Блоха гулял по ухоженному больничному парку. Желтые листья сметены были в одинаковые аккуратные кучи. По аллейкам чинно прохаживались больные в таких же, как у него, пижамах. Прошел высокий сутулый старик, сосредоточенно глядя под ноги и яростно бормоча что-то под нос.
Блоха присел на лавке под деревом.
На соседней лавке сидела, подняв лицо к неяркому осеннему солнцу, коротко стриженная девушка. Блоха, пользуясь тем, что глаза ее были закрыты, стал рассматривать ее удивительно милое, чистое лицо с округлыми скулами, ямочкой на маленьком подбородке. Девушка вдруг улыбнулась и открыла глаза — похоже, она давно следила за ним сквозь ресницы.
Блоха смутился и отвернулся. Когда снова глянул в ее сторону, она по-прежнему, хитро улыбаясь, смотрела на него ярко-карими глазами. Засмеялась и сказала:
— Идите ко мне.
Блоха неловко присел рядом с ней. Некоторое время они улыбаясь, смотрели друг на друга.
— Вы, наверное, новенький? — спросила девушка. — Впрочем, можете не отвечать: я бы вас запомнила. У вас очень выразительное лицо.
Блоха смущенно поправил очки.
— Почему вы здесь? — спросила она. — Хотя, извините. Если вам неприятен мой вопрос…
— Да нет, — Блоха пожал плечами. — Просто мне иногда кажется, — осторожно сказал он, — что вокруг нас не все происходит так, как должно было бы происходить…
— Вы диссидент? — сказала девушка. — Со мной вы можете говорить смело. Хотя здесь много филеров.
— А вы… почему?
— Приблизительно по той же причине. В какой-то момент я стала неудобна для окружающих. Если предположить, что нас с вами окружают квадраты, то мы, видимо, треугольники. Мы не вписываемся в их тесные, дружные, стройные ряды, и они объявляют нас сумасшедшими.
— Вы совершенно правы! — радостно закивал Блоха. — Очень точно! Если бы мы были круглыми, они бы нас, — он показал пальцами ножницы, — подравняли. Но мы — треугольники, у нас острые углы!
— А вы знаете, — снова хитро улыбнулась девушка. — Мне кажется, у нас с вами будет роман.
Блоха покраснел.
— Да не смущайтесь вы так! — засмеялась девушка. Она подняла руку и провела кончиками пальцев по его щеке. — Ведь мы с вами сумасшедшие, правда?.. Значит, можем говорить и делать все, что взбредет в голову… Здесь, — повела она глазами вокруг, — есть свои преимущества. Ведь если бы вы меня встретили на улице — вы бы не решились ко мне подойти?
Блоха смущенно кивнул.
— А здесь все проще. Здесь я даже могу позволить вам — какой ужас! — поцеловать меня при первой же встрече, даже не узнав вашего имени. — Она, смеясь, подставила губы. — Ну, смелее!
Блоха поколебался, нервно поправил очки и поцеловал ее.
— Да вы не умеете целоваться! Неужели у вас не было девушки?
— Нет, почему… — промямлил Блоха.
— Не страшно, я вас научу, — она сама жадно поцеловала его. — Да обнимите же меня, что же вы как деревянный. Смелее! — она скользнула нетерпеливыми пальцами под его пижаму. — У тебя такие мужественные плечи… У нас будет много времени, я тебя всему научу… А тебе нравится моя грудь?
Она распахнула халат, и Блоха остолбенел — под халатом у нее ничего не было.
— Дай руку! Дай сюда руку! Ну смелее же! — она схватила его ладонь и зажала у себя между ног, одновременно пытаясь дрожащими руками стащить с него пижамные брюки.
Блоха наконец увидел, что ее глаза расширились и застыли, рот растянулся в зверином оскале, а все тело бьет крупная дрожь. Он попытался встать, но она с неожиданной силой повалила его на землю, оседлала, содрогаясь в конвульсиях, и с криком вцепилась зубами ему в грудь. Блоха, корчась от боли, пытался за волосы оторвать ее от себя.
Над ними возникли санитары, один, просунув локоть под горло, оттащил ее от Блохи. Она страшно закричала, двое дюжих санитаров, с трудом удерживая, поволокли ее к корпусу.
Блоха поднялся, тяжело дыша, нашарил в траве очки. Провел ладонью по груди, глянул на кровь и покачнулся.
— Да ты еще и маньяк, приятель! — ухмыльнулся третий санитар. — Зачем девушку обидел?
— Я… Она сама… — пролепетал Блоха.
— Пожалте на укольчик! — Санитар взял его за шиворот и повел к больнице.
Блоха лежал на койке, мокрый от пота, часто дыша, мучительно выгибаясь в каждом суставе.
Двое пожилых соседей по палате сидели на подоконнике у зарешеченного окна, один вполголоса читал с крошечного мятого листка:
Если ты, говорят, заболел
И лежишь в этих грязных палатах,
То хлопочут, чтоб ты околел,
Люди в белах халатах.
Им не знать беспокойных ночей.
Им неведом закон Гиппократа,
Не похожи они на врачей —
Люди в белых халатах.
Под халатом — мундир МВД,
Под мундиром — клеймо бюрократа.
Дикий страх нагоняют везде
Люди в белых халатах…
— Ну, как? — спросил он, волнуясь.
— Сильно, — ответил второй. — Хотя и не Пушкин, прямо скажем.
— Бросьте, Иван Николаевич, — обиделся поэт. — В наше время не до стилистических изысков…
Блоха смутно видел их на фоне четко расчертившей небо решетки.
Они заметили, что он пришел в себя, приподняли и подоткнули под спину подушку, дали воды в пластмассовой чашке.
— Надо быть осторожнее, молодой человек, — сказал поэт. — Вы будете смеяться, но здесь действительно встречаются сумасшедшие…
В кабинете с зарешеченным окном Игорь читал листок с типографским текстом. Не выдержал и улыбнулся.
Сидящий напротив человек с неподвижным лицом и тусклыми глазами сказал безо всякого выражения:
— Это стандартный бланк допуска к секретной документации. Не понимаю, что вы нашли в нем забавного.
— Ну вот написано: избегать любого общения с иностранцами. А если, скажем, ко мне на улице подойдет негр и спросит, сколько времени?
— Вы должны молча пройти мимо.
— А как же дружба народов? — весело спросил Игорь.
— В случае нарушения любого пункта подписки вы будете немедленно исключены из института, невзирая на все заслуги вашего отца.
— Так, может, кровью подписать? — попытался пошутить Игорь.
Человек по-прежнему безо всякого выражения смотрел на него.
— Шутка… — неловко разведя руками, пояснил Игорь.
Достал ручку и расписался.
— Соня! — крикнула мать из комнаты. — Открой, я не причесана!
— Я слышу! — Соня открыла дверь. На пороге стоял Мишка в новом мешковатом костюме, в галстуке, с букетом гвоздик.
— Привет… Можно?
Соня мгновение помедлила, потом решительно взяла цветы и улыбнулась:
— Конечно. Проходи.
Мать, накинув косынку на бигуди, выглянула в коридор.
— Здравствуйте, Инна Михайловна.
— Здравствуй… — мать выразительно глянула на Соню. — У тебя завтра контрольная.
— Я сама знаю, что у меня! — Соня захлопнула дверь своей комнаты. — Ты куда такой парадный? — засмеялась она.
— К тебе. Что, смешно? — Мишка, растопырив руки, оглядел себя.
— Да нет. Просто первый раз тебя в костюме вижу.
— Я тоже. Сегодня купил, с первой получки.
Мишка достал из-под пиджака бутылку шампанского, поставил на стол. Попытался было обнять Соню, но она будто невзначай в то же мгновение потянулась за вазой и выскользнула у него из рук.
— Уже работаешь? Где?
— На заводе. Да все равно — через три недели в армию. Уже повестка на руках…
Он снова потянулся к Соне, она поймала его ладонь, провела пальцами по шраму.
— Как рука?
— Да все нормально, — Мишка наконец решительно отобрал у нее цветы и повернул к себе лицом.
Соня тотчас уперлась ему руками в плечи:
— Не надо.