Я нахмурился, гоня взашей забавные, но совершенно глупые мысли. Не буду над этим смеяться. Незачем. Пусть делают, что хотят, как хотят и с кем хотят. В мою-то личную жизнь никто не лезет... А как хочется, чтобы залезли, правда, Джерон? Тьфу ты напасть! Подглядывание за другими в моменты интимной близости — недостойно благородного человека. А разве я благородный? Ну-у-у... Отчасти. Ладно, скажем: недостойно воспитанного человека. Бэ-э-э-э! И с воспитанием у меня проблемы. Хорошо, ещё немного посмотрю и займусь своими делами. И я снова уставился на красивую молодую пару, не размыкающую страстных объятий.
Ещё через минуту я сделал весьма полезный вывод: под палящими лучами солнца целоваться несподручно — можно перегреться. И снаружи жарко, и внутри... пламя бушует. Очевидно, парочка подумала о том же, потому что скрылась в дверях, и я услышал шаги на первом этаже. Ну и чудненько, ну и славненько! Какое-то время принцу будет не до меня, и я могу совершенно спокойно спуститься вниз, найти нож, чтобы спороть с рубашек заговоренные узоры, а заодно и что-нибудь поесть, а то совсем ноги протяну. Да, но голым спускаться как-то... неудобно. Дама, опять же... Я натянул широченные штаны, решив, что обувь в доме не так обязательна, как снаружи, подхватил рубашки и крадучись выполз на лестничную площадку.
Никого. Тишина. На сей раз спуск вниз вызвал у меня чуть меньше затруднений — мышцы болели, но после растирания повиновались куда с большей охотой, чем до. Мимо двери в коридор, где располагались комнаты принца, я шёл почти на цыпочках, хотя ни одной живой души поблизости не видел. Даже телохранитель принца куда-то запропастился...
Ага, как же! Борг сидел на кухне, наслаждаясь холодным морсом и булочками. Морс был из мочёной прошлогодней горчанки — должно быть, она хранилась в закромах у доктора. Или селяне преподнесли в дар... Я невольно сглотнул, почувствовав вязкий кислый запах. Рыжий верзила хохотнул:
— Что, жарко стало? Угощайся! — Он кивком указал на запотевший кувшин.
Я буркнул нечто, могущее сойти за благодарность, плеснул в кружку густой красно-коричневой жидкости и потянулся за булочками, которые ещё оставались в миске. Что это он сегодня такой добренький? И косится в мою сторону как-то странно. Сочувствующе? Изучающе? Дружески? Нет, наверное, меня даже в комнате припекло — ерунда всякая начинает мерещиться...
— Много не ешь! — Окрик Борга заставил мою руку притормозить на полпути.
— Почему? — наивно спросил я.
— Почему, почему... Что ты вечно как маленький... Видел женщину?
— Ну и что? — Я всё же уцепил булочку и засунул её в рот.
— Как ты думаешь, чем они с принцем занимаются?
Я подумал. Нет, краснеть не стал, только расширил глаза.
— Этим самым?
Борг посмотрел на меня, как на идиота:
— Тебя так сильно по голове приложили, что ли?
Я ещё раз подумал и махнул рукой:
— Не обращай внимания. Я не всегда думаю то, что говорю.
— Даже так? — Брови рыжего поползли вверх, и я поспешил уткнуться носом в кружку, чтобы Борг не видел моей улыбки.
Не следовало с ним так шутить — хороший же, в сущности, человек, даже булочками поделился... Вкусные, кстати, булочки — наверное, кто-то из деревни принёс, потому что плиту в кухне сегодня пока ещё не топили...
Когда чувство голода задремало, я порылся в груде столовых и не очень приборов и выудил нож с тонким узким лезвием длиной чуть больше ладони. Не знаю, что именно с его помощью делал доктор — то ли рыбу разделывал, то ли больных, но для моей цели это орудие подходило идеально. Я устроился поудобнее и начал примериваться, с какой стороны лучше начать спарывать вышивку так, чтобы не повредить полотно. Борг не решился комментировать мои действия или задавать вопросы — как видно, и он не стал бы надевать рубашку, украшенную типично женской вышивкой. Так что несколько минут мы провели в молчании, но отнюдь не в тишине, потому что рыжий чавкал и прихлёбывал, а я фыркал и хмыкал, подцепляя разноцветные нитки кончиком ножа.
В какой-то момент чавканье неожиданно смолкло, и я рефлекторно поднял глаза, намереваясь узнать причину внезапного прекращения аппетитных звуков с другой стороны стола. Лучше бы я этого не делал. А может быть, и хорошо, что своевременно, а не с опозданием (что для меня более привычно) проявил любопытство — иногда один случайный взгляд способен прояснить больше, чем дотошные исследования...
Борг, отставив в сторону кружку и лениво откинувшись на спинку стула, смотрел на меня. Смотрел не в упор, надо отдать ему должное — иначе я бы сразу почувствовал его внимание, а как-то... рассеивая взгляд. Но очень серьёзно. Серьёзнее, чем я того заслуживал (по моему мнению, конечно). Так смотрят на предмет, подлежащий самому пристальному изучению. И — так смотрят те, кто способен произвести оное изучение. Мне не понравился этот взгляд. Гораздо больше меня устраивал тот Борг, который легко и просто мог меня побить, унизить, обсмеять... А человек, который сейчас сидел напротив меня, смотрел на вашего покорного слугу, как на... равного. Как на человека, с которым совсем недавно повстречался, но с которым имеет смысл свести очень близкое знакомство... И я сглупил. Вместо того чтобы скорчить тупую или чрезмерно удивлённую физиономию — получается далеко не всегда, но уж если постараться, даже вопроса не возникнет! — я ответил на его взгляд. Спрашивая: «Ну что, тебе нравится то, что ты успел во мне рассмотреть, или как?» И совершил ещё большую глупость, потому что в ответном взгляде прочитал: «Нравится. Вполне». Дальше играть в гляделки не имело смысла: рыжий верзила был гораздо старше меня, а значит, больше преуспел в нелёгкой науке препарирования человеческих сущностей. Надо было срочно возводить защитные укрепления, хотя... Неприятный холодок в груди подсказывал, что я безнадёжно опоздал с обороной. Но всё равно, следует основательно испортить впечатление о себе, чтобы у Борга даже мысли не возникло дать высокую оценку моим способностям и душевным качествам. Я даже начал построение особенно обидных фраз, но...
События, не принимающие в расчёт мои намерения, вновь набрали ход.
— В этом доме подают прохладительные напитки? — Высокий, чуть хрипловатый голос раздался с порога кухни. Я поднял глаза.
Хрипотца легко объяснялась внешним видом девушки: щёки раскрасневшиеся, дыхание прерывистое — могу поклясться, что её пульс скачет, как необъезженный жеребец. Вряд ли возбуждение существенно увеличивало привлекательность возлюбленной принца — она и так была хороша. Если вам нравятся южанки, конечно. А она весьма походила на уроженку Южного Шема, если быть точным — долин, протянувшихся по границе между Шемами: ещё не юг, но уже не север. Тонкая кость, не слишком развитые мышцы на ногах и те, что пониже спины, но вполне сформировавшаяся и зрелая грудь, как на волнах вздымающаяся под полупрозрачной тканью блузы. Конечно, девица ещё очень и очень молода, и всё у неё впереди, но не думаю, чтобы эти по-мальчишески узкие бедра когда-нибудь приобрели плавные линии классической женской фигуры. Молочно-белая кожа — в тех местах, до которых не добрался румянец — свидетельствовала о тщательном уходе. Черты лица мелкие, изящные, но немного резкие. Глаза карие, жгучие. А вот ресницы подкачали — у Дэриена они куда как длиннее и пушистее. Впрочем, дело наживное: намажет, приклеит, вот тебе и красота... Губы правильной формы, полные, только... Не люблю, когда уголки рта опущены вниз, это не всегда хорошо говорит о человеке. Возможно, она всего лишь пережила за свою жизнь много неприятных моментов, но есть и другой вариант. И он показался мне куда ближе к истине, когда оная девица уставилась на меня, широко распахнув свои гляделки и, делая паузу после каждого слова, спросила:
— Что это такое?
Ага, значит, ваш покорный слуга — предмет сугубо неодушевлённый. Что ж, спасибо за напоминание. Я собирался вернуться к вышивке, но девица не хотела успокаиваться. Борг не успел и рта раскрыть, чтобы пролить свет на причины, по которым я очутился в этом доме вообще и на этой кухне — в частности, как лицо гостьи превратилось в каменную маску чопорной великосветской дамы, и она осведомилась самым ледяным тоном, какой только можно представить:
