— Ясно, — произнес я, на самом деле понимая не многим больше, чем до того. — И кто-нибудь из этих посвятил тебя, в отношении чего они собираются выразить добрую волю?

Зная Юргена, конечно, нетрудно было догадаться, что он разыгрывал из себя вежливую стену до тех пор, пока они ему это не выложили, и тот факт, что он их все-таки решил допустить до моей персоны, был практически гарантией, что они могли нам пригодиться.

— Один, по имени Эриотт, полагает, что может помочь с позиции медицины. — (Настроение мое тут же повысилось — это, несомненно, было хорошей новостью.) — А еще дорожный рабочий Колфакс провел много времени в пустыне, прежде чем появились зеленокожие, и говорит, что кое-что знает о здешних местах.

— Да, это может быть весьма полезно, — признал я. Затем поправил фуражку, смахнул, насколько смог, с шинели песок и куски орков. — Идем послушаем, что они могут сообщить.

В общем и целом разговор вышел удивительно конструктивным, но мне пришлось долго добираться до них — это оказалось тяжелее, чем я полагал. Я пробирался через колготящуюся толпу беженцев, в умах которых, очевидно, уже началось некоторое брожение. Когда я проходил мимо, они, почти без исключения, оборачивались, чтобы проводить меня взглядом, перешептываясь между собой, с выражением, которое я могу описать лишь как благоговейный трепет на исхудалых и грязных лицах. О стоявшем вокруг запахе умолчу, заметив только, что впервые со времени нашей первой встречи мне приходилось оборачиваться, дабы проверить, не отстал ли от меня Юрген.

— Комиссар! — Женщина неопределенного возраста, но, вероятно, достаточно молодая, потому как она должна была быть в добром здравии, чтобы вообще пережить недели заключения у орков, бросилась мне в ноги, едва не повалив меня, будто бы проводила — едва ли не идеальную — подсечку в скрамбольном матче. — Император храни вас всегда!

— Благословенно будь Имя Императора! — хором подхватила добрая половина оказавшихся поблизости идиотов.

Я постарался отлепить ее от себя так нежно, как только мог.

— Благодарю вас, — произнес я, в то время как у меня скулы сводило от смущения. — Это очень мило. Благословение и с вами.

Мне наконец-то удалось ее стряхнуть, и женщина осталась сидеть на песке с отвисшей в экстазе челюстью.

— Благословение, — прошептала она.

Несколько беженцев, немного менее одурманенных всем случившимся с ними, подошли, чтобы позаботиться о ней, и мне оставалось лишь покачать головой.

— Я простой солдат, — произнес я. — Если хотите благословения, вам нужно найти жреца.

К счастью и удивлению, среди них не оказалось этих утомляющих самого Императора личностей, что было едва ли не первым положительным моментом из тех, которые я мог отметить во всей этой печальной заварухе. К сожалению, очевидное проявление скромности с моей стороны оказалось достаточным, чтобы вызвать новый хор похвал и славословий, который, кажется, привлек внимание всех до единого мужчин и женщин, у которых не было никакого другого дела, что, конечно же, относилось к большей их части. В конце концов, дабы спасти остатки своей психики, я поднял руки, призывая к тишине, больше в надежде, чем реально рассчитывая, что это сработает. К моему удивлению, весь этот вонючий сброд мгновенно затих.

— Вы оказываете мне слишком большую честь, — произнес я, ничего так не желая, как убраться отсюда куда-нибудь, где можно спокойно прикончить свой рекаф и постараться придумать, что делать дальше. — Если кого и должно славить, так это солдат вашего родного СПО.

Пускай лучше идут и достают Тайбера. В любом случае он-то сам виноват.

К сожалению, как и всегда, чем больше я старался преуменьшить свою роль в событиях предыдущей ночи, тем прочнее укреплял ее в сознании своей аудитории (чего должен был, казалось бы, ожидать, поскольку часто сознательно прибегал к этому приему; могу только предположить, что сознание мое в тот момент было слишком затуманено усталостью). В ответ мне поднялся новый шквал одобрительных возгласов и затих только тогда, когда я снова поднял ладони:

— Теперь мне нужно вас покинуть, чтобы заняться… гм… военными обязанностями. — Завершение речи в моем исполнении вышло особенно жалко. — Приятного завтрака.

Как я и надеялся, перспективы получить еду было достаточно, чтобы отвести от меня всеобщее внимание, и все-таки без дальнейших инцидентов мне удалось добраться до того места, где ждали Тайбер и остальные, расположившиеся в тени одного из грузовиков.

— Комиссар, — поприветствовал меня, отдав честь, Тайбер, полагаю, больше для присутствующих гражданских, чем потому, что этого требовал протокол,[60] но все равно я ответил столь же четким приветствием.

Произвести впечатление и внушить серьезность происходящего окружающим не мешало, как и сделать вид, будто мы знаем, как справиться с нашей ситуацией.

— Сержант, — произнес я с точно рассчитанным кивком и присел на подвернувшийся ящик.

Здесь их было несколько, стащенных в подобие круга и в большинстве занятых собравшимися. Либо Юрген, как всегда, оказался столь любезен, что приволок для меня лишний заранее, либо те, кто собрался в этой маленькой группке, принесли один ради находящихся в нем продуктов. И верно, Тайбер сидел на коробке с пайками (которые, судя по тому, как работали челюсти гражданских, уже были открыты, что заставило меня твердо решить поставить этот вопрос под личный надзор; конечно же, еще недавно эти люди голодали, поэтому нельзя было винить их за то, что им постоянно хотелось перекусить, но на пищевом фронте дела и так уже обстояли критически, и нам вовсе не следовало усложнять их еще больше). Единственной, кто оставался стоять, была Фелиция, хотя при этом выглядела она весьма расслабленно. Только спустя некоторое время я понял, что она опиралась на механодендрит, используя его подобно импровизированному сиденью, — это, как мне довелось узнать за время нашего знакомства, было ее привычкой. Поскольку эта штуковина крепилась к основанию позвоночника,[61] являя собой нечто вроде цепкого хвоста, то для подобного использования подходила идеально.

Я кивнул, приветствуя ее, и она ухмыльнулась в ответ, очевидно совсем не выбитая из колеи целой ночью, проведенной за ковырянием во внутренностях орочьей машинерии, а скорее даже наоборот.

— Хорошо, — начал я. — Времени у нас не много. Рано или поздно выжившие зеленокожие оправятся достаточно, чтобы выйти за пределы города, либо какая-нибудь другая группа будет проходить по направлению к ним. В любом случае тогда нам настанет полный фраг.

— Если, конечно, там есть выжившие… — вставил лысеющий человек в рваных одеждах Администратума, и остальные гражданские кивнули.

— Выжившие есть всегда, — сообщил я ему. — И даже если их нет, то предполагать надо, что есть. Самоуверенность сейчас для всех нас смертельна.

Это заставило собравшихся должным образом подтянуться, а трутень из Администратума снова кивнул.

— Весьма рассудительно, — произнес он.

Я бросил взгляд на других гражданских в группе. Один из них был одет как ремесленник и, соответственно, должен был оказаться Колфаксом, в то время как другой носил побитые временем остатки вязаного свитера с протертыми кожаными заплатками на локтях. Очевидно, на гардероб этого субъекта орочий плен не оказал столь катастрофического воздействия, как у остальных, в силу изначальной поношенности. Несмотря на это, он излучал вид надежности и в целом заботы об окружающих, так что я про себя его отметил как медика Эриотта. Что, конечно, оставляло открытым вопрос о том, что же это за администратор, с которым я говорю. Взглянув на Юргена, я вопросительно поднял бровь, но мой помощник только пожал плечами, очевидно столь же не сведущий в этом вопросе.

— Не знал, что с нами оказались представители Администратума, — гладко заметил я.