Малыши были такие славные и смешные. Когда медсестра, приняв его за отца, произнесла принятое в подобных случаях: "Вылитый папа!", Боря усомнился, как это она умудрилась это разглядеть. Он попросил уточнить, какой именно. Медсестра, не задумываясь: "Оба!" Борис невольно улыбнулся. Глядя на него, улыбнулась и Леночка. Было видно, она ослабла и похудела во время родов, но от этого не стала менее красива. Боря любил смотреть, когда она была в хорошем настроении. Он хотел обнять ее, но руки были заняты. Он думал, быть может, еще не все потеряно. Подумаешь, двое детей, разве это меняет дело…

В суете пронесся день. Наступил следующий. Боря притащил люльки, приобретенные по дешевке. Лена собралась кормить малышей. Ока попросила Бориса выйти или хотя бы отвернуться. Какие вопросы, конечно. Он подошел к окну и машинально окинул взором еще не обработанные секатором ряды кустарников в саду. Взгляд не обошел стороной две подвижные точки, передвигающиеся с приличной скоростью по газонам в направлении кирпичной пристройки. Борис не поверил своим глазам…

"С чем пожаловали эти диверсанты?" — Он не упустил возможности лишний раз ухмыльнуться про себя. Эти двое, что приближались перебежками от дерева к дереву, были его давними знакомыми. Это были Седой и Кабан. Однако Борис тут же одернул себя. В

пал ати промелькнула недавняя с ними встреча возле собора, их странное поведение там и несуразная чушь, которую наплел ему епископ.

"О чем они могли беседовать с Симеоном? Что им здесь надо? Раньше не наблюдал за ними такого бешеного энтузиазма. Прыгают, как кузнечики. Будем

надеяться, хоть сегодня все прояснится. — Борис задумался. — Надо подготовиться к встрече старых дружков. Угадать, чем она закончится, я не берусь". Он обернулся к Лене. Она переполошилась:.

—

Ну, Боря, я же просила не смотреть.

—

Лена, срочно бери детей, — нахмурив брови, произнес Борис. — Придется тебе вылазить отсюда через окно. Прошу тебя, не задавай никаких вопросов. Я тебе все потом объясню. Закроешься в застекленной веранде и никаких звуков. Не открывай никому, кроме меня. Все, скорей. Я говорю, скорей. Нет времени объяснять.

Лена не могла понять, что случилось… И Борис не потрудился сказать. Но потому, как Боря то и дело выглядывал в окно из-за шторки, о??а поняла, что им грозит какая-то опасность. Она, крепко прижав малышей, бросилась к окну в дальней комнате. Борис закрыл за ней дверь. Спустя секунду в дом постучались.

Борис, не спеша поставив кресло напротив входной двери, сел в него и задиристо гаркнул:

—

Дерните за веревочку, дверца и откроется!

В комнату ворвался Седой, за ним вошел Кабан, как всегда с отвисшей челюстью.

—

Ба, знакомые все лица! — шутливо съязвил Борис. — Какая неожиданная встреча!.. Седой, а почему у тебя такие большие зубы? Ты ищешь Красную Шапочку и ее бабулю, не так ли? С великим прискорбием извещаю тебя, советское правительство отправило их на урановые рудники за измену Родине. Так что ничем помочь не могу. Если же тебе понадобился лесоруб, то я к твоим услугам.

—

Ты в своем репертуаре, — у Седого задергался левый глаз. — Сказочник, где девочка и ее сиськогрыз?

—

Ах, вот каким ветром тебя занесло. Я-то думал, пришел навестить старого приятеля, а ты, оказывается, весь в делах. То-то, я смотрю, в люди вы стали выбиваться, я вам теперь, конечно, не ровня. Мне теперь и нагрубить можно.

Упрек Бориса подействовал только на Кабана, Седой со злостью прошептал:

—

Уйди с дороги, не мешай. Мы пришли за младенцем и без него не уйдем.

И тут голос подал Кабан:

—

Седой, а ты говорил, что Боря все знает…

—

Прихлопни варежку, дебил, — сорвался Седой.

Борису только того и надо было. Теперь он наверняка

знал, что привело их сюда. Обнаружилась и брешь в гоп- стоп конторе из двух человек. Наверное, как обычно, Седой не так, как надо, растолковал Кабану его задачу, обстоятельства дела и сопутствующие детали. Кабану нужно было не толковать, а разжевывать, а лучше внушать. Тут Седой дал промашку. И эту пробоину в отсеке Борису оставалось лишь расковырять.

—

Нет, Кабан, братушка, я не в курсе ваших дел, — нарочито ласково обращаясь к Кабану, заговорил Борис, я могу лишь догадываться. Предполагаю, этот козел в колпаке с крестом хорошо вам башляет за то, чтобы используя вас, отнять у матери ее дитя, или, как выразился бы Седой, оттянуть сиськогрыза от кормушки?

—

Тебе не к лицу телячьи нежности, — вставил Седой, но Боря продолжал, он взвешивал каждое слово:

—

Итак, друзья мои. Что я имею вам сообщить? Сколько бы ни башлял вам колпак с крестом, он должен вам в два раза больше, ибо вам предстоит приволочь Симеону двойнят… Вижу удивление на ваших лицах, я не оговорился. Ваш заказчик, который печется о своей заляпанной репутации монаха, будет вдвойне благодарен вам, если вы притащите ему обе улики — малыша и малышку. Они одинаково ценны для него.

И, наконец, самое главное, что я собирался вам предложить. Есть возможность получить от Симеона тройную таксу… Это в случае, если вы вообще никого ему не притащите. Каждый из вас получит столько, сколько Симеон башляет обоим за свой заказ. Для этого необходимо все предоставить мне, я не обману ваших надежд… Я никогда вас не подводил, ведь так? Рассчитываюсь с вами в течение трех дней.

Глядя на все со стороны, можно было предположить, что Кабан, это создание с открытым ртом, переваривал все сказанное без малейшего проблеска мысли. Но тут он неожиданно быстро завершил мыслительный процесс и, хлопнув челюстью, буркнул:

—

Дело говорит. Мы с попом не договаривались на двойнят, а?! Седой?

Седой по-своему понял, к чему клонит Борис. Он повел себя иначе — вытащил из кармана финку. Бряцнула кнопка… Седой пошел на Бориса лезвием вперед, выпучив глаза и приговаривая:

—

Ты, падло, меня за фраера держишь. Думаешь, я как этот дебил поверю в твои сказки? Расскажи это прохожему, на себя похожему! Говори, где двойнята, говори, а то перо в пузо, сука! — Седой орал как сумасшедший.

Кульминация произошла до того, как Седой успел докричать. Кабан огрел его сзади своим пудовым кулаком. Когда Седой очнулся, а это произошло не совсем скоро, то не поверил, что это был всего лишь неоснащенный никаким тяжелым предметом кулак, но потом согласился, ведь это был кулак Кабана. А Боря был доволен. Сработало. Недаром он считал, что немножко разбирается в людях.

А ведь слово надо было сдержать. Сказать всегда легко. Три дня. Борис сам выбрал срок. Выпотрошить Симеона было делом чести. Епископу не удастся свалять дурака, и в этот раз он не сможет отмахнуться от неопровержимых фактов… Постращать его оглаской и надавать как следует по морде? Борису не спалось, он ходил по саду и смотрел на звездное небо. Он раздумывал над предстоящей операцией: "Если Симеон так дорожит своим местом, то выложит столько, сколько ему скажут. А вдруг нет?"

Чревоточило сомнение. Вдруг включит дурика и снова станет нести бред, с пеной у рта доказывать, как все вокруг пытаются его вербовать, а он верой и правдой… Да! Задача… Но это единственный выход достать деньги. По крайней мере, он идет к Симеону не с одними эмоциями, как в прошлый раз. Есть компромат на бородатого. Есть свидетели, которых епископ почти сделал соучастниками преступления. Правда, от Седого с Кабаном толку мало. Они, как бывало, опять будут отсиживаться в роли сторонних наблюдателей. Все приходится делать самому. А может, это к лучшему! Нужно, чтобы Симеон не усомнился в том, что его бывшие

компаньоны, которым он отвалил аванс, уполномочили его, Бориса, говорить от их имени. Прошлый визит к Симеону был продиктован соблазном начистить тому физиономию, теперь нужно было вести себя иначе, расчетливо и спокойно. "Ну, если эта гнида будет все отрицать, я не сдержусь, — думал Борис. — Ладно, утро вечера мудренее. Тянуть больше нельзя, завтра же отправлюсь в гости к Симеону".