ясицей пока обсудим некоторые тонкости магической науки.

— А может быть, я тоже… того? — с надеждой поинтересовалась я. — Насчет компании?

Эгмонт покачал головой. Кто бы сомневался.

Признаться, я сильно подозревала, что Хельги не нуждается в чьем-то обществе. Единственное существо, которое сейчас было ему жизненно необходимо, — это «наш фаянсовый друг», как ласково называли сей предмет близнецы аунд Лиррен. Но лично я предпочла бы общение с десятью малоадекватными вампирами, чем с одним крайне недовольным (или очень довольным, но мне от этого только хуже) магистром боевой магии.

Полин, подмигивая мне обоими глазами, выбралась из кресла. «Студент Ульгрем» честно ждал ее у двери; вампира малость пошатывало, физиономия у него была зеленая, как клумба перед школой, но не выполнить столь недвусмысленно отданного приказа он попросту не смог.

— Через пять минут, — напомнил ему Эгмонт. — У меня в кабинете.

Хельги кивнул и исполнительно скрылся за дверью.

— Ну что, студентка Ясица, — спокойно сказал Рихтер, дождавшись, пока вампир и алхимичка удалятся на сообразное расстояние от двери. — И как, интересно бы знать, мы это объясним?

— Что именно? — обреченно уточнила я. Опыта с василиском мне хватило, чтобы запомнить раз и навсегда: метод «каждому по заслугам» иной раз срабатывает круче самого жестокого наказания. Тогда я отделалась простым увеличением домашнего задания. Но сейчас меня определенно ожидало нечто более интересное.

Магистр молча кивнул на мгымбра.

— А в чем здесь проблема? — нагло спросила я, обозрев указанное. — Классный мгымбр, как живой получился. Горилку хлещет, плюшками закусывает… Адепток осчастливливает, — подумав, добавила я. А что, Полин очень даже осчастливил.

— Хватит, — устало сказал Эгмонт. Он привычно скрестил руки на груди, приваливаясь к стене. — Я не собираюсь говорить с вами о технике иллюзий. И об этике, кстати, тоже. О том, что взламывать чужие кабинеты попросту некрасиво. Впрочем, я понимаю, вам это не впервой… О том, как правильным студентам должно проводить Савайн, я тоже лучше помолчу. У нашего многоуважаемого директора это получится гораздо лучше…

Я содрогнулась. Об умении директора читать нотации ходили легенды. Очень вежливый, тихий и все время как будто испуганный, он ухитрялся пробуждать совесть даже в тех душах, где она вообще не ночевала. Это было самое страшное, потому что, проснувшись однажды, совесть находила, что здесь ничего себе так, уютненько, и обосновывалась у адепта надолго. По крайней мере, на ближайшие полтора месяца можно было забыть про шпаргалки, невыученные уроки и взломанные кабинеты. Народ подозревал, что директор внаглую использовал свой эмпатический дар; так это или нет, но я меньше всего хотела проверять сей факт на себе.