Как только Клаус их увидел, он сосредоточился на своих обязанностях. В его сознание залетела несуразная мысль о том, что не мешало бы обзавестись прибором ночного видения. В этом мерцающем нагромождении огней, прожекторов и строгоскопов двух глаз было явно недостаточно, тем более, что глаза Клауса невольно косились на полчища длинноногих красавиц, которые украшали валютный дансинг. Красавиц поставляло "Миру грез" агентство манекенщиц "Светлана", отколовшееся от городского Театра мод и превратившееся в заурядную сутенерскую контору. Контора выставляла девочек напрокат на разного рода презентации, празднования, банкеты, словом, по поводу и без повода, лишь бы на счет агентства перечисляли деньги. Молоденькие девчушки-манекенщицы, все как одна, в откровенных декольте, были в восторге от представившейся возможности задарма посещать самую дорогую в столице дискотеку. К тому же руководитель агентства не очень-то за ними следил. Это было одним негласным условием договора. Девушка по желанию могла уйти с любым посетителем дансинга. "Мир грез" кишел иностранцами близлежащих отелей, респектабельными господами из деловых кругов Киева, откровенными бандитами. Девочки неохотно соглашались предоставлять свои услуги бандитам. Эти парни выжимали все соки, причем не было никаких гарантий, что за стараниями последуют вознаграждения. Самый беспроигрышный вариант — американцы и французы, эти платили щедро. Итальянцы гораздо хуже, а турки вообще жлобы. Девочки отрешенно щелкали томными глазами, небрежно держали изящными пальчиками ментоловый "Данхил" и невзначай подтягивали чулочки — равных им на дансинге на этой охоте за престижным клиентом не было, и зачастую случалось, что пришедший в сопровождении парочки шлюх мурзик уезжал с манекенщицей из "Светланы", забыв про своих спутниц.

Клаус со своей внешностью стопроцентного громилы не мог взять в толк, почему молодки воротят от него нос, а о существующем у девочек табеле о рангах он не имел понятия, а призадуматься ему было некогда. Он принадлежал к тому типу людей, которые в отличие от Юлия Цезаря не могут делать несколько дел одновременно. Поэтому сейчас, невольно переключившись на обзор блистательных "герлз", он не удержался и завел с одной из них "утонченную" беседу о том о сем и посему несколько уклонился от своей работы. Клаус пропустил назревающий инцидент с участием его подопечных.

Между тем Андрей, расположившийся вместе с сестрой за столиком неподалеку от эстрадного ринга, самозабвенно смотрел на танцовщицу. Ее партнер как всегда отрабатывал на свою напарницу. Она забрасывала на его плечи длинные ноги, обвивала ими шею танцора, пригибалась и вертелась вокруг него, создавая собственную версию необузданного сладострастия. Завсегдатаи дансинга ожидали того момента, когда слепящие крути прожекторов, ползающие по рингу, сольются воедино на небольшом гладком помосте в центре и танцор, напоследок лизнув каблук партнерши, удалится прочь. Танец пары был лишь затравкой. Все ждали соло несравненной Иолы.

В миг, когда сплошной поток чередующихся зеленых и фиолетовых огней рассыпался на помосте, Иола ткнула партнера каблуком в грудь и с силой пихнула его. Мужчина исчез. Теперь функции напарника выполнял толстый металлический стержень, воткнутый в самый центр помоста. Под импульсивный фанк Латойи Джексон танцовщица начала стриптиз-представление. Публика завизжала, когда щелкнули застежки линжери, Иола легла на крутящийся помост и скрестила ноги, затем она вскочила на ноги и, вскинув голову, сорвала бюстгальтер. В такт заводному ритму она зашагала к самому краю ринга. Искусительница хотела, чтобы зрители получше рассмотрели идеальные линии ее упругой г

руди. Прямо на самом краю ринга Иола развернулась к публике задом и широко расставила ноги. До предела согнувшись, она обхватила свои ноги руками…

Сидевшие напротив подвыпившие чеченцы неистово хлопали и буквально ревели от желания. Один из них, вероятно, самый молодой, под одобрительное гоготание приятелей запрыгнул на ринг и схватил Иолу на руки, поцеловал ее в бедро и понес к своему столу. Иола пыталась высвободиться, стала кричать и брыкаться. Она даже стукнула своего похитителя в глаз, но тот бережно, словно деликатес, опустил ее на стол. Иола обхватила руками колени и беспомощно взглянула в сторону, где сидел Андрей.

Андрей враз очутился рядом и с яростью швырнул одного из чеченцев, другого изо всей силы ударил в переносицу. Все чеченцы, их было шестеро, рассвирепев, ринулись на юношу.

—

Нож! Андрей, у этого нож! — раздался обреченный вопль Милы. Заварушка приковала внимание всего дансинга. Услышав голос Милы, увлеченный смотринами Клаус пришел в себя и кинулся к месту потасовки. Поначалу он растерялся, но в итоге это сослужило неплохую службу. В такие минуты Клаус терял рассудок и начинал палить из своего браунинга. Он выстрелил вверх. Пока чеченцы оглядывались по сторонам, Клаус подоспел, и дуло его пистолета уже смотрело на осунувшихся кавказцев.

—

Брось пику, чурка! Кому говорю?! — рявкнул Клаус.

—

Э, слышишь, в натуре, братишка, перестань, зачем ссориться, ты шуток не понимаешь, — примирительно заворковал, жестикулируя руками, седой кавказец в турецком свитере, по всей видимости, старший компании.

—

Сесть! — заорал Клаус.

Чеченец сел.

—

Встать!

Чеченец встал.

—

Сесть! — Встать! Всем сесть! Встать! — Клаус повторял команду раз пять. Кавказцы послушно исполняли приказы громилы, в глазах которого и неграмотный прочитал бы решимость продырявить любого.

Один из администраторов дансинга суетился вокруг двух вышибал:

—

Он нам всех распугает, успокойте его. Что вы стоите? Это ваша работа.

Один из охранников дернулся было в сторону, где разворачивались события, однако старший товарищ его остановил:

—

Не встревай, это человек Роланда, лучше пойди в фойе, кликни мусоров.

—

Сидеть! — бросил Клаус напоследок и сунул браунинг в кобуру под пиджак. Появившиеся милиционеры напрыгнули на Клауса, скрутили его и поволокли из дискозала в вестибюль. Чеченцами занялись вышибалы. Их вытолкнули из дансинга пинками под улюлюканье толпы.

Андрей в полушоковом состоянии спустился на стул и большими глотками осушил бокал с холодным коктейлем.

—

Из-за какой-то шлюхи себя подставляешь, — упрекала сестра, — я давно заметила, что ты на эту смазливую блядь с открытым ртом смотришь, как будто вокруг никого больше нет, ты за родную сестру так бы не подписался, как за эту куклу. — Мила ловила себя на мысли, что нехорошо ревновать брата, но подавить эмоции была не в силах. — Как же я сразу не догадалась, ты от этой стервы без ума, ну и вкус у тебя, братец?!

—

Мила, уймешься ты наконец? — вскипел Андрей. — Тебе бы только поскандалить, сиди молча.

—

Сам сиди, камикадзе, лучше бы они тебя полоснули, тогда ты, может, подумал бы, за кого стоит в драку лезть, а за кого не стоит.

—

Да заткнись ты!

—

Ах, так! — в эту минуту Мила по-настоящему ненавидела брата. — Чтоб ты сдох, понтовщик несчастный. Из-за тебя Клауса забрали, хорошего человека подставил, — она резко дернула свою кожаную сумочку, так, что опрокинула фужер с шампанским, и, бряцая связкою ключей от своей "восьмерки", быстрыми шагами направилась к выходу.

—

Умница, девочка моя, — похвалил танцовщицу Крюк и нежно подергал Иолу за мочку. Она стояла перед ним в гримерной, еще не оправившись от напряжения. Она была в том же наряде, что и во время выступления, но крупные соски ее сохранивших первозданную свежесть грудей не волновали Крюка. Его бездонные голубые глаза смотрели в лицо Иоле. — Теперь ступай к юноше, поблагодари, скажи, что тебе страшно возвращаться домой, попроси, чтобы проводил, обещай не остаться в долгу, ступай, девочка.

В шикарном вечернем платье космического модерна с высоким передним разрезом Иола смотрелась недоступной и холодной. Андрей, увидев приближающуюся к его столику девушку, ощутил колючее жжение в каждой клеточке своего организма. Он попытался придать телу более привлекательную позу, чтобы произвести впечатление. Когда девушка подошла и спросила, не занят ли столик, Андрей неловко встал и предложил ей присесть. Иола присела, невзначай обнажив коленки. Девушка его мечты сидела от него на расстоянии вытянутой руки. Обуреваемый хаосом нахлынувших чувств, он влил в себя рюмку коньяка. Он не знал, что сказать.