Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Михаил Кульчицкий. 1941

О других и о себе - img_13.jpeg

«Я говорил от имени России, ее уполномочен правотой…»

О других и о себе - img_14.jpeg

О других и о себе - img_15.jpeg

О других и о себе - img_16.jpeg

София. 15 сентября 1944

«Я носил ордена.

После — планки носил.

После — просто следы этих планок носил,

А потом гимнастерку до дыр износил и надел заурядный пиджак.

О других и о себе - img_17.jpeg

«Квадрига» друзей. Петр Горелик, Исаак Крамов, Давид Самойлов, Борис Слуцкий. 1963

О других и о себе - img_18.jpeg

Борис Слуцкий с женой Татьяной, Ильей Эренбургом (слева) и Леонидом Мартыновым. 1960–е годы

О других и о себе - img_19.jpeg

С Николаем Заболоцким (в центре) во время поездки в Италию. Триест, 1957

О других и о себе - img_20.jpeg

Б. Слуцкий председательствует на творческом вечере Булата Окуджавы. 1960–е годы

О других и о себе - img_21.jpeg

Давид Самойлов. 1945

О других и о себе - img_22.jpeg

Будапешт. Бои окончены. Февраль 1945

Б. Слуцкий в Венгрии. На обороте фотографии надпись:

«Я в представлении венгерских провинциальных ретушеров. Байя, 1945»

«Здесь, в стихах, ни лести, ни подлости недействительна власть.

Как на северном полюсе:

Ни купить, ни украсть…»

О других и о себе - img_23.jpeg

Николай Асеев. 1950–е годы. Алексей Крученых. 1950–е год

О других и о себе - img_24.jpeg

Илья Сельвинский. Конец 1930–х годов

О других и о себе - img_25.jpeg

Александр Твардовский. 1960–е годы

О других и о себе - img_26.jpeg

Николай Заболоцкий. 1953

«Умирают мои старики — мои боги, мои педагоги, пролагатели торной дороги, где шаги мои были легки.. >

О других и о себе - img_27.jpeg

Корней Чуковский. 1950–е годы Исаак Бабель. 1935

О других и о себе - img_28.jpeg

Осип и Лиля Брики

О других и о себе - img_29.jpeg

С Владимиром Корниловым (справа) и редактором издательства «Советский писатель» Виктором Фогельсоном. 1961

О других и о себе - img_30.jpeg

Б.Слуцкий в кругу друзей. 1948

О других и о себе - img_31.jpeg

Вексельхаймбы бежали еще в ноябре, сдав акварели по описи переехавшей сюда больнице.

Больница интересна в двух отношениях. Директор показал мне женские палаты — здесь скрывались от прохожих солдат одиннадцать молодых женщин. Они поуспокоились за последние два месяца и с любопытством рассматривают нового человека.

Вторая достопримечательность — русская комната. Здесь два раненых, забытых частями, два больных — совсем юные сержанты. Они пьют спирт с врачами, спят с сестрами и защищают спасающихся буржуазок от захожих буянов, жестоко избивая их подкованными прикладами автоматов. Директор приемлет этот модус вивенди. Он, как и многие европейцы, сводит свою россику к мнению, что русский человек хорош, пока трезв. На прощанье он доверительно сообщает мне, что у него лечатся от триппера (совсем бесплатно!) несколько окрестных офицеров.

Ассимиляционная способность

Удивительна ассимиляционная потенция мадьяр. С чем связана она — с высоким стандартом жизни или с экспансионным характером молодой цивилизации? Мадьярские евреи считали себя мадьярами Моисеева закона, мадьярский язык — родным языком, усердно крестились. Мадьярские славяне утрачивали свою национальность в три — четыре поколения. От сербских массивов Центральной Венгрии сохранились только православный епископ в Будапеште и лингвистическая археология типа «Печ», «Балатон» (Блатноозеро).

Сыновья швабов прибавляли к своей немецкой фамилии мадьярскую. Внуки вовсе отбрасывали немецкую часть фамилии. Имели успех такие вещи, как объявление буневцев «нацией, говорящей по — хорватски, но ощущающей себя мадьярами».

Народ, про который острили: «У вас королевство без короля, у вас адмирал без флота, ваш национальный поэт Петефи — серб по крови». Этот народ всасывал и переваривал деревни, области, целые племена. И все это — прямым насилием, запрещением школ, богослужений на родном языке, иногда резней.

Памятники

В каждом городе Венгрии — памятник Кошуту, площадь Хорти, улицы Андраши, Петефи.

Национальная история бедна — два десятка имен, но ее усердно и успешно пропагандируют камнем и бронзой.

Больше всего мне запомнился памятничек в Байе: земной шар из серого булыжника, на нем юноша в крестьянской одежде — говорят, что двести лет тому назад он пешком обошел кругом света

Австрия

Здесь начиналась 3–я империя

Когда весной 1945 года мы ворвались в Австрию, когда капитулировали первые деревни и потащили в амбары первых фольксштурмистов, наш солдат окончательно понял, что война вступила в период воздаяния. Армия учуяла немца. Мы слишком плохо знали немецкий язык, чтобы различать, где прусский говор, а где штирийский. Мы недостаточно ориентировались во всеобщей истории, чтобы оценить автономность Австрии внутри великогерманской системы.

Но эстетика Отечественной войны отнесла к разряду «уродливое» голенастых и белобрысых девок, зобастых мужчин и черепичные крыши над фермами. Но политика Отечественной войны работой тысяч своих политработников приучила ненавидеть немца во всех его вариантах. Но лингвистика Отечественной войны установила: 3–й империал начинается именно здесь, за поваленными наземь пограничными столбами с черно — желтыми надписями. До сих пор мы наблюдали случаи единичной, приватной капитуляции. В Венгрии дома выкидывали белые флаги и полицейские чиновники надевали повязки Красного Креста.

Здесь мы столкнулись с повальной капитуляцией. Целые деревни оглавлялись белыми тряпками. Пожилые женщины поднимали кверху руки при встрече с человеком в красноармейской форме.

Солдаты внимательно слушали увещевания на тему о различии между Германией и Австрией и не верили им ни на йоту. Война приняла выпуклые, личные формы. Немец был немцем. Ему надо было «дать». И вот начали «давать» немцу.

В каждом селе навстречу нашим танкам выходили русские, украинцы, поляки — десять — двенадцать — пятнадцать человек.

Девушки искали земляков, и многие из них еще долго ездили в повозках комбатов и командиров рот.

В Штирии торжествовала справедливость, и каждый солдат ощущал себя ее вершителем и стражем. Древний принцип «око за око» исключил кровомщение: за редкими исключениями, австрийские крестьяне обращались со своими рабочими человечно. Поэтому работник по — хорошему прощался с хозяином, запрягал пару хозяйских коней в хозяйскую бричку, грузил туда пару хозяйских чемоданов и такое количество продовольствия, что не спеша можно было доехать не только до Полтавской, но и до Тобольской губернии. Не спеша двигался в путь.

Убийства были очень редки, и, когда какой‑то кулак спятил с ума и оказал сопротивление, все село помогало работнику- украинцу изловить его и добить.

23
{"b":"182929","o":1}