— А где, по-твоему, сейчас наши приятели?

— Может, и здесь, в толпе, пробираются поближе к оратору.

— А вдруг он кончит говорить? Что тогда?

— Он проговорит самое меньшее еще час.

Локателли не мог слышать их разговора. Брэдли одарил Марко своей макиавеллиевской улыбкой.

— Они понимают, что если не удастся взять живьем, то надо ликвидировать его любым способом?

— Да, понимают.

В эту минуту Марко волновало только одно: как бы побыстрее завершить операцию — при условии, разумеется, что шефы останутся удовлетворены ее исходом. Ко всему прочему он был безразличен и думал только о Терезе. Накануне ночью она опять жаловалась на боли.

Брэдли снова заговорил — его, видимо, обуревали те же заботы, что и Марко:

— Будем надеяться, что все пройдет как надо.

— Будем надеяться, мистер Брэдли.

— Вы слышали? — спросил Локателли.

— Что? — поинтересовался Брэдли.

— Какой-то хлопок. Похоже на выстрел. Брэдли прислушался.

— Фейерверк, — сказал он. — И ракеты. Здесь всегда на праздник устраивают фейерверки.

Подобно тому как люди из Общества чести руководили бандитами и пользовались их услугами, так и бандиты, в свою очередь, пользовались услугами жалких пастухов, многие из которых в трудные времена не гнушались заниматься бандитизмом по собственному почину, но в общем предпочитали, чтобы их оставили в покое и дали возможность пасти стада. Готовясь к операции в Колло, бандиты разыскали пятьдесят три пастуха. Трое из них сбежали — одного ранили, но он все равно сумел уползти от бандитов. Каждому пастуху вручили легкий карабин, но патроны для верности несли шестеро бандитов, не спускавшие глаз с пастухов. Кроме того, они несли радиопередатчик, которым умел пользоваться один из них и с помощью которого они поддерживали связь с основным отрядом. Пастухи и их стражи заняли позиции на склонах пирамидальной Куметы как раз перед наступлением темноты. Согласно плану на следующее утро по радиосигналу Мессины им предстояло спуститься с горы, зайти праздничной толпе в тыл и захватить или, в случае необходимости, убить руководителей митинга, которым удастся ускользнуть, когда Мессина нанесет главный удар. А чтобы пастухи не сбежали, бандиты, уже измученные долгим переходом через горы, были вынуждены еще и стеречь их всю ночь.

Слух, что их ждет западня и что командиры намереваются их бросить на произвол судьбы, подорвал дисциплину среди бандитов. Они понимали, что без пастухов им не обойтись, и вместе с тем до наступления часа атаки боялись раздать патроны. После бессонной ночи нервы у них сдали. Даже жующие траву овцы казались им людьми, прячущимися среди скал. Утром удалось установить радиосвязь с Мессиной, который находился на Пиццуте, и бандиты несколько успокоились, но затем, когда до начала операции оставались считанные минуты, непредвиденное обстоятельство нарушило все планы. Двое парней из Мьеры, подцепив какую-то заезжую проститутку, отправились на поиски укромного места и наткнулись на засаду бандитов. Всех троих тут же схватили и связали. Один из парней оказался двоюродным братом радиста, и от него бандит узнал, что в Колло пришли и его дядя с теткой. Понимая, что будет убито немало народу, радист внезапно нырнул за скалу и бросился бежать. В погоню за ним пустились два его товарища; пятеро пастухов тотчас воспользовались сумятицей и тоже сбежали. Началась перестрелка между бандитами и дезертирами, но никто не был ранен. В результате радиопередатчик вышел из строя, и всякая связь с основным отрядом прервалась.

Радио молчало, и бандитов на Пиццуте тоже охватило уныние. Это были люди хоть и необразованные, но от природы смышленые, обладавшие обостренным чутьем и способные почувствовать приближение смерти почти как запах. По склонам Пиццуты от одной группы к другой, словно по воздуху, передавались слухи. Теперь уже все были уверены, что полиция и карабинеры решили забыть свою традиционную вражду и сообща приступить к уничтожению бандитов. Некоторые утверждали, что слышали стрельбу в районе Куметы, объясняя это внезапным нападением временно объединившихся сил порядка.

Основной отряд бандитов был разделен на три группы с пулеметом марки «бреда» в трехдюймовым минометом в каждой. Хотя минометами и было запрещено пользоваться, их прихватили на всякий случай. В начале десятого, когда напряжение достигло предела и связи с Куметой не было уже пятнадцать минут, дозорный, выставленный на высоком склоке Пиццуты, сообщил, что в тыл бандитам заходит отряд человек в тридцать. Вокруг Мессины поднялась волна паники, и ему пришлось вытащить пистолет. Он не верил, что появление этих неопознанных людей предвещает опасность, — скорее то были крестьяне, шедшие на митинг, чем полицейские в штатском, посланные, чтобы нанести предательский удар. Однако времени на выяснение не было, первоначальный план рухнул из-за молчания на Кумете, и западня, так искусно подготовленная, перестала существовать. Если бы Мессина сейчас отдал приказ спуститься с гор и захватить Кремону и его товарищей, никто не помешал бы им бежать — тыл у них был открыт. Но разрабатывать новую стратегию было некогда, кроме того, Мессина не знал, сколько еще он сумеет держать в руках свою банду. Ждать уже не было сил, наступило самое время действовать. И Мессина дал знак пулеметчикам открыть огонь.

Джузеппе Кремона — руководитель сицилийской коммунистической партии — сразу понял, что представляют собой еле слышные хлопки, которые заставили нескольких его слушателей поглядеть на небо в поисках ракет. Он повидал немало сражений и стычек и умел распознавать станковый пулемет по его медленному равномерному стуку.

— Берегитесь! — крикнул он и замахал руками, как большая птица, пытающаяся взлететь, но хотя в отдельных местах пули попали в цель и началось волнение, в целом было невозможно объяснить толпе, что происходит. Восемь секретарей провинциальных партийных ячеек торжественно сидели на стульях за спиной у Кремоны, и третья очередь пулемета Мессины свалила четверых из них. Один бросился к Кремоне, показывая руку — три пальца держались лишь на лоскуте кожи. Кремона хотел было утешить его и обнять, но пуля впилась ему в горло. Секунду Кремона стоял, качаясь, потом рухнул навзничь.

Как и Кремона, Брэдли был поражен медлительностью, с какой реагировала на все это толпа, жестами и криками выражавшая скорей недоумение, чем страх. Первым побуждением людей было не бежать, а как в стаде прижаться друг к другу. Пулеметчикам Мессины издали казалось, что плотная масса словно бы ежится от прикосновения пуль — так вздрагивает всей шкурой лошадь, когда ей досаждают насекомые. Вскоре уже все пулеметы открыли огонь, а бандиты, вооруженные винтовками, палили наугад, не давая себе труда прицелиться. Толпа начала разбегаться. От нее отделилась охваченная страхом группа и, не очень понимая, откуда идет стрельба, бросилась к Пиццуте в поисках укрытия. Бандиты, совсем ошалев, открыли огонь из минометов. Стреляли они неумело и наугад, мины падали то в толпу, то вокруг, одни не причиняли никакого вреда, другие убивали людей наповал.

Страх, думал Брэдли, — заразительное и опасное чувство, дикий зверь, которого следует укрощать и подавлять силой взгляда. Прямо на него шел человек в франтоватом костюме, вместо лица у него была кровавая маска, в которой различалось лишь отверстие, где раньше был рот. Поблизости разорвалась мина, и в воздух взлетели какие-то тряпки и куски — должно быть, попадание было прямое.

Потом неистовый гул несколько стих, и Брэдли вдруг заметил, что Локателли и Марко исчезли. Он был спокоен, но ему не хватало дыхания, как бывает, когда взбежишь вверх по лестнице. Крики умолкли, издалека доносились лишь отдельные выстрелы. Крестьяне вокруг него медленно, устало задвигались. Где-то позади ворчливый старческий голос не переставая жаловался на боль.

А тем временем на Кумете после короткой стычки с пастухами бандиты обратились в бегство, На Пиццуте Мессина приказал отходить, но одна отдаленная группа, с которой он не мог связаться, продолжала для бодрости духа беспорядочно и бесцельно стрелять по толпе. У Брэдли было такое ощущение, словно из него выпустили воздух — остались лишь грусть и пустота. Так бывает после близости с женщиной, подумал он.