А что тебе до моего желания сохранить эту недозрелую сливу? Здесь бывает свинья…

Я чую это. — Его широкие ноздри раздуваются, будто впитывают в себя все оттенки запаха. Ферн чует только его запах. У него жаркий, мерзкий запах разгоряченного зверя и запах свежего пота человека.

Как бы то ни было, почему ты шпионишь за мной?

Я слышал, что у Моргас появилась новая игрушка. Хотел на тебя посмотреть. Может, она когда–нибудь даст мне с тобой поиграть.

Нечего и пытаться, — произносит Ферн, уверенная в своих силах. Она давно уже не боится мужчин. — А кем тебе приходится Моргас?

Он смеется так, будто соскучился по веселью.

—Она — моя мать.

Ферн поражена и некоторое время не может произнести ни слова. Кажется таким невероятным, что Моргас может быть матерью, но уж если она кого–то и родила, то ее ребенок должен быть выродком или монстром, а в этом нет никаких видимых дефектов, просто он существо другой, более древней породы. Ферн ощущает его природу, чуждую и враждебную людям, хотя в нем можно увидеть и нечто человеческое, правда искаженное. Его явная враждебность напоминает ей о чем–то, чему она не в состоянии дать точное определение. Ферн от размышлений переходит к прямому вопросу:

Кто был твоим отцом?

Не догадываешься? Старый Дух. Он — Охотник, Дикий Человек Леса. В этом союзе не должно было быть потомства, поскольку бессмертные живут вечно и им не нужно себя воспроизводить. Но моя будущая мать решила перехитрить судьбу. Благодаря своей искусности она зачала и призвала все стихии себе на помощь. Она надеялась произвести на свет существо необыкновенной силы, а вместо этого получила меня. Полукровку, помесь, славного малого. Получеловека, но без души, полудуха, но с остатками человечности. Мать ненавидит меня, поскольку я всегда напоминаю ей о ее неудаче. Я — ее наказание за то, что она пренебрегла Первичными Законами. Но за что наказывают меня? Хватит ли у тебя, маленькая колдунья, ума, чтобы ответить на мой вопрос?

Ферн наконец понимает, что именно показалось ей знакомым. Она вспоминает молодого человека из Атлантиды, из далекого прошлого — божественно красивого молодого человека, — с насмешкой рассказывающего о своем происхождении, о своей смешанной крови — частично от благородной крови Атлантов, частично — от крови простых островитян. Рэйфарла Дева, которого она полюбила раз и навсегда, или ей так кажется. Человека, которого она невольно послала на смерть. Теперь его образ потускнел, но она все еще слышит, как шуткой он маскирует глубокую боль. Тот, который находится перед ней, до смешного другой — у него грубые черты лица, сардонический рот, глубоко запавшие глаза с признаками ума, но там прячется та же самая боль, она погребена так глубоко, что даже он сам не может до нее дотрагиваться. Ферн говорит:

—Ты, возможно, гораздо больше человек, чем

можешь себе представить.

— Если ты хочешь меня подбодрить иди сделать мне что–то приятное, то мне это вовсе не нужно.

Ни то ни другое. Просто я говорю, что думаю. Твой вид напомнил мне о ком–то, кого я однажды повстречала.

Смертного или из другой породы?

Это был человек, которого я любила.

Значит, тебя тянет к неудачникам и чудовищам, к существам, крючком деланным. Это в тебе говорит ведьма. Что за чудовищные семена ты вырастишь в своем маленьком животике? Ты хочешь проглотить ту черную сливу, которую так тщательно упрятывала, и будешь растить свое собственное сливовое дерево–ребенка? — Он теперь стоит совсем рядом с ней. Он почти голый, хотя какие–то части тела прикрыты кусками кожи и тряпок. Он выглядит больше приматом, чем человеком. И более демоническим, чем дух.

Что я сделаю с моей сливой, — говорит Ферн, — это моя забота.

А если я расскажу Моргас?

Ты ее обрадуешь. Она ищет эту сливу.

Так если я не трону эту сливу, то что ты сделаешь для меня?

Ничего. — Она не будет добиваться его расположения. Инстинкт подсказывает ей, что он вопьется в ее слабость, как вампир в открытую вену.

Я думал, мы сможем заключить сделку.

Нет. Говори Моргас, и она тебя погладит, как хорошую собачонку. При этом она рассердится на меня, может быть, накажет. Хочешь говори — хочешь не говори. Выбирай сам, я на сделки не иду.

Ты — гордая маленькая ведьма, ты это хочешь доказать? — говорит он с кислой миной. — Значит, если это мой выбор, то как ты думаешь, как я поступлю?

—Я не хочу играть в твои игры, — прерывает его Ферн, — так что и не пытайся вовлечь меня в них.

— В какие игры ты играешь?

—Ты их не знаешь.

В его темных глазах мелькает красный огонек, но он неожиданно смеется, в этот раз даже несколько смущенно, но эта интонация исчезает. Внезапно он поворачивается и уходит, мягко ступая когтистыми лапами с подушечками, как у льва. В нем фантастическим образом смешались разные животные, как в мифическом древнем чудовище. Ноги льва и рога барана, человеческая кожа и звериная шкура. Вдруг он останавливается и оборачивается, покачнувшись удерживает себя хвостом.

Я иду к Моргас, — — усмехается он, — — как хорошая собака. Увидимся там.

Как я должна тебя называть?

Кэл.

И на этом он уходит, исчезает в листве Древа, в своем естественном обиталище. Ферн медленно следует за ним, определяя путь по тем меткам, которые она оставляла. Она рискнула, но хочет надеяться, что он ничего не расскажет Моргас. И тем не менее, возвращаясь в пещеру, определенно волнуется. Сначала Моргас не обратила на нее никакого внимания. Перед ней стоит Кэл, и она говорит с нескрываемым презрением в голосе:

Что ты здесь делаешь? Сыновний долг? Любовь? Трудно в это поверить. Мы для этого слишком хорошо знаем друг друга. Твое отвращение ко мне равно моему к тебе. Первый мой сын, несмотря на все его поражения и неудачи, был, может быть, и не обаятелен, но красив. Второй…

Под кожей Мордрэйда скрывалось чудовище. Я — то, что ты создала, дорогая мамочка. Плод твоего чрева.

Головы растут на Древе, но они созревают, и дикая свинья жрет их мозги. Нечего изображать чувства, это не для тебя. Оставайся со своими насмешками и колкостями: это уколы, которых я не чувствую, и до тех пор, пока я не обращаю на тебя внимания, ты — в безопасности. Что тебя сюда привело?

Я тут встретил кое–кого, кто расспрашивал о тебе. Это заставило меня как можно скорее тебя навестить.

Ясно, этот кто–то расспрашивал тебя из любопытства. Кто же это был? Я — не та, о которой часто говорят. Кто это был?

—Древний паук — незначительное создание — раскидывает свою паутину, чтобы словить мушку покрупнее, чем он сам. — Он говорил загадками, или Ферн так показалось. — Но позади находится кто–то еще, гораздо более искусный, тарантул, который утерял свою ярость, но сохранил свой яд. Он говорил первому ткачу, как спрятать шелковую западню. Мне интересно, кого — или что — он надеется изловить. Вот я и пришел сюда, чтобы посоветоваться с Греческим оракулом.

Syrce! — Моргас шипит, как змея.

Я рассказывала ему лишь о том, что могло бы послужить уроком ему самому, — защищаясь, говорит Сисселоур.

У тебя, мама, появилась симпатичная новая игрушка. Такая милая штучка, могу я с ней поиграть?

Ферн все еще не произнесла ни слова, и Моргас не подарила ее взглядом, но она явно чувствует присутствие девушки.

—Не трогай ее, — зло отвечает она, — или тебе придется об этом пожалеть. Кто же тот тарантул, который произвел на тебя такое сильное впечатление?

Я не говорил, что он произвел на меня впечатление.

А тебе и не надо было это говорить. Кто он?

Ты его давно знаешь. Я думал, что ты должна о нем помнить.

Он. — Насмешка искажает ее лицо. — Он не тарантул. Безногая гусеница, которая кусает своими пустыми клыками, оттого что больше не может танцевать. Что ему–то во всем этом нужно?

Пока она говорит, в мыслях Ферн возникает загорелое лицо, испещренное морщинами, прячущееся в тени капюшона, под которым как молодые весенние листья сияют яркие глаза. Она видит его в круге огня и видит его у белой кровати, следящего за тем, кто там лежит. Кэйрекандал. Рэггинбоун. Единственный ее союзник, хотя иногда и нереальный, но всегда ее друг, несмотря на то что прошло так много времени с их последнего разговора. Осознание того, что ее ищут и что защищают ее опустошенное тело, показалось ей рукой помощи, протянутой извне, в то время как она чувствовала себя абсолютно одинокой. При этом в ее лице не дрогнул ни один мускул. Даже в неверном свете светлячков Моргас могла бы прочитать все, что отражается на лице Ферн, и прочла бы по этим изменениям все мысли девушки. Ферн движется к Моргас, холодно глянув на Кэла. Моргас смотрит на нее своим черным глазом — глянула и тут же отвела взгляд.