В данный момент вопрос: «куда потом девать труп?» занимал его несравнимо больше.

Плазмер казался почему-то очень тяжелым, гораздо более тяжелым, чем в тот момент, когда молодой человек доставал его из отцовского сейфа. Леша чувствовал себя бабочкой, пытающейся поднять бревно — но выбора не было.

Рука выскользнула из кармана вяло и лениво, словно бы в замедленной съемке. Алексей повернулся к Дориану — тот не отводил от юноши насмешливого взгляда, в светлых глазах читалось: «я все знаю».

Леша тряхнул головой, и с силой вцепился зубами в щеку с внутренней стороны. Можно было бы прикусить губу, но слишком заметно.

Не то, чтобы очень сильная, но достаточно резкая, отрезвляющая боль словно отогнала оцепенение. Не колеблясь более ни секунды, он поднял руку, на ходу активируя лазерный прицел, поймал красным пятнышком голову Дориана и выстрелил.

И только теперь понял, насколько же быстро, оказывается, текло время в те секунды, когда он пытался вытащить оружие из кармана.

Ослепительно полыхнула белая вспышка — затянутая, долгая. Алексей видел комок раскаленной плазмы, стремительным, но все-таки слишком медленным росчерком преодолевающий разделявшее его и Дориана расстояние. Видел, как исказились черты лица визави, как расползлись в уже искренней, злой усмешке полноватые губы, как смертоносная плазма коснулась дорогой ткани пиджака — и…

Дориан исчез. Растворился. Пропал. Растаял, как туманный морок.

Теплая, мягкая, неожиданно сильная ладонь накрыла сжимавшие плазмер пальцы. Вторая рука легла на плечо, твердо разворачивая — и вот Дориан появился там, где и стоял все это время, прямо перед Лешей, уже без тени улыбки глядя ему в глаза.

Пальцы безвольно разжались, плазмер упал в подставленную ладонь. Дориан взмахнул рукой — оружие с тихим всплеском рухнуло в фонтан.

Алексей заворожено смотрел в светлые глаза, не в силах отвести взгляд или хотя бы зажмуриться.

— Это было лишним, мальчик мой. Совершенно лишним, понимаешь? Ты очень зря это сделал. Я хотел договориться по-хорошему, но по-хорошему ты понимать не желаешь. Что ж, придется по-плохому, хотя видит бог, я этого не хотел.

— Убийца, — неоригинально прошептал Алексей.

— Ну да, убийца, — спокойно согласился Дориан. — Ну и что с того? Каждый из нас убийца, мальчик мой. Каждый. Вот и ты сейчас станешь убийцей. Нет, не надо сопротивляться, так будет только хуже — для тебя, и тех, кто тебе дорог.

Леша медленно выдохнул — и сдался. В глубине души он кричал и вырывался из ледяных тисков воли Дориана, но что он мог противопоставить этому опытному патологоанатому человечьих душ? Конечно же, ничего.

— Сядь, успокойся, закури, — Дориан выпустил плечо молодого человека, с удовольствием полюбовался, как мгновенно и беспрекословно тот выполнил его приказ, и продолжил: — А теперь доставай свой мобил, и звони.

Алексей не стал спрашивать, кому.

Он и так знал, кто больше всего на свете в данный момент интересует его собеседника.

— Поговори с ним — неважно о чем, главное, чтобы он приехал. Можешь сказать, что я убью тебя, если он не приедет, или что здесь такой праздник жизни, что ты хочешь его здесь присутствия, или что тебя избили бандиты, или что ты поймал убийцу — все, что угодно, только бы он приехал. Ты меня понял?

— Да, Учитель… — еле слышно прошептал молодой человек.

Дориан нахмурился.

— Не стоит называть меня так, мой мальчик. Ты этого не заслужил, да и вряд ли когда-нибудь заслужишь. Впрочем, не думай об этом.

Леша кивнул, и уставился в экран мобила. Медленно прокрутил список контактов, ища нужный, коснулся сенсора…

— Стой, — он вздрогнул. Дориан приблизился, сжал пальцами подбородок юноши, вздернул, заставляя посмотреть себе в глаза. — Что ты собираешься ему сказать?

Алексей заметался, судорожно пытаясь скрыть свое существование, остаток собственного «я», то немногое, что еще могло противиться неодолимой воле собеседника, но тщетно. Тиски сжались сильнее, и последние искры сознания погасли.

— «Приезжай как можно скорее. Если ты не приедешь, меня убьют», — механически процитировал он.

— И как, по-твоему, он отреагирует на такие слова?

— В лучшем случае — не приедет. В худшем — хотя бы поймет, что это ловушка, и сумеет как-нибудь подготовиться.

— Все еще пытаешься сопротивляться, — с тихой, неподдельной грустью констатировал Дориан. — Пойми же, несносный мальчишка, сопротивляться мне — глупо, да и опасно к тому же. Звони своему другу. Говори все, что хочешь — но, во-первых, он не должен ничего заподозрить, а во-вторых — он обязан приехать. Если у тебя что-либо не получится — расплачиваться за это станет он, а не ты. Тебя я даже отпущу… хочешь?

Алексей содрогнулся.

— Нет, — вымолвили непослушные губы.

— Вот и правильно. Выполняй мои приказы, и все будет хорошо. Я даже никого не убью, если ты все сделаешь правильно. Понял?

— Да…

— Действуй.

Мобил в ладони еле заметно завибрировал, отзываясь на прикосновения к экрану.

— Привет. Я хотел тебе сказать… в общем, я подумал — наверное, мы оба ошибались. Кирилл и правда покончил с собой. Стас, запомни: Он сам принял это решение. Мои выводы из его предсмертного письма — ошибка. Твои — наши — умозаключения по поводу того, кто мог его заставить — еще более страшная ошибка. Забудь все, что я тебе говорил. Завтра я уезжаю из города, надо еще вещи собрать и дела некоторые закончить. Нет, я не вернусь. Никогда. Прощай.

— Вот и хорошо, — Дориан улыбнулся, забирая из рук Леши мобил. — Ты все сделал правильно.

Холодный, промозглый вечер влажной пленкой оседал на обнаженной коже. Водная взвесь, заполонившая воздух, ложилась на перья, скатывалась в крохотные прозрачные бусинки, посверкивающие в свете фонарей. В стороне темнела непроглядная пропасть канала — неглубокого, но из-за непроницаемо-черной воды кажущегося бездонным.

Слишком холодно для конца весны. Вчера было жарко до умопомрачения, а сегодня наоборот — холодно и сыро. Впрочем, у OverTown случались и не такие ошибки.

Коста повел крыльями, чуть повернул голову, пытаясь определить, где он находится. Левее широкой лентой стелилась медлительная на вид Нева, с другой стороны чернел узкий канал, перечеркнутый горбатым мостиком. Крылатый давно здесь не был, но сумел определить: Каменный остров, ближе к Петроградской стороне.

А вот чего он понять не мог, так это того, как же он здесь оказался? Коста не помнил, чтобы он шел сюда, или летел, равно как не мог представить, зачем ему могло понадобиться в ранний еще вечер являться в достаточно людное место, где неизбежно приходилось тратить уйму энергии на сокрытие крыльев и отведение от себя чужого внимания.

Невдалеке светилась мерцающая вывеска крохотного, но очень и очень дорогого кафе. Крылатый присмотрелся — и уверенно направился в сторону светящихся огоньков, бегущих словно бы по воздуху. Он не знал и не понимал, почему именно туда, зачем, для чего? Зато чувствовал, что так надо.

Коста остановился, не дойдя нескольких метров до узких ступеней, покрытых каменным узором. Посмотрел на вывеску, внимательно ее запоминая. Бросил взгляд на часы — огромные, «под старину», в чугунной витой раме — половина двенадцатого. Значит, не вечер, значит, почти ночь. Каменный остров, кафе «Береговой узор», за полчаса до полуночи.

В следующее мгновение он открыл глаза, резко садясь на постели.

Ему никогда не снились сны. Ну, почти никогда. По крайней мере, в этой жизни, после того, как в его жизнь вошла синеглазая девочка, давшая изуродованной душе шанс если не искупить совершенное, то хотя бы спасти тех, кого можно было спасти от таких, каким был он сам. В той жизни — да, были и сны, и мечты во снах. Но с того дня, как Коста ощутил тяжесть крыльев за спиной, с того дня, как стальные кромки перьев впервые обагрила кровь насильника и убийцы, сны его не посещали. И тем более — столь яркие и отчетливые, запомнившиеся до последней мелочи. А сейчас крылатый запомнил все: водную взвесь в воздухе, капельки, осевшие на перьях, влажную пленку на коже, слабый ветерок с Невы, черно-бездонный провал канала. А еще — вывеску кафе и часы: половина двенадцатого.