Наверное, шепот получился громким: Ривендейл, конечно, отодвинулся, хотя и не сразу, а вот Рихтер быстро глянул в мою сторону. Внимание столь решительно настроенного магистра не сулило мне ничего хорошего, так что я почла за благо прикусить язык и не выступать более ни на какие темы.

Ну а существо, разумеется, было баньши и выглядело так, как его и описывал Куругорм. Бледное, худое, в зеленом платье, плотно облеплявшем тело, с растрепанной гривой ярко-красных волос — едва ли кто-то назвал бы их рыжими, и с огромными черными глазами, похожими на бездонные колодцы. Фэйри стояло… стояла посреди кабинета, припав на одно колено и касаясь пола кончиками пальцев; в этой позе было что-то напряженное и звериное, и я заметила, как кто-то из вампиров непроизвольно сделал знак от сглаза.

Рихтер чуть заметно кивнул, и баньши неожиданно застонала, вскинув голову к потолку. Пол чуть качнулся; я расставила ноги шире, а в следующий миг баньши закричала и заплакала, мешая стоны с неразборчивыми словами. В ее голосе слышались крики журавлей, и младенческий плач, и вой ветра; в кабинете становилось все темнее, ветер подхватил плащ Ривендейла, вздувая его у вампира за спиной, и что-то черное и опасное рванулось к Келлайну. Я услышала, как эльф срывающимся голосом выкрикнул какое-то заклинание — через секунду баньши смолкла, мрак рассеялся, и мы увидели, что адепт без сознания лежит у черты.

На лице у Рихтера, стоявшего неподалеку, читалась смесь удовлетворения и бешенства. Впрочем, он быстро принял свое обычное выражение.

— Этого в медпункт, — сухо приказал он. — Студенты аунд Дарру, озаботьтесь! В медпункте настоятельно рекомендую не задерживаться.

Эльфы, переглянувшись, направились к Келлайну. Баньши следила за ними, не отрывая пальцев от пола.

— Прекрасно, — холодно констатировал Эгмонт, когда за братьями закрылась дверь. — Изумительно. Ну? Кто следующий? Будут добровольцы?

— Яльга?.. — робко шепнули за спиной, вспомнив мое былое геройство.

Но я только помотала головой: геройство геройством, и любовь к предмету тоже хорошо, но помирать в расцвете лет мне отчего-то совсем не хотелось. Нет, баньши я не боялась, недаром мы две недели отрабатывали заклинания в магзале. Беда была в том, что универсальной защиты от Рихтера наука еще не изобрела.

— Студент Хилл, — приказал магистр, сверившись с журналом.

Увы, Логану повезло не больше, чем Келлайну. Баньши уложила его за три секунды; вернувшиеся из медпункта братья аунд Дарру, увидев очередное тело, быстро предложили свои услуги по переноске. Очевидно, умные эльфы сообразили, кто будет следующей жертвой магистерского произвола. Догадка их оказалась верна, ибо Логана в медпункт оттащили гномы, а Куругорм уныло поплелся к черте.

После него был Хельги, оказавшийся крепче всех, — от обморока он очнулся сам и до медпункта добрел без сопровождения. Следующим этапом оказался Снорри, после него — Келефин… с каждым новым адептом Эгмонт становился все злее, а баньши грустнела прямо на глазах. Сообразно степени грусти увеличивалась и громкость воплей: стекла в окнах начинали нехорошо дребезжать, и одно из них, кажется, даже дало трещину.

— Превосходно, — процедил Рихтер, после того как Снорри с приятелем под руки увели Келефина. — Интересно, что кончится раньше — студенты или кровати? Сколько их там в медпункте? Тринадцать?

— Магистр Рихтер… — осторожно вмешалась я. Ситуация мне очень не нравилась, и, как ни страшно, с ней надо было что-то делать. — Нас больше, чем коек. Может…

Но высказаться до конца мне не дали.

— А, студентка Ясица… — Рихтер прищурился, открывая журнал. — Чем, хотелось бы знать, вы меня порадуете? Столь же пламенной страстью к предмету? Так, где здесь буква «Я»…

Я прикусила губу. Радовать его мне было как раз нечем: за шесть недель владычества Матильды мною не было получено ни единой оценки. Ни плохой, ни хорошей — никакой. То ли госпоже ле Бреттэн настучал на меня бестиолог, то ли просто она опасалась иметь со мной дело, но меня Матильда не спрашивала, я же в свою очередь была этому только рада. Получать пятерку только за то, что ты открыл рот? Что же, для кого-то, вероятно, это имеет некоторый смысл, мне же, наоборот, надо доплачивать, когда я молчу. Ибо это требует от меня значительно больших усилий.

Вот так.

— Я не понял, — медленно сказал Рихтер, подняв взгляд от журнала. — Вы что, вообще не посещали лекций? Или применяли заклинания забывчивости к… коллеге ле Бреттэн? Как это понимать, студентка Ясица?

Я оскорбленно выпрямилась. Лекции Матильды я посещала исправно, хотя меня и воротило с души. Его там, в Западных Землях, по голове случайно не били?! А то, знаете ли, очень похоже!..

— Магистр Рихтер, — очень вежливо и очень четко произнесла я, невольно выделяя голосом каждое слово, — вы в самом деле считаете, что я могла прогуливать лекции по профильному предмету?

— То, что я считаю, студентка, вас никак не касается. — Магистр закрыл журнал и указал мне на черту: — Вперед.

Я кивнула; кивок вышел резким и четким, как этикетный поклон перед дуэлью. Мрыс дерр гаст… я обиделась? Да. Наверное, да. Я все понимаю, это не слишком-то приятно — вернуться и обнаружить уйму оболтусов с липовыми оценками, но при чем здесь я? Срывать плохое настроение на мне я точно никому не позволю…

Сделав два шага, отделяющих меня от черты, я выпрямилась и поняла, что не зря тренировалась с Ривендейлом в магзале. Ноги сами заняли ту позицию, которую я отрабатывала две недели подряд: на ширине плеч, чуть согнутые в коленях, готовые в любой момент сделать шаг или прыжок. Руки расслаблены, пальцы тоже. Пальцы тоже, Яльга, нечего складывать их в знак! Знаки не огурцы, их заготавливать не положено…

Баньши застонала, запрокинув голову к потолку. Я внимательно следила за ней, выжидая момент защиты; потемнело, в лицо дохнуло ветром и дождем, но я ждала, понимая, что своевременность сейчас решает все. Ветер становился крепче, тьма сгущалась плотнее, а голос фэйри делался все сильнее, глубже и громче, заглушая все прочие звуки аудитории. Вот сейчас, сейчас… чувство опасности взвыло в голос, я вскинула руки, не различая их в окружающей мгле. Что-то неслось ко мне, подобно черной птице; оно было злым, по-настоящему опасным и злым, но я уже заговорила, стараясь перекрыть высокий голос баньши. Получалось плохо, я едва слышала, что кричу; мрак давил на лицо, ветер отбрасывал назад косу, но в какой-то момент между моими руками алмазным светом вспыхнул Щит. Я вскинула его выше, отражая натиск темноты; заклинание закончилось, но атака никуда не исчезла, и я повторяла его снова и снова, чтобы не дать Щиту погаснуть. Боги мои, боги… сколько же еще осталось? С каждой секундой Щит наливался тяжестью, я с трудом удерживала его на поднятых руках. Ну же, Яльга, тут все дело в том, кто кого переупрямит…

— Эрре! Эр дель индексэ, альден дар медио… — Я облизнула сухие губы, пытаясь понять, насколько еще меня хватит, но тут Щит вспыхнул ярче прежнего, и знакомый голос подхватил заклинание:

— Медио эннулярэ! Эрре! Яльга, держись!

Я была уже не одна. Нас было двое; тяжесть Щита разом уменьшилась в два раза, и я почувствовала рядом с собой тепло живого человека. Ну… не совсем человека, ну да кого это заинтересует? Мрыс дерр гаст, да сколько раз мы уже делали это в магзале! Почувствовав неожиданный прилив сил, я добавила в Щит еще энергии; Ривендейл поступил точно так же, и не успели мы хором договорить последнее слово, как заклинание вдруг взорвалось, осыпав нас ворохом сверкающих искр. Ахнув, я закрыла лицо локтем.

Когда я открыла глаза, в аудитории царила мертвая тишина. Гордый Ривендейл стоял рядом со мной; мы не успели еще разорвать магической связи, поэтому вампир продолжал придерживать меня за плечо. За мое левое плечо своей — заметьте, пусть не царственной, но все же! — левой рукой. Будь здесь Полин, она бы сказала, что Генри меня обнимает; увы, алхимичка плохо разбиралась в защитных чарах. Немногочисленным же зрителям было начхать на то, кто кого обнимает. Зрители смотрели, кажется от ужаса даже забыв дышать.