– Ка… какие сребреники… – начал задыхаться типчик. – Не… не я это! Другие! У меня все забрали… заставили!

– В менестрели бы тебе, бич смердящий, – задумчиво произнесла Клоти. – Цены б там тебе не было. Ишь как врет!

Клотильда вздохнула, пронзив Сергея холодным, решительным взглядом. И он содрогнулся, потому что с необычайной ясностью понял вдруг под этим пугающим прицелом, что до идиллической средневековой пастушки его избраннице ой как далеко. И если он желает с ней жить (а главное, желает, чтобы сама леди Клотильда жила в подходящей для нее обстановке), то нужно срочно возвращаться в родной для девушки социум. То бишь в милый сердцу фройляйн фатерлянд, Империю Нибелунгов.

Клоти, видимо, что-то такое поняла по его лицу, потому что опустила глаза и сказала извиняющимся тоном:

– Ты, сэр Сериога… гм… Может, во дворе пока погуляешь?

– Нет, – пробормотал Серега, унимая тошноту и бешено бьющееся сердце усилием своей не слишком сильной воли. – Я должен при этом присутствовать…

Клоти кивнула, затем, чуть слышно вздохнув, взмыла со своего стула и надежно взяла мужичонку за горло. Подхватила валяющуюся тут же на столе грязную кухонную салфетку и принялась плотно затыкать тонко визжащий рот Мерзавчикова.

– Тянуть не будем, – просто сказала она. – Сейчас пальчики состругаем для начала… До костей!

Мужик задергался в капкане ее пальцев.

– Готов, – с сожалением сказала Клотильда. – Можно спрашивать, смерд уже дозрел.

И было в ее голосе сожаление. Красавица и чудовище, подумал мимоходом Серега. Потому что ситуация больше всего напоминала именно эту сказку: и разность их двоих, и страшные обертоны средневековой жестокости в поведении Клоти, лучше всего характеризующиеся словом «чудовищно». Вот только в их истории акценты расставлены иначе. И если Клоти в каком-то смысле чудовище, то он, выходит… Красавец. Серега едва успел подавить рвущийся наружу истеричный смешок. Клоти оглянулась, предостерегла его взглядом. Затем вытащила кляп изо рта Мерзавчикова.

– Я… я… – задыхался мужичонка. – Только не убивайте! И не режьте, я… Я все отдам! Вон там, крышка подпола! И в подвале четвертая банка от лесенки.

– Ну вот и все, – с легкостью сказала Клоти, выходя из дома. – Теперь твоим родителям не грозит потеря замка! То есть их покоев в вашем общем с милордами соседями замке.

– Да, – согласился Серега. – Вот только где бы еще наскрести на проценты… Впрочем, есть еще доллары от его величества.

Что-то свербело внутри занозой. Он никак не мог освободиться от этого ощущения и потому всю обратную дорогу просидел на заднем сиденье в сосредоточенном молчании.

И' только уже зайдя в подъезд, Серега понял наконец природу этого ощущения.

Он не убил врага. Он оставил его, разозленного, потерявшего деньги и уважение к себе самому, перепуганного. А такие люди опасны и непредсказуемы, и замыслит ли теперь тип Мерзавчиков ответную месть или нет – неизвестно.

Он оставил за своей спиной врага! И за спиной родителей тоже, что гораздо более существенно. Сам-то он собирается свалить в благословенную Нибелун-гию, в самом сердце которой греется под ярким светилом его собственное поместье, а вот родители…

Серега потряс головой, поднимаясь по ступенькам. Или это присутствие леди Клотильды имеет свойство накапливаться и действовать на его неустойчивую юношескую психику, или…

Или у него предчувствие, что все гораздо хуже.

Он так и продолжал пребывать в напряженном молчании, пока отец взахлеб рассказывал маме о переменах в их положении. И прозвучавший через три часа стук в дверь воспринял почти как должное.

Насторожившаяся Клоти с мечом наперевес побежала в прихожую. Серега метнулся за ней, перехватил у самых дверей, прошипел на ухо:

– Жди! Я сначала спрошу, кто там.

– Так ведь можно и в глазок посмотреть… – голосом ребенка, напрашивающегося на похвалу, напомнила ему Клотильда. На лице у его любимой леди засияла сейчас гордость за свою сообразительность.

Он отрицательно помотал головой – не объяснять же, что глазок на двери является очень уж хорошей мишенью для пистолета.

– Кто…

И как раз в этот момент дверь странным образом забликовала под изумленными взглядами их обоих. (Панель была обита бледно-серым дерматином – жуткого вида и разукрашенным какими-то непонятными сальными и ржавыми пятнами. Обивка появилась на двери их квартиры едва ли не раньше самого Сереги, и посему происхождение пятен терялось для него во тьме времен.) Дерматин в бликующем сиянии стремительно начал распадаться на сетчатые лоскутки, вставленные в косяк, как в раму. В промежутках между ними проступило нечто ало-красное – больше всего, к ужасу Сереги, походившее на свежепорезанное мясо, в разрез которого еще не хлынула кровь. Через секунду алая масса перехлестнула за плоскость двери и стала прозрачно-слюдяной. А затем сложилась в очертания призрачной фигуры, человекообразной и наложенной прямо на ставшую сетчатой дверь. Фигура быстро уплотнилась и приобрела цвет и объем, свойственные всем нормальным трехмерным телам.

Оцепенение, охватившее Серегу после этих дверных метаморфоз, спало только тогда, когда он признал в фигуре знакомые черты. Сквозь дверь, как фарш сквозь решетку мясорубки, продавливался сам длинноухий и хитроглазый король Эльфедра.

– О черт… – с тоской в голосе пробормотал Се-рега, умерив печальные нотки до приличествующих случаю размеров – как-никак произошла встреча с благодетелем, без которого нынешней встречи с Клотильдой ему бы не видать как своих ушей. – Здрассьте, вашество…

– И тебе день добрый, сэр Сериога, – как ни в чем не бывало ответил король эльфов, приседая в шутовском полупоклоне-книксене и неведомым образом соединяя в голосе одновременно и радость и насмешку. – Добрый день, прекрасная леди. Как всегда, все хорошеете?.. То есть все грознеете.

Клотильда быстро стерла с лица изумленное выражение и кивнула в ответ.

– Уж не собрались ли куда… А, милорд, миледи?

– Открывать дверь мы собрались, – буркнул Серега, начиная ощущать внутри себя все возрастающее раздражение. С недавних пор даже мысль о короле эльфов вызывала у него мгновенный приступ изжоги.

И причиной в немалой степени было то, что Эльфедра отзывался о нем в разговоре с Клотильдой с определенной долей пренебрежения, о чем простодушная леди не преминула сообщить по прибытии на Землю. Обсуждать же других, да еще в их отсутствие, – для воспитанного в семье интеллигентов Сергея такое поведение несло на себе отпечаток чего-то недостойного… плебейства, что ли?

«А еще его величество», – мстительно заключил про себя герцог Де Лабри.

– Дивно, – приятно улыбаясь, сообщил король эльфов. – Но я сам зашел, так что…

– Ну да… – с желчью в голосе проскрипел Сергей. – Мы наблюдали.

– Ах, не трудитесь никогда открывать двери эльфу! – Эльфедра выглядел довольным просто донельзя. – Милорд, есть разговор. Миледи, умоляю, не покидайте нас…

– Да я и не собиралась.

– Ага, ага. – Король покивал головой. – Значит, так. Пока вы тут отдыхали, проблемы в Нибелунгии еще больше обострились. Я бы сказал так – поведение палагойцев становится вызывающим. И это тревожит всех нас…

– А меня, представьте, нет.

– Прекратите, герцог, – негромко потребовал эльф.

На шум из кухни выглянула мама и удивленно воззрилась на странную личность в своей прихожей.

У Эльфедры же голубая кожа, запаниковал Сергей. Пришлось торопливо сдвигаться и прикрывать собственным телом нечеловеческую личину короля эльфов.

– Сереженька, это к тебе? – неуверенно сказала мама.

События последних месяцев отголоском звучали в подрагивающем голосе матери. И на лицо наложили отпечаток изможденной усталости.

– Да. – Краем глаза он продолжал следить за фигурой у себя за спиной. Эльфедре вполне могла прийти в голову туповатая мысль поздороваться с его мамой.

Мама как-то дергано кивнула и скрылась за дверью кухни.

– А теперь, может, вы перестанете запихивать меня локтем в угол вашей прихожей? – сухо спросил из-за спины король эльфов. – Не хочу оскорблять, но тут тесно. Я и про угол, и про прихожую, кстати.