Участники встречи стали расходиться. Васильев еще раз окинул взглядом комнату перед уходом и остановил взор на благородного происхождения старце. Его красивая голова на белом фоне стены выглядела как голова мертвеца… Да он и был мертвец.

Лакей Петр, как и обещал заботливый хозяин, ждал подле дверей в гостевую комнату. Завидев приближающегося Васильева, он принял подобострастный вид и зачем-то дернул себя за ухо, в котором поблескивала изумрудная сережка.

— Ждем-с! — доложил он. — Рад буду вашей милости услужить. Вы же относительно ужина? Так не извольте-с беспокоиться. Все будет в лучшем виде.

Лакей потер привычную тонкую шею.

— Извольтесь в апартаменты пройти, там-с и отужинаете.

Наскоро перекусив, Васильев обрел благостное расположение духа и вспомнил события минувшего дня. Он панибратски шлепнул Петра, побледневшего от проявления барской любви, по плечу.

— Скажи-ка мне, Петр, — вальяжно вымолвил молодой человек, — что тут за шайка бродит? Шапки ни перед кем не ломают.

Он, как мог, описал встреченных им мужиков, и слуга от возможности угодить барину расплылся в довольной улыбке:

— Да как не знать-с? Их в наших краях все знают. — Петр рад был выслужиться. — Трифон у них верховодит. Он у нас за героя.

Васильев кивнул, поощряя лакея продолжить рассказ.

— Везде был, и в сите, и в решете. Партизанил, когда француз пришел. А потом к регулярной армии прибился. Вроде сына полка у них был. Родителей у него не было, сиротой рос. Так он с ними до самого Парижа дошел. Посмотрел, значит, на их красивую жизнь, — Петр с завистью вздохнул, — через это и пострадал. Заболел Трифон там. Воль… Вервь… Не помню, барин. Он сказывал, да я забыл. И мужиков заразил. Теперь вот с себе подобными по округе, как вы изволили метко подметить-с, шляется. И внучка своего немого таскает с собой. У того мамка здесь в усадьбе померла по малокровию, а отца и не видел никто. Теперь вот вместе гуляют, а я с ними по барским поручениям сношаюсь. Люди они дикие, но если подсобить в чем требуется, да за хорошую плату. Хорошо их знаю…

Васильев жестом остановил монолог, а потом придал ему другое направление:

— И как тебе, Петр, новая служба?

— Интереснее стало, барин. От обязанностей прежних меня освободили, я же тюпюрь доверенное лицо. — Петр дернул непокорный вихор, сплюнул в ладонь и старательно пригладил и без того зализанную прическу. — Большие я у этой службы для себя вижу пэрспективы.

— И не в тягость? — поинтересовался Васильев.

— Тяжело не жрамши-с землю пахать, а такая служба… — Лакей снова подергал себя за ухо. — Сам бы себе завидовал, если б знал, что бывает такое.

— Вот и ступай пока. А завтра меня разбудишь к трапезе.

Васильев прилег, не раздеваясь, на кровать, но сон не шел ему. Он посидел немного в одиночестве, а затем резко поднялся и отправился искать Аркадия.

Народ в усадьбе еще не спал, видимо привыкший к барским ночным бдениям. Дворовые бегали по каким-то хозяйственным надобностям. Аркадий с крыльца наблюдал за ними, опершись на деревянные перила. Васильев стал рядом.

— Не думал я, Аркадий, что свидимся с тобой, — повторил он. — А видишь, как оно вышло…

— Да я и вовсе думал, что ты уж на том свете. А ты, значит, выкарабкался… — Аркадий обратил к нему свое бледное лицо. — Впрочем, Катерина Сергеевна давно приметила, что ты хищник. И хоть ты, Евгений, в европейское платье переоделся, да суть прежняя осталась.

— Занятная наблюдательность. — Васильев ухмыльнулся. — Как, кстати, Катерина Сергеевна поживает?

— Спит Катерина, что с ней станется. И ты знай, мы от нее в тайне все держим. Смотри, Евгений, не проговорись.

— Буду нем, как могила. А что же… — Васильев оборвал себя на полуслове.

Аркадий, знавший, о ком заговорил его собеседник, ожидал продолжения, но тот молчал. Они постояли немного в тишине, затем Васильев легко откашлялся.

— Я, Аркадий, пожалуй, прогуляюсь. — Он сошел с крыльца и скрылся в темных аллеях.

Ночная прогулка среди садовых скульптур, белыми силуэтами указывающих ему дорогу по посыпанным гравием тропинкам, сняла дорожную усталость. Васильев подумал, что начало переговоров он провалил безоговорочно и бездарно. Не следовало так увлекаться обсуждением пустякового вопроса.

Размышляя о переговорной тактике, он незаметно для себя забрался в самые глубины сада. Послышалось тихое шевеление трав, и на тропу прямо перед Васильевым выпрыгнула крупная лягушка. Прежняя жажда опытов давно уступила место жажде иного рода. Знать не хотелось, требовалось действовать. Он ловко шагнул вперед и придавил лягушку сапогом. Почувствовал ногой дрожание твари и надавил сильнее. Давил, пока оно не прекратилось. Затем Васильев вернулся в дом и крепко заснул.

Он проснулся вечером, бодрый и посвежевший. Наскоро перекусив с помощью Петра, Васильев прошел в зал, где уже хозяйничал Николай Петрович. Прежде он не уделил месту встречи внимания и теперь решил осмотреться. Заметно было, что просторное помещение совсем недавно приводили в порядок: полы свежевыкрашенны, высокие потолки ладно побелены. Стоящая вдоль стен мебель большей частью была старинной, но не ветхой. А несколько стульев и пару кресел явно поставили специально к приезду гостей. Должно быть, Николай Петрович занялся приготовлениями сразу после того, как английское и российское общества согласовали дату и место встречи и кандидатуру посланника.

Васильев подошел к книжному шкафу, надеясь узнать что-то новое о хозяевах дома. На полках преобладала русская периодика. В ожидании собеседников он наугад пролистал несколько книг.

За спиной деликатно кашлянули. Николай Петрович просил обождать еще несколько минут: у Федора Кузьмича возникла насущная потребность наскоро переговорить с Павлом Петровичем, причем обязательно в уединении.

— Вот вы умные книги читаете. — Васильев потряс в руках дряхлое издание Вольного экономического общества. — Господина Нартова статья о посеве леса вся в карандашных пометках. А результат где? Где посадки? Ни деревьев, ни леса не вижу.

Он для убедительности махнул рукой в сторону окна, где место леса занимали широко раскинувшиеся луга.

— Очень красноречиво. Давно известно, что в России знаниям, намерениям и действиям трудно свести знакомство друг с другом.

— Помилуйте, Евгений! — горячо запротестовал хозяин имения. — Вы же понимаете, что для нас это соображение имеет стратегический характер. Нам же обзор и простор нужен!

Васильев смутился, сознавая, что попал в собственные силки, и попросил чаю.

— Сегодня без чая, — столь же смущенно ответил Николай Петрович. — Федор Кузьмич распорядился.

В залу вошел старец, за ним следовал Павел Петрович, сменивший прежний костюм джентльмена на славянофильскую венгерку.

— Господа, — начал Васильев, — подозреваю, что вчера я невольно ввел вас в заблуждение. В таком случае прошу меня извинить. Сбили меня с толку. А вопрос, который мне поручено обсудить, касается русского крестьянства лишь в той степени, в которой оно является силой для предстоящих преобразований. Именно грядущие изменения являются предметом нашей встречи и, я надеюсь, наших договоренностей.

Он продолжал, оглядев собеседников и убедившись, что к его словам прислушиваются:

— Взгляните вокруг. Разве что-нибудь стоит прочно? Стоит нам дать толчок развитию наук и механизмов, и весь мир придет в движение. Он будет перестраиваться заново, что избавит нас от назойливой опеки окружающей среды. Сначала мы захватим ее всю, не оставив на картах ни одного белого пятна, откуда нам могли бы бросить вызов. А затем обустроим по собственному вкусу. Для этого нам потребуется много рабочих рук — и умов. Пусть все совершат люди. Они будут действовать, не зная тех сил, которые приводят их в движение, и не различая той цели, к которой они влекутся. А мы пожнем плоды их трудов и насладимся их вкусом.

Васильев посмотрел на Федора Кузьмича.

— Действия европейских обществ уже привели к взлету науки и промышленности. А мы по-прежнему ютимся в своих лачугах из бревен и соломы. Пора воспрянуть и действовать! Английское общество ожидает, что российские коллеги присоединятся к их плану, всячески содействуя прогрессу и модернизации.