– Не-а, – хитро улыбнулась девочка. – Я привыкла. А вы здесь откуда?

– Мы… Мы – путешественницы. Ищем… клад, – почти не сбившись, выдумала я.

– Врешь! – безапелляционно ответила девочка, приканчивая помидоры.

«Какой прозорливый ребенок!» – мысленно подивилась я, не забывая скорчить обиженную рожицу.

– Ты мне не веришь?

– Нет! – твердо ответила девочка. – Потому что все клады уже давным-давно выкопали гномы, и искать их – глупая затея. Не может быть, что ты, такая большая, этого не знаешь!

– Я издалека, – рассмеялась я. – И мы не знали, что у вас нет кладов.

– А у вас есть? – недоверчиво спросила малышка.

– Есть! – твердо ответила я. – Кстати, а раз у вас нет кладов, то, может, хоть деревни у вас есть? А то вот уже три дня едем – и ни одной не встретилось!

Деревня нам и впрямь была нужна позарез: продукты были на исходе, запасы чая – тоже, да и направление сверить не помешало бы… И потом – бадья с водой, мягкая кровать со свежей постелью… Мммрр!

– В деревню приедете завтра, ближе к вечеру, – отозвалась девочка, сонно кутаясь в курточку.

– А ты тогда здесь откуда? – удивленно округлила глаза Лия.

– А мы с мальчишками в поход на два дня пошли – они меня бросили, и я потерялась, – ответила та.

– Ни кворра себе рыцари! Да я таких в детстве из рогатки отстреливала! – возмутилась я.

– Ага, ты бы еще вспомнила бесшпилечный каменный век! – фыркнула Тая, вставая и начиная укладывать в сумку вымытую заклинанием посуду.

– Темные были времена, – сокрушенно качая головой, согласилась я. – Прямо-таки варварские!

Ведьма фыркнула от смеха, скрываясь в темноте:

– В левые кустики не ходить!

– Правильно, там гремучая змея сидит, – согласилась я.

– Что?! – подпрыгнула она, как ужаленная. – А раньше не могла предупредить?!

– Ну ты же пока не там, так о ком предупреждать? – резонно возразила я.

…Спасло меня только то, что Тае и впрямь позарез приспичило в кустики – операция «задуши ведьму, гадину ядовитую» не увенчалась успехом исключительно благодаря ее ограниченности во времени…

– Итак, укладываемся спать! – погромче прикрикнула я, выводя из состояния бессмысленного созерцания почти догоревшего костра Лию и малышку.

– Кстати, а как тебя зовут? – вспомнила я, стеля на земле еще одно одеяло и помогая девочке поудобней устроиться.

– Тора, – отозвалась та сквозь зевок. – А ничего, что я тут с вами останусь?

«Ты уже осталась», – с улыбкой подумала я, глядя на засыпающую малышку.

– Ничего. Спокойной ночи, Тора.

– Спокойной ночи…?

– Иньярра, – подсказала я.

– Спокойной ночи, Иньярра, – послушно повторила Тора, счастливо тая в радужных объятиях детских снов.

Улеглись мы быстро: день выдался долгим, утомительным, так что спорить или переругиваться не хотелось. Уже засыпая, я вдруг подумала, что стелющийся дымок от потухшего костра здорово напоминает змею…

– Тетя Иньярра? Тетя Иньярра?! – разбудил меня звонкий голосок над ухом. Шаловливые пальцы схватили меня за нос и стали самозабвенно таскать его из стороны в сторону. Непередаваемые ощущения!

Если бы это была Лия или Таирна, я бы послала их куда подальше и успокоилась, но – увы, дети есть дети. Поэтому приходилось корректно утыкаться носом в одеяло, всем своим видом показывая, что тетя Иньярра не испытывает счастья и радости от перспективы вставания ни свет ни заря.

– Тетя Иньярра!!! – обиженно взревел ребенок, запрыгивая на меня «верхом» и начиная «пришпоривать» каблуками. Добрые нынче дети пошли…

– Чего тебе? – грозно спросила я, не открывая глаз.

– Тетя ведьма, а можно я в кустики схожу?

– …! Трать-тарарать! Можно!

– Тетя ведьма, а я в правые боюсь – там крапива! – жалобно протянула Тора.

«Какая же я все-таки гадина – вон ребенка запугала!» – мысленно повинилась я и постаралась как можно более ласково ответить:

– Так сходи в левые – дел-то! Подсматривать не стану, обещаю!

– Так вон та злая тетя (указующий перст обличающе ткнулся в спящую Таю) сказала, что в левые кустики ходить нельзя! – с отчаянием в голосе пояснила девочка. Так-так, устами младенца глаголет истина…

Сон как рукой сняло. Я резко села, чуть не столкнувшись с Торой лбом, но никаких признаков подслушивания вроде подрагивающих ресниц или губ, расползающихся в неудержимой улыбке, в невинно спящей Тае не обнаружила. Что ж, проверим на вшивость…

– Тора, никогда не слушай дураков! – нарочито громко говорю я, не сводя глаз с неподвижного Таиного лица. Выстрел ушел в молоко: Тора, радостно взвизгнув, умчалась в вожделенные кустики, а Тая так и не осчастливила меня признаками подслушивания в виде возмущенных воплей, оскорбленных попыток задушить собственноручно и гневных шэритов в лоб. Отразить их у меня шансов почти не было: Тая и сама никогда не знала, по какой траектории полетит слепленный ею шэрит. Скорее всего – по отчаянно зигзагообразной.

– Ну и зачем я просыпалась тогда? – обиженно спросила я у безнадежно не подслушивающей Таи и снова завернулась в одеяло по самую макушку…

Солнце устало бросало на землю сладковато-мятные пригоршни света, не отгоняя, впрочем, низких грозовых туч, обещавших ни в коем разе не пройти мимо, а пролиться именно на нас. Даже если ради этого им придется промчаться через все Древо со скоростью вемили.

Легкую Тору Шэрка, похоже, даже не замечала, не сбиваясь со звонкого галопа и не отставая от Лены с Ринкой. А вот я Тору замечала, и даже очень. По-моему, за последние два часа я рассказала ей уже даже больше, чем вообще знала.

– Тетя Иньярра, а почему вы не боитесь ехать втроем и без мужчины? – не отставал любопытствующий ребенок.

– Ты вот пошла в лес с мужчинами, так сказать, – а толку? – отшутилась я.

– А разве большие мужчины такие же? Они же не стали бы так шутить! – наивно удивилась она.

– Так – нет, не стали бы, – серьезно согласилась я. – Когда мальчик становится мужчиной, он, конечно, становится сильнее, выдержаннее, но по сути своей – почти не меняется: просто переходит на более «крупные» дела. Если был – поганец, то поганцем и останется. Просто в детстве он тебя бросил в лесу, а потом может и чего похлеще сотворить.

– То есть с возрастом они становятся еще хуже?! – презрительно скривилась Тора.

– Или – хуже, или – лучше, – уточнила я. – Впрочем, есть и такие, кто вообще так и не вырастает. Ходят такие большие дети по миру, свято веря, что ничего плохого они сделать не могут, а если и сделают – то их обязательно пожалеют и простят.

– Они – плохие?

– Не знаю, можно ли так говорить… Но вот женщине рядом с ними точно не место, если только она не желает всю жизнь выступать нянькой для группы в яслях.

– Ясно! – серьезно кивнула Тора, заставив меня сдавленно подхихикнуть.

Солнце, в последний раз плеснув нам в лица ярким светом, окончательно скрылось за тяжелыми низкими тучами. Я поежилась, накидывая на плечи длинный плащ.

– Кстати, а тебе не попадет от мамы, что ты так долго где-то гуляла? – спохватилась я.

– Не знаю, – беспечно пожала плечами девочка. – Она же не знает, что я гулять пошла.

Удивительный ребенок…

– Знаешь, а по-моему, тебе может влететь, – доверительно шепнула я девочке на ухо. Та сделала большие глаза и настороженно притихла. Потом чуть подумала и уверенно протянула:

– Не-а! Маме не до меня: у нас и так всякая чушь творится, чтобы из-за такой ерунды расстраиваться!

– Какая чушь? – встряхнулась Тая, звонко щелкая поводом по шее Ленки, тянущейся к чересседельной сумке с провизией.

– Да какая, – отмахнулась Тора. – Такая! В огороде ничего не растет, потому что сильно жарко все лето было, грибов половину есть нельзя стало – я вон целое лукошко насобирала – и все повыкинули. Так жалко, аж плакала! А вот вода в реке – очистилась зато. Нам, правда, пить ее на всякий случай не разрешают, но мы все равно пьем. Вкуснющая!!! И в лесу теперь не страшно. А раньше темный был, жуткий лес.