Вскоре все стало ясно, когда меня вызвал редактор «Правды» Леонид Ильичев и, к моему немалому изумлению, попросил срочно нарисовать к завтрашнему номеру карикатуру на Тито под названием «Перебежчик». Я от неожиданности выпучил глаза и переспросил:
— На кого, Леонид Федорович? На кого?
— Вы не ослышались. На Тито. И скажу вам по секрету, это задание из самой высокой инстанции.
Нарисовать карикатуру на Тито мне, естественно, помогло недавнее личное общение в резиденции «легендарного маршала», хотя я изобразил его достаточно шаржированным: согласно заданию — «Перебежчик», я нарисовал его бегущим в распростертые объятия американских империалистов. Эта карикатура явилась первой из многих сотен, опубликованных в советской печати, бичевавших и разоблачавших бывшего «легендарного маршала», и кампания прекратилась только тогда, когда Сталин ушел в мир иной.
…Продолжаю свои югославские впечатления. Мы на приеме в другом Белом доме, значительно меньших размеров, чем резиденция Тито — в чисто выбеленной хате старого крестьянина Велемира Макаровича. Мы сидим за простым деревянным столом на увитом плющом крыльце и слушаем неторопливый рассказ хозяина о том, как от гитлеровского террора здесь, в этой самой хате, укрывалась от фашистских ищеек семья партизанского командира. Тут же за столом сидит и этот самый командир, молодой черноволосый генерал Терзич, посмеиваясь и попивая вместе с нами свежее виноградное вино. Степенно покуривая длинные трубочки, принимают участие в беседе и трапезе соседи, пришедшие поглядеть на приезжих московских гостей. Затем две симпатичные девчушки — Нада и Ярушка — запевают партизанские песни, а остальные дружно подтягивают. Потом, сквозь залитые лунным светом виноградники, мы идем на крутой берег Дуная смотреть то место, где партизаны внезапным и дерзким налетом овладели пароходом, полным вооруженных усташей. Руководил смелой операцией тот самый молодой черноволосый генерал, с которым по этому поводу мы еще раз чокнулись тяжелыми глиняными кружками.
…На площади Теразии под яркими балканскими звездами шумит, бурлит народное коло. Изумительное зрелище! Крепко взяв друг друга за плечи, юноши и девушки ритмично кружатся сначала медленным, потом все более и более убыстряющимся хороводом, замыкая в веселом кольце лихих танцоров-одиночек, неутомимо показывающих свое искусство удалой пляски. Коло множатся, вырастают одно из другого, сходясь и расходясь, сплетаясь и расплетаясь, накатывая и откатывая, как волны морского прибоя — вот их уже два, четыре, пять, десять… И вот их уже не счесть, и центральная площадь столицы стала тесной для этой жизнерадостной задорной молодежи, над головами которой звонким многоголосым хором взлетают слова дружбы и братства:
— Москва — Белград! Сталин — Тито!
…Мы выехали из Белграда и целый день мчались по теплому, благодатному, плодородному краю. Мягкие живописные пейзажи. Дорога вьется самыми прихотливыми извивами по зеленым долинам, курчавым лесистым холмам. Мимо чистеньких приветливых домиков с неизменным «Тито!», деревень, городков. Навстречу тянется бесконечная вереница возов, одноколок и колясок с крестьянами. Видимо, едут с базара. Все мужчины в солдатских пилотках, у многих женщин зонтики, солнечные очки. Одеты бедно, но живописно. На нас смотрят приветливо и с интересом: русская военная форма здесь, видимо, не часто встречается. Дорога продолжает вызывать наши восторги. В ландшафте есть что-то библейское: мирно пасутся стада овец на сочных зеленых пастбищах, склоны невысоких гор покрыты виноградниками. Едем в хорошем настроении и вот… сели под Нишем. Наш «Адлер» неожиданно захромал сразу на обе задние ноги. Шофер Афанасьев возится с покрышками, чтобы как-нибудь дотянуть до Ниша. Ночевать, очевидно, придется здесь, в городе, так как до Софии 240 километров. Шофер кое-как наладил колеса, и мы въезжаем в город. Спрашиваем у прохожих, где «хотел». Нас направляют в «Руски цар». Вертимся по городу, но никак этого «Цара» не находим, наконец попадаем в «Гранд-отель», где находится офицерская гостиница. Из «Гранд-отеля» югославский офицер ведет нас в «Парк-отель». Увидев еще издали многоэтажное здание европейского типа, я предвкушаю ночевку в комфортабельном номере. Однако начинается скучная неразбериха. Югославские офицеры долго и оживленно толкуют между собой. Мы плохо понимаем, что они говорят, но видно, что дело не ладится. Наконец решение принято. Нам дают «войника», который проводит нас к «команданту стана», где мы получим направление в гостиницу. Городок освещен только витринами, улицы оживлены. У кафе на тротуарах, за столиками сидят люди. Тепло. Комендант выслушивает нашего сопровождающего и молча пишет записку. Мы идем в «Руски цар». Это одноэтажное здание, в котором помещается большой ресторан-кафе. У стойки буфета сидит толстяк, которому предъявляется записка. Он заявляет, что у него нет мест — все занято армией. После некоторых препирательств, мы посылаем «войника» обратно к «коменданту стана», а сами остаемся ждать. Я присаживаюсь к столику на тротуаре и наблюдаю фланирующую публику. Возвращается «войник» с новой запиской. Мы идем в другую корчму — ухудшенное издание «Руски цара». Хозяин показывает нам страшный клоповник, в котором на полу валяются грязные одеяла. Леснов решает снова идти к коменданту, скандалить. Но тут происходит чудо. На улице Леснов сталкивается с русским полковником. Он оказывается начальником русской военной миссии в Нише Захаркиным. И в одну секунду все перевернулось. Через несколько минут мы были в комфортабельном доме европейского типа. Помывшись в ванной, сели за хорошо сервированный стол. За столом — полковник Захаркин, два югослава — местная военная власть, мы с Лесновым и еще 2–3 человека. Вскоре появляется подполковник Гордиенко — черноволосый, дюжий украинец с загорелым смеющимся лицом и громким голосом. Хороший ужин с обильными возлияниями. После ужина Гордиенко ведет нас этажом выше, к себе. Знакомит со своей женой, и снова садимся за стол. Опять вино и пиво. Я уже еле дышу от количества выпитой жидкости, хочется спать, но тут появляется полковник Захаркин, и все начинается снова. Уже полная дружба. Хозяева клянутся, что не отпустят нас из Ниша раньше, чем через 2–3 дня. Леснов незаметно исчезает, а меня усаживают играть в «пятьсот одно». Страшным усилием памяти я вспоминаю эту игру и бойко принимаю в ней участие Гордиенко играет со страшным азартом и шумом. Наконец, оглушив всех криками, он выигрывает, и мы расходимся спать.
Встали рано. Выехали из Ниша и взяли курс на Софию. Дорога плохая — побитое щебенчатое шоссе. Виды по-прежнему живописные…
Днем приезжаем в Софию и начинаем кружить в поисках советской военной комендатуры. Находим. Здесь происходит курьезная сцена. Мы стоим у стола дежурного лейтенанта, тут же еще несколько офицеров. Лейтенант вдруг встает и вытягивается: в комнату влетает плотный полковник с окладистой огненно-рыжей бородой и портфелем под мышкой. С места в карьер он набрасывается на Леснова:
— Почему сапоги запылены? Почему небрит? Застегнуть ворот! Безобразие!
— Виноват, товарищ полковник! Только сейчас с дороги…
— Надо привести себя в порядок! Почиститься, побриться, а потом являться в комендатуру! Лейтенант, сколько раз я говорил — не пускать сюда в таком виде! Часового на пять суток под арест! Безобразие!!! Кто такой?
— Корреспондент газеты «Красная звезда».
— Ваша расчетная книжка! Офицерская расчетная книжка где ваша?!
— Не захватил, товарищ полковник…
— Безобррразие!!! Марш отсюда!!!
Леснов на подгибающихся ногах марширует из комнаты. Маленькие глазки бородача обращаются на меня:
— Кто вас будет учить подпоясываться?!
Я поправляю пояс. Борода ищет, к чему бы еще придраться, не находит и свирепо удаляется. Оказывается, это знаменитый полковник Свиридов, комендант города, о котором мы потом наслушались анекдотов. Поскорее берем направление в гостиницу и, трусливо озираясь, мчимся в «хотел» под названием «Балкан».
Едем в редакцию армейской газеты и знакомимся с ее редактором Исаевым, который обещает нам помочь с ремонтом машины. Прямо от него направляемся к командующему. Прием у него в полном разгаре, в приемной ждут несколько офицеров со всяческими делами и бумагами. Мы просим секретаршу доложить и получаем ответ — подождать полчаса. Проходит больше часа, а генерал все еще занят. Мы просим доложить вторично, что лучше, может быть, прийти после обеда, но через пару минут нас зовут в кабинет. Генерал-полковник Бирюзов — загорелый мужчина лет сорока, с голубыми глазами и большим породистым носом. Производит вначале суровое впечатление, но при первой удачной реплике широко улыбается. Лед сломан. Бирюзов очень гладко и литературно рассказывает о положении в стране, о соотношении сил, о борьбе различных влияний, счищая всякую лакировку с наших представлений о Болгарии. Характеризует ее как «настоящую волчью капиталистическую страну», где все продается и покупается, где царит коррупция, саботаж, эгоизм. Беседа очень интересная, дающая много ценных, неизвестных нам фактов. Прием окончен. Выходим на улицу. В отдалении слышен какой-то грохот. Неожиданно из уличного репродуктора раздается громкий голос, который на болгарском языке предлагает избрать почетный президиум. Первым предложен генералиссимус Сталин, что встречено долгой несмолкаемой овацией, потом Георгий Димитров (овация), маршал Тито (овация), потом стали называться фамилии местных руководителей коммунистических организаций. Где-то, видимо, происходит большой митинг. Через несколько минут подъехала машина, и из нее выскочил Исаев в небывалой ажитации.
