— Катастрофа была бы бесконечно предпочтительнее верной смерти, — произнес я, когда в моей голове начала пускать корни полуоформившаяся мысль. — А в чем, по сути, проблема?
— В терминах, если вы сумеете их осознать. — В голосе Фелиции прорезалась нотка раздражения, — очевидно, она была уязвлена моей попыткой вмешаться в дела, которые лучше бы было целиком и полностью предоставить помазанникам Омниссии. Техножрица снова указала на ряды тех индикаторов, которые все горели одинаковым адским, красным огнем. — Энергия, которая требуется для функционирования этого места, а также ближайших нескольких городков, генерируется турбинами, находящимися в основании дамбы. Когда ток не потребляется, он запасается в конденсаторах, а с тех пор, как вторглись орки, никто не пользовался здесь никакой энергией. Это значит, что запасающие элементы полностью заряжены, даже, как факт, перегружены, а это делает их чрезвычайно нестабильными. Если мы полностью откроем шлюзы без того, чтобы отключить генераторы и сбросить излишек заряда, то они взлетят на воздух, как взрывчатка. Это вам ясно?
— Вполне, благодарю. — Я повернулся и выбежал из часовни с Юргеном, как и обычно следующим за мной по пятам, на ходу активируя микрокоммуникатор. — Сотин, как быстро вы можете перенаправить «Василиск»?
— За несколько минут, — откликнулась танкистка-«лисичка» несколько недоуменно, но тем не менее доверяя моим решениям. — Какова новая цель?
— Ворота шлюзов в основании дамбы, — объяснил я. — Они могут настолько опустить дуло?
— Если не смогут, накреним саму машину, — заверила меня Сотин, очевидно мгновенно схватывая мою мысль. — Планируете устроить зеленокожим головомойку?
— И даже более того, смею надеяться, — подтвердил я, вырываясь на открытое пространство как раз в тот момент, когда в обратном направлении в здание пробегали мастеровые Фелиции, торопясь, будто перевозбужденные подростки.
Горный ветер яростно ударил мне в лицо, стоило только появиться из дверей, напомнив, что моя одежда все еще неуютно пропитана липким, но сейчас беспокоиться об этом было некогда. Я поспешил к краю площади, где Сотин непрерывным потоком брани понуждала команду «Василиска» поскорее поворачивать свою неуклюжую установку.
— Уже почти готовы, комиссар, — заверила она меня, перекрикивая скрежет гусениц, с которым водитель установки осторожно, шаг за шагом, поворачивал ее, стараясь совместить дуло с потоком воды, вырывающимся из-под основания плотины.
— И орки тоже, — напомнил я ей.
Едва я произнес это, треск лазерных установок и рев тяжелых орудий встретили первые машины зеленокожих, выкатившиеся на другую сторону дамбы. Это были в основном все те же байки, и даже на таком расстоянии они легко подбивались и горели, а ответный огонь вполне предсказуемо был очень неточен, обеспечив всего пару попаданий в нашу сторону. Две машины попытались с разгону преодолеть разделяющий нас отрезок дороги, и первая тут же взорвалась ярким шаром огня, когда ракета Ласкинса нашла цель, а шедшая второй врезалась в пылающие обломки, подскочила и завалилась через парапет. Было видно, как водитель мрачно цеплялся за рукоятки управления на протяжении всего полета вниз, пока не превратился в неприятного вида пятно на дне водосброса.
— Перекройте дорогу, — приказала своим подчиненным командир «Леман Руссов».
Они выстрелили едва ли не одновременно, выплюнув из дул своих штурмовых пушек огонь и дым, взблескивая и треща лазерными орудиями, так что с того места, где находился я, показались эпицентром маленькой, но яростной грозы.
Вся ярость ее, впрочем, обрушилась на зеленокожих, заполнивших собой узкую дорогу впереди, разрывая на части с равной страстью машины и пассажиров, несомненно уже пожалевших о том пыле, с которым вырвались вперед своих соратников, используя шоссе, вместо того чтобы наступать вместе со всеми по открытому пространству внизу. Впрочем, это напомнило мне и о тех, других. Я посмотрел вниз и обнаружил, что все подножие долины кишит зеленокожими, словно грязная миска, оставленная на солнцепеке, — личинками мух.
— Открыть огонь! — приказал Пирс так спокойно, насколько вообще было возможно в подобных обстоятельствах, и солдаты, равно как и ополченцы, разом дали залп из своего ручного оружия, поливая склон таким количеством зарядов, какое только было в нашем распоряжении.
Человеческая армия уже дважды подумала бы, продолжать ли наступление, в этом я не сомневался, но верные своей природе орки лишь еще пуще разъярились. С пробирающим до костей криком «Ваааарргх!», который я научился всем сердцем ненавидеть (и остаюсь при этом чувстве до сих пор, несмотря на все прошедшие годы), они полезли по склону, бросив машины, как только те достигли крутого подъема, который уже не могли преодолеть. Это было весьма неплохо, потому как иначе тяжелые орудия мототехники быстро разобрались бы с нами, — тут я не сомневался. Зеленокожие, возможно, все еще смогли бы причинить нам гораздо больший урон, если бы стрелки остались по местам и вели оттуда огонь, но, будучи такими же точно орками, вместо этого они тоже покинули машины и устремились со своими соратниками в ужасающий, казалось необоримый, штурм.
Ряд за рядом враги падали под огнем нашего оружия, но они все равно продолжали наступать, давя своих раненых множеством ног в стремлении схватиться с нами врукопашную и совершенно не заботясь о собственной безопасности. Никакие людские войска, кроме, я полагаю, Астартес, не могли бы пойти на подобный штурм, медленно катящийся по невероятно крутому обрыву, но зеленокожие перли вперед, будто по ровному полю, едва замедленные наклоном.
— Не прекращать огня! — проорал я.
«Леман Руссы» очистили находящуюся перед ними дорогу залпом тяжелых болтеров, пережевав в кашу всех оставшихся зеленокожих, и теперь пара горящих грузовиков не давала остальным оркам двинуться вперед и попытаться штурмовать нас со стороны дамбы. К сожалению, танки не были способны настолько опустить закрепленные на выносных пилонах орудия, чтобы атаковать зеленокожую волну, медленно, но упорно продвигавшуюся к нам вверх по склону долины, и нам приходилось рассчитывать лишь на переносные тяжелые орудия, которые мы могли бросить в бой. Надвигающийся прилив смерти был уже достаточно близок, чтобы некоторые из их наугад совершаемых выстрелов перелетали за парапет, и я нырнул за «Василиск» как раз в тот момент, когда что-то очень похожее на болтерные и стабберные заряды начало с визгом вспарывать воздух вокруг меня.
— Это было близко, — выразила наше общее наблюдение Сотин, падая в укрытие следом за мной.
Впрочем, не всем так повезло, как нам с ней. Двое солдат неподалеку упали и, если я мог правильно судить, уже не должны были встать. Сотин осторожно подняла голову:
— Какого фрага он творит?
— Один Император знает, — отозвался я, заметив Эриотта примерно в тот же момент, когда и она.
Маленький этот человек полз вперед, плотно прижимаясь к земле в попытке представлять собой наименьшую возможную мишень и, очевидно, намереваясь помочь раненым, несмотря на едва ли не абсолютную возможность в процессе присоединиться к их числу. Я активировал микрокоммуникатор:
— Команда Тарвила, прикройте нашего коновала.
Тарвил дал отмашку, что понял, и его ополченцы перенесли направление огня, сосредоточившись на том месте, откуда вылетала большая часть зарядов, продолжавших решетить воздух вокруг Эриотта. Не то чтобы подавляющий огонь когда-либо имел на зеленокожих какое-то действие, но, возможно, завалив нескольких, ополченцам удалось бы немного сбить прицел остальным, когда им пришлось бы переступать через тела шедших в передних рядах.
— Мы нацелены, — доложил командир «Василиска», и я внезапно заметил, что кусок металла, за которым я укрылся, вдруг перестал двигаться. Дуло, достигнув низшей точки, проскрежетало по опорам. — Дальше опустить невозможно.
— Будем надеяться, что этого хватит, — отозвался я.
Первые орки уже показались над краем склона, переваливая через него, чтобы, наткнувшись на настоящий шквал лазерного и пулеметного огня, падать целыми стадами, но шедшие сзади просто отбрасывали убитых и раненых в сторону, неуклонно продвигаясь вперед в своем стремлении вступить в ближний бой. К сожалению, слишком многие также вставали и продолжали, пошатываясь, упорно переть в атаку, несмотря на раны, которые уже трижды убили бы любого человека.