Король, еще не веря до конца своим глазам, приподнялся на троне и вперил в свиток безумный взгляд.
Этого не могло быть, но это было. На пожелтевшем от времени пергаменте виднелись до боли знакомые имена и знаки — еще в детстве Эккехард выучил их все наизусть. Еще бы, ведь ушлые гномы притащили в этот зал реликвию, которую король хранил пуще собственной жизни и собственной королевы, не говоря уже о национальной безопасности и национальной же казне.
Родословное древо. Старинный документ, хранимый королем (а во времена оны — только лишь веселым маркграфом, охотно промышлявшим на больших дорогах), а также всеми его предками в строжайшей тайне. До этого свитка допускались только старшие сыновья, наследники майората; всем прочим потомкам обоих полов путь в заповедную комнату был заказан. Чего уж говорить о посторонних — пусть даже посторонним был и гном из клана архивариусов!
И была причина, вынудившая маркграфов поступать именно так. Весомая историческая причина, на которую сейчас и указывал невесть откуда вытащенной палочкой говорун.
— Ну-ка кто это здесь? О-о, благородные предки! Маркграф Зигмунд, маркграф Хаген… помнится, браком он сочетался с Изольдой, урожденной баронессой цу Зиттергейн? Помню, помню ту свадьбу, присутствовал… А это кто? — Гном виновато улыбнулся. — Что-то буковок не разберу… ваше величество?
— Основатель рода, — скрежетнув зубами, ответствовал король. — Хальдред Отважный, младший сын Рейнвигского Дома шесть столетий назад завоевавший титул маркграфа.
Улыбка говоруна сделалась еще шире.
— А на ком он женился, мой король?
Эккехард сжал зубы, поняв, к чему клонит настырный гном:
— Он умер до брака.
— Надо же! — искренне огорчился говорун. По щеке его вроде бы даже пробежала слезинка, но вот за это король бы не поручился. — Какая трагедия, ваше величество, какая жизненная драма! Но откуда же в таком случае взялся наследник? Как же появился на свет благородный Вильгельм, прославивший, если мне не изменяет память, честь фамилии в битве под Мюнцбургом?
Король молчал. Какая-то сумасшедшая муха, невесть откуда взявшаяся в конце зимы, билась в цветное стекло витража.
— Таки я вам скажу откуда, ваше величество! Матушкой помянутого выше Вильгельма была Лизхен бесфамильная, крестьянка вашей, мой король, наследственной марки! Однако же это прискорбное обстоятельство не помешало юному Вильгельму получить в названном мною сражении черный крест на щит и право добавить бронзовый к фамильным гербовым цветам — то, которым вы пользуетесь и по сей день…
Бронзовый грифон чуть смутился и попытался задрапироваться алым полотнищем.
— Рыцарь Хальдред, — вступил законник, видно давно ожидавший своей очереди, — погиб, не успев признать Вильгельма законным наследником. Мы же имеем письменное свидетельство того, что прежний граф фон Рихтер поступил иначе. Райнфер, предъяви! — Это относилось уже к гному, одному из подручных архивариуса. Тот с готовностью вытащил из-за пазухи квадратный бумажный конверт. — Кроме того, матерью славного предка моего короля была рожденная в травах,[12] чего никак нельзя сказать о матери нашего клиента! Это Эрмина, баронесса Хенгернская, урожденная маркиза д'Армион. Надо сказать, здравствующая по сей день. Так, быть может, ваше величество пересмотрит свое решение?
— Наш клиент, — голос говоруна на хлеб можно было намазывать, — всецело ратует за справедливость. Он крайне не желает обнародования сведений, возможно, несколько… нет, не порочащих, но затеняющих родословную нашего великого монарха. Однако некоторая информация может просочиться в массы и без его ведома. Вы знаете, наш клиент так занят! У него очень много работы, в Академии и еще в КОВЕНе… о, мой король, у него там такие хорошие связи! Немудрено, если он не сумеет за всем этим проследить…
Эккехард умел проигрывать. Он знал, когда нужно отступать, чтобы сохранить то немногое, что у него еще осталось. Сейчас было как раз то самое время, и оттого король, особенно не размышляя, величественно кивнул:
— Мы меняем наше решение. В свете полученных знаний. — «Эк закрутил», — с невольным восхищением подумал он. — Мы готовы признать наследные права этого ковенского выско… э-э… достойного магистра. Мы готовы назвать его своим вассалом, буде он даст нам рыцарскую присягу.
— Отлично! — просиял гном-законник. — Райнфер, мальчик мой!..
Бородатый «мальчик» звучно хлопнул в ладоши. Дверь отворилась сызнова; король, подавляя рвущиеся на свет слова из жаргона раубриттеров, воззрился на явившихся его взору пришельцев.
Это, разумеется, были гномы. Четверо дюжих молодцев, не иначе как из кузнечных подмастерьев, несли свиток, при взгляде на который король не выдержал и сказал-таки то, с чем героически боролся последние полчаса.
Поймав на себе сочувствующий взгляд гноменка, Эккехард потерял терпение. Сжав рукоять меча, он выпрямился во весь рост и оглядел зал грозным, истинно королевским взором:
— Ну и что это такое? — От его голоса в рамах, кажется, дрогнули витражи.
Но гномы даже не моргнули.
— Это претензии, ваше величество, — мягко сказал говорун.
— Какие еще претензии? — повысил голос Эккехард.
— Предъявляемые вашему величеству нашим клиентом.
Гномы тем временем достигли центра зала. С облегчением сгрузив свою ношу на пол, они почетным эскортом застыли по четырем углам воображаемого квадрата, центром которого являлся поставленный на попа свиток.
— Как почтительный отпрыск благородного дома фон Рихтеров и как рачительный хозяин наследных угодий, а следовательно, достойный своего короля вассал, теперешний граф фон Рихтер предъявляет своему сюзерену следующие претензии. Претензия первая. За невинно убиенных в ходе военных действий родственников, в скобках — сообразно уровню родства, граф фон Рихтер требует пятьсот золотых монет гномьей чеканки.
Король смутно припомнил невинно убиенную родню. Старый граф, пользовавшийся в Западных Землях некоторым авторитетом, пожалуй, и стоил… ну скажем, двухсот монет. Однако Эккехард сильно сомневался, что граф нынешний питал к предыдущему столь сильные сыновние чувства. Особенно учитывая, что отцовское участие в его судьбе ограничилось спешным созданием и признанием родства, сделанным только потому, что отвертеться не получилось. Сыновья же покойного — соответственно сводные братья ковенца и законные наследники имущества — широко славились окрест донельзя склочным нравом. Раубриттерством они не промышляли, потому как все свободное время тратили на выяснение вопроса, кому именно достанется майорат. Едва любимого папеньку пристукнули моргенштерном, как братья мигом передрались, решив раз и навсегда покончить с этим животрепещущим вопросом. Король не знал, кто из них вышел победителем, — ибо этот второй на следующий же день утонул в близлежащей речке. Учитывая, что на дворе стояла зима, а подледное плавание не входило в список увлечений наследника, получалось, что крестьяне графства имели на власть свои особые планы.
Пятьсот монет за устранение конкурентов?! Да у этого Рихтера с головой не все в порядке! Это кто еще кому заплатить должен!
— Претензия вторая, — продолжал вещать законник. — За разрушение замковой стены, а также нанесение ущерба донжону, каковой является памятником культуры и соответственно занесен в список четырехсот охраняемых КОВЕНом объектов, наш клиент требует восемьсот золотых монет. Претензия два дробь один. Ввиду того что упомянутый донжон суть важнейшая, можно сказать, основополагающая семейная реликвия, ибо именно в указанном донжоне, на втором этаже оного, в зале Гобеленов, в нише возле правого окна…
— Какие окна в донжонах? — свистящим шепотом вопросил гноменок. — Там же бойницы!
— Так приказала госпожа графиня, — так же тихо ответил гном Райнфер. — После того как стала ею…
— …что на Западной стене, госпожа Андриана наконец-то ответила на пламенные чувства графа Антуана фон Рихтера, что в свою очередь дало основания для последующей свадьбы и явилось причиной появления на свет очередного графа фон Рихтера, и, следовательно, не будь указанного донжона, всех этих событий не произошло бы. Равно как не появился бы на свет наш уважаемый, уже признанный высочайшей волей граф Эгмонт фон Рихтер.
