Однако на просьбы Локателли не связываться с Доном К, он ответил отказом.

— Не понимаю, при чем тут этот человек? — сказал Локателли. — Можешь ты мне объяснить, почему он обязан нам помогать?

— Он наш должник, — ответил Брэдли. — И его устраивает, что мы участвуем в этом деле совместно.

— Почему?

— Почему? Хотя бы потому, что прикрываем друг друга.

— Мне совсем не хочется служить прикрытием для этого человека.

Для них были заказаны комнаты в местной locanda[5]. Брэдли и Локателли отправились прогуляться по городку, а Марко пошел на встречу с представителем бандитов. Они смотрели ему вслед, пока он не растворился в праздничной толпе, заполнявшей освещенную яркими фонарями улицу.

— Случалось ли тебе предвидеть события? — спросил Брэдли.

— Нет, пожалуй.

— А мне иногда видится предстоящее, словно через темное стекло, — сказал Брэдли. — Этот молодой человек вызывает у меня странное ощущение, которое я даже не в состоянии описать. Мне кажется, он способен на гораздо большее, чем нынешняя операция. У меня есть планы на его счет.

— Он лишен нравственности, — заметил Локателли.

— Как раз наоборот. Только его нравственность отличается от нашей.

— У меня было с ним несколько занятных бесед, — сказал Локателли. — Его интересует только одно: его семья. Прочее, в том числе и мы с тобой, для него не существует. Вот что следует помнить.

— Я бы этого не сказал.

— Такое можно встретить только в Сицилии. Семья — главное, а на все остальное наплевать.

— Он может оказаться весьма полезным для нас — я имею в виду не только сегодняшнюю операцию, — заметил Брэдли. — Такого парня я бы не прочь иметь под рукой.

С посланцем бандитов Марко встретился в баре на окраине городка. Не узнать его было нельзя: он был в городском белом плаще с подбитыми ватой плечами и выставлял напоказ часы с календарем и два толстых золотых перстня. Этот девятнадцатилетний розовощекий сын фермера по фамилии Кучинелли был самым добродушным и одновременно самым жестоким из бандитов: он отправил на тот свет восемнадцать человек. Марко вывел его из бара на улицу, и ночь огласилась бессмысленным смехом Кучинелли. Мессина выбрал для этого задания именно его: он знал, что если карабинеры попытаются задержать Кучинелли, тот ни за что не дастся им в руки живым, чтобы не выдать под страхом пыток план проведения операции. Кучинелли доложил Марко, что бандиты уже заняли позиции в горах, откуда легко просматривается открытое пространство, где должен состояться митинг, и что они начнут операцию ровно в девять утра. В свою очередь Марко объявил ему, что приказ изменен и что Кремону с друзьями следует взять живьем. Кучинелли хихикнул в знак согласия, заставил Марко на прощание стерпеть свое объятие и подарил ему две американские сигары, которые Марко из вежливости взял, но выбросил, как только Кучинелли скрылся из виду.

Затем Марко навестил другого бандита, который был бандитом, так сказать, по совместительству, а когда хватало работы, чтобы прокормить семью, шил упряжь. Марко дал ему конверт с двадцатью тысячами лир и велел, взяв двух приятелей, отправиться в деревню Фермагоста, в десяти милях к востоку от Мьеры, и там ранним утром закидать холостыми гранатами полицейский участок, причем постараться, чтобы операция тянулась как можно дольше. Несмотря на отданный на высоком уровне приказ убрать силы общественной безопасности из окрути и тем самым предоставить бандитам полную свободу действий, тридцать два человека из карательного отряда по какому-то недосмотру остались на своем посту в Мьере, и Марко надеялся таким способом отвлечь их внимание.

Брэдли и Локателли переходили от одной группы к другой, разглядывая семьи, сидевшие на корточках, будто ведьмы на шабаше, возле котлов, где варилась требуха к ужину; детей, окруживших передвижной кукольный театр и кровожадно приветствовавших убийство сарацинов крестоносцами; толпу, зачарованно слушавшую уличного певца, который пообещал, несмотря на полицейский запрет, воспеть подвиги Аттилио Мессины.

У Локателли на нервной почве зачесались шея и подбородок. После ухода Марко он почувствовал себя окончательно брошенным на произвол судьбы и беззащитным.

— Куда пошел Риччоне, как ты думаешь? — спросил он у Брэдли.

— Он сказал, что идет повидаться с приятелем. Наверное, это просто предлог, чтобы отделаться от нас.

— Какой-то он сегодня тихий.

— А я ничего не заметил.

— Нервы сдают, наверное.

— Только не у Марко. У Марко стальные нервы. Может, дома что-нибудь случилось. Его жена чувствует себя неважно. Но в чем дело, он не сказал.

— Удивительно, как он вообще об этом упомянул.

— Пришлось. Она не доверяет их доктору и ходит к повивальной бабке. А он боится, что она подхватит какую-нибудь инфекцию.

— Так плохо здесь лечат?

— Конечно плохо. Если говорить о повивальных бабках в деревне, то эта страна находится на одном уровне с Африкой. Мыло и вода под постоянным запретом.

— Ас чем он обратился к тебе?

— Он спросил, есть ли у нас в армии гинекологи.

— Есть?

— В каждом госпитале есть гинеколог. Наверное, для медсестер. Одним словом, я договорился, что врач примет его, как только мы вернемся.

— Завтра, надеюсь, — сказал Локателли.

— Разумеется, завтра. Не беспокойся, Джон, все это займет не больше двух часов.

У Локателли опять зачесалась шея. Какой-то испуганный малыш, в которого попала искра из костра, с воплем ткнулся прямо ему в ноги; Локателли хотел успокоить его кусочком шоколада и сунул руку в карман, но там было пусто.

— Я все время думаю об этом, Роналд.

— Я знаю, Джон. Так уж ты устроен. Перестань беспокоиться я пойми, что на этой стадии мы уже ничего сделать не можем.

— По-моему, мы встали на очень опасный и потенциально бесчеловечный путь. Только посмотри на этих детей. Их тут полно.

— С ними ничего не случится. Их никто не собирается обижать.

— Ты уверен, что не будут стрелять из минометов?

— Совершенно уверен.

— Потому что прицельного минометного огня не бывает. Мне, по крайней мере, видеть не довелось.

— Минометов не будет, — заверил его Брэдли. — Как мы договорились, дадут несколько выстрелов в воздух, толпа бросится бежать, и бандиты схватят красных. Назначено это на девять утра. Тогда же начнутся скачки мулов и парад повозок, все дети будут там. Место это в два раза больше футбольного поля. В одном конце происходят все зрелища, а в другом — политический митинг. Те люди, которые собираются развлекаться, даже не будут знать, что делается на другом конце. Успокоился?

— Нет, не успокоился, — ответил Локателли, — потому что в подобных операциях часто все бывает совсем не так, как задумано. Слишком много мне довелось видеть типичных военных накладок. Я успокоюсь только тогда, когда все будет позади.

— Тут никакой накладки не случится, потому что разработала эту операцию голова совсем не военная. Десять минут — вот и все, что требуется для нашей маленькой операции, а потом мы можем ехать домой.

— Хотелось бы верить этому, — отозвался Локателли. — Ох, как бы хотелось!

Спали они плохо. Из тьмы доносились смех, грубые шутки и звуки шарманки, эхом разносившиеся по глухим улочкам. За завтраком Локателли попробовал козьей сыворотки с хлебом и отодвинул от себя миску.

— А где Марко? — спросил он.

— На крыше с биноклем, — ответил Брэдли. Для такого дня он был удивительно спокоен.

— Куда, по-твоему, понеслась вдруг вся полиция?

— Могу сказать: в Фермагосту. Там сегодня утром было совершено нападение на бараки карабинеров.

— Далеко это отсюда?

— Нет, но на сегодня они уже вышли из строя. Чтобы не нарваться на засаду, им придется идти туда пешком.

— Какое совпадение!