Итак, некромант. Все, что стало известно от погибшего в схватке с козлом самонадеянного, но обделенного удачей Ангуса, укладывалось в несколько слов: «Пытай счастье в трактире «Багровый голубь». Мало? Еще бы. И в то же время достаточно. Для чего? Для пытки. Вернее, для попытки, хотя радости от этого было мало.

Место известно. А дальше? Некромант посещает указанное заведение? Возможно. Подбирает в нем себе прислужников или жертв? Весьма возможно и даже обязательно. Жертвой я становиться не собираюсь, стало быть, остается одно: напроситься в прислужники. Но как это сделать, не вызвав подозрений? А еще лучше вызвать, но столь мелкие, что добавляют правдивости, и все же неспособны отвадить нанимателя… Вопрос не для единственного ответа. Впрочем, бороться с проблемами следует по мере их появления, сейчас же мне нужно хотя бы увидеть некроманта вживую. Или поболтать с его помощником, буде таковой имеется. А пока вокруг ни души из тех, что охотно имеют дела со смертью.

– А давеча за излучиной всю ночь до самых петухов посвист раздавался. Известно чей, – многозначительно заключил селянин и с надеждой взглянул на кувшин.

Непонимающе щурюсь, окончательно отрывая взгляд от бумаг, покрытых ровными строчками букв:

– И чей же?

– Лешак озорничает! – гордо поясняют мне.

– Благодарю, любезный, я записал все, что мне требовалось, а лесные духи… Ими займусь в другой раз. Не смею больше утруждать вас расспросами.

Селянин огорченно выдохнул облачко несвежего воздуха, покачал головой и, с кряхтеньем поднявшись, поковылял в другой угол трактира. Тихое бормотание было не разложить на слова, но смысл вереницы звуков сводился к уже хорошо знакомому: «ох уж этот господин из столицы, сам не знает, чего хочет, а на дельное дело и не взглянет». Правильно, не взгляну. Потому что любителей похмелиться за чужой счет сыщется одинаково много на любом удалении от Виллерима. С удовольствием угощу выпивох, но только получив и свою прибыль, в крайнем случае уповая на нее, а не беззаботно тратясь. В конце концов, кошелек, которым меня ссудил кузен, рано или поздно опустеет и я останусь не только без достижений, но и без монет. Собственно, и последних осталось меньше половины от первоначальной горсти, и первых немного, если не сказать никаких вовсе.

Рассматриваю записи, сделанные на протяжении трех дней сидения в трактире. О мертвяках собеседники ничего толком не знали, а местные, с позволения сказать, легенды, имели куда меньшее отношение к правде, чем даже моя. Напрашивающийся вывод и радовал, и огорчал. Огорчал, потому что я ни на шаг не продвинулся в своем дознании, а радовал… Если в округе никто не подозревает о присутствии некроманта, стоит, с одной стороны, восхититься его скромностью и выдержкой, с другой же – предвкушающее потереть ладошки, поскольку таинственность ясно заявляет о слабости противника. Пусть временной, но все же слабости.

Любой уважающий себя маг так и норовит произвести впечатление на подвернувшихся под руку или ногу зрителей. Зачем? Лишний раз убедиться в собственном величии, но сия причина отнюдь не главная. Как было в Кер-Эллиде? Вбитые в сознание страшные истории о волках-убийцах заставили селян избегать походов в лес даже в солнечную погоду, не говоря уже о ночи. Безыскусная правда, приправленная толикой переживаний, легко исполнила роль надежной ограды. Может быть, и находились смельчаки, пробирающиеся в глубь леса, дабы потешить собственную гордость, но и они, не встречая на своем пути ужасов и спокойно возвращаясь обратно, не убедили соседей в безопасности «проклятого» места. А если, того хуже, кто-то из сорвиголов поранился, пока пробирался через чащу, лучшего доказательства легенды и желать невозможно! Поэтому обстоятельства тихого сидения некроманта в тщательно спрятанном логове и отсутствия пуганых припозднившихся прохожих или окрестных жителей крайне выгодны и приятны для охотника. То бишь для меня.

И все же не стоит отбрасывать еще одну причину бездействия труповода на ближнем периметре: возможно, ему просто некогда мастерить своих пугал. Или некого отправить на промысел. Впрочем, сие также радует: значит, лишние руки не помешают. Еще лучше лишняя голова, потому что мертвяки мертвяками, но идут они туда, куда смотрят живые глаза, и делают то, о чем думает живая голова…

– Позволите присесть?

Я потер переносицу жестом, подсмотренным у писарей всех возрастов и достатков. Ученый люд страдает схожим недугом – усталостью глаз от корпения над фолиантами невнятного содержания, но для моих целей подходила роль и попроще. Чтобы не тратить чрезмерно много сил на игру.

Рядом со столиком, любезно отведенным мне хозяином трактира (а как не отвести, господин ведь столичный, вежливый, да и платит за постой и снедь исправнее, нежели многие другие), стоял мужчина, мало подходивший к пестроте наблюдаемых мной в «Багровом голубе» компаний. Не слишком высокий, он держался с преувеличенной значительностью, которая хороша для состоятельных, но не пробившихся в круги знати купцов, однако к торговому сословию определенно не принадлежал и принадлежать не мог: сухо поджатые губы казались почти бескровными, а лицо с немногочисленными, но уже хорошо заметными морщинами явно встречалось с солнечными лучами и ветром реже, чем лица водящих торговые караваны.

Не купец. А кто тогда? Хозяин близлежащего поместья? Хм. Непохож: мужчине уже далеко за сорок, а в таком возрасте девять из десяти дворян обзаводятся упитанным брюшком, несмотря на постоянное общение со шпагой в фехтовальном зале и с любовницами – в постели. К тому же… Подушечки больших пальцев, заложенных за пояс, очерчены грубовато, а кожа на кистях рук подернута кисеей шелушения. Этот человек много работает, но не на земле, иначе был бы смуглым, как недавний попрошайка.

Маг? Не буду исключать такую возможность, однако излишне утомленный простым трудом. К схожему возрасту чародеи обычно успевают обзавестись целым выводком подмастерьев и сваливают повседневные заботы и тяготы на более юные и крепкие тела. К тому же магии рядом с пришельцем не больше, чем вокруг простого селянина, снабженного связкой амулетов. Или же мне повезло, и он…

Только не торопиться! Спокойствие, принятое в обществе вежливое участие к чужим вопросам, приятельская беседа о погоде и природе – начинать нужно с малого. А чтобы было легче сохранять равновесие, отодвину пока мысли о магиках в сторону и, соблюдая порядок, рассмотрю оставшиеся варианты.

Писарь? Архивариус? Ремесленник? Наверняка прослышал о том, что можно славно выпить задарма, вот и пришел… Что ж, я рад гостям. Сейчас – даже непрошенным.

– Как пожелаете.

Он легонько поклонился, чем еще больше меня запутал, и сел на лавку по другую сторону стола.

Странные оттенки поведения для взрослого мужчины. Одет если не богато, то очень и очень добротно, почти зажиточно, но неуверен в себе. Или же привык кланяться с детства? Иначе можно было ограничиться кивком, поскольку наши роли, скорее всего, принадлежат персонам одного сословия, стало быть, нам позволительно общаться на равных.

В волосах седины немного, и она всего лишь придает пепельный оттенок светлым волосам, в отличие от рук ухоженным, длинным и тщательно завитым крупными локонами. Глаза темноваты: будь они тона на два-три светлее, мужчину можно было бы назвать миловидным, а так направленный на меня взгляд кажется неразборчиво-зловещим. Впрочем, только кажется: вот незнакомец улыбнулся, показав ровные, сохранившиеся в завидной целости зубы, и любые подозрения в злом умысле рассеялись утренним туманом.

– Простите, если отвлек вас от вашего… – он покосился на разложенные бумаги, – труда.

Голос мягкий, чуточку равнодушный и расстроенный, словно его обладатель не рад посещению трактира, на которое потребовались время и усилия.

– О, на сегодня я уже закончил! Глазам нужно дать отдых.

– Да, вы совершенно правы, плоть должна отдыхать, и часто. Но вижу, вы славно потрудились?