Однажды на переходе через Лермонтовский проспект перед Наташей затормозили «Жигули». «Наверное, опять неправильно перехожу улицу», – подумала девушка и приготовилась выслушать лекцию от водителя. Но из машины высунулось широко улыбающееся, круглое, но с маленьким остреньким подбородком лицо пожилого человека.

– Наташенька! – Он жестом пригласил ее садиться в машину. – Что же вы стоите? Не узнаете? Как не стыдно! Лавры победителя закрыли вам глаза. А ведь мне посчастливилось даже целовать вас. Когда? А кто вам вручал медаль за первое место два месяца назад?

– Простите меня, пожалуйста, но я была в таком состоянии…

– Понимаю и не сержусь. Вам куда? Еще не решили? Завидую вашему юному беззаботному возрасту. Давайте просто прокатимся по городу. Хорошо?

– Хорошо, – Наташа так обрадовалась, что в большом и чужом ей городе есть, оказывается, пожилой мужчина, которому ничего от нее не нужно. И ей от него – тем более. Ей сразу стало спокойно и уютно в его машине.

– Я уж и не надеюсь, что вы помните мое имя.

– Вы из спорткомитета…

– Из спорткомитета. Зампред. Егор Афанасьевич Курбатов. Заместитель председателя. А знаете, как меня кличут в нашей конторе?.. Серый кардинал. Знаете, кто это такой? – Ришелье? – назвала Наташа единственного известного ей кардинала.

– Пусть будет Ришелье, только от спорта, – засмеялся Курбатов. – Ришелье, потому что решаю вопросы, а они нет. От меня многое зависит, а от них нет… Я ведь номенклатура. Страшно?

– Ну что вы, Егор Афанасьевич, все хотите казаться страшным? По-моему, вы добрый и веселый, – ответила Наташа, и ее внутренне передернуло от той интонации, с какой это сказала.

– Правильно, Наташенька. Кому я – тигр, а кому – домашний сибирский кот. Можно погладить…

Прошел еще месяц. Симаков и не подозревал, что Наташка Забуга, провинциалка из Уссурийского края, почти таежный житель, уже несколько раз была на даче большого спортивного функционера, что недавно она стала кандидаткой в сборную Союза, а это значило, что после чемпионата страны она едет в Англию на европейское первенство. Он чувствовал, что все происходит как-то помимо его воли, и это его настораживало, даже пугало.

Вот в этот период их отношений Симаков и сказал Наташе, что хочет познакомить ее с одним хорошим парнем. У парня этого нет девушки, а ему обязательно нужно прийти на день рождения лучшего друга вдвоем, так принято. Наташа согласилась, хотя понимала, что Симаков передает ее другому, как эстафетную палочку. Симаков, благословляя ее, говорил, что Иволгин – мягкий, домашний, очень добрый и трогательный. Девушка с крепким характером могла бы вить из него веревки. Но ей, Наташе, зная ее как тоже доброе и трогательное существо, он мог бы доверить такого друга, как Дима, на один вечер. Впрочем, если они подружатся, то он возражать не будет, хотя и очень огорчится…

Она согласилась, испытывая совершенно незнакомое ей чувство легкого любопытства на фоне быстро прогрессирующих скуки и равнодушия. У нее был молодой любовник и пожилой покровитель. Ни тот ни другой не подходили на роль мужа с квартирой. Она решила посмотреть на домашнего мужчину. Вяжет, шьет, печет пироги…

Одну ночь он провел на раскладушке у вышибалы-электромеханика Сереги Красина, еще одну – в кресле-кровати у Сагирова. Костя, между прочим, сказал, что Киса все время спрашивает о нем, но Кирилла эта новость не заинтересовала. На следующий день он по объявлению на водосточной трубе снял комнату в коммуналке на углу Дзержинского и Плеханова. В комнате стояли только солдатская металлическая кровать с пружинным матрасом, табуретка и прикроватная тумбочка. Все остальное давно пропил хозяйкин сын, который жил у самой кухни.

– Вот я и в армейской одиночке, – сказал себе Марков, падая на продавленные пружины. – Поступила команда: «Отбой!»

В коммуналке был телефон. Кирилл на следующий день отзвонился всем, кому мог понадобиться. А под вечер к нему пришел Иволгин. О неприятном разговоре на даче у Марковых было забыто и посыпано солью. Вид у Димы был торжественный и таинственный одновременно. С собой он принес бутылку ликера «Бенедиктин».

– Где же это ты умудрился его достать? – удивился Кирилл.

– Около ЛИВТа, в «Бригантине», там он часто продается. И еще этот зеленый, хвойный…

– Из чего же мы будем пить?

Иволгин извлек из пакета с изрядно потертой мордой тигра две стопочки и столько же зеленых яблок.

– Нам предстоит тяжелый мужской разговор, – предположил Кирилл, потирая руки.

– Вообще-то, я пришел к тебе за советом, как к лучшему другу, – ответил Дима, заглядывая Маркову в глаза.

– Только я успел поселиться в скиту, как ко мне потянулись толпы паломников с приношениями. Чуда просят. «Яви!» – говорят. А где я им возьму чудо-то? Может, истиной возьмешь? Истина, она вот где – в ликере. Давай-ка выпьем… По-моему, слишком сладко. Вот не люблю я католиков за эти ликеры. Набухают сахара и рады.

– Я рад, что у тебя хорошее настроение, – Иволгин откусил от своего яблока.

– А с чего бы ему быть плохим?

– Уйти из института и из дома. Что же тут хорошего?

– Так это ты мне собираешься советовать? А я тебя не понял. Думаю, сейчас как насоветую Иволгину перейти через финскую границу! А он возьмет и послушается… Жаль, очень жаль…

Они еще выпили ароматной, но приторно сладкой жидкости. Иволгин уже откусывал от Кириллова яблока. Дима терпеливо ждал, когда Марков замолчит.

– Теперь говорить? – Иволгин дождался паузы.

– Теперь говори.

– Я хочу жениться, – выпалил он, словно боясь, что Кирилл опять начнет уводить разговор в сторону шутками и насмешками. – Меня ты знаешь, ее – видел. Мне нужен твой совет.

– Понятно. Ты – Дима Иволгин, она…

– Наташа Забуга.

– Понятно. Ну, ей-то надо выходить замуж за тебя обязательно. Тут думать нечего. С фамилией Иволгина Наташа пойдет значительно дальше. А то – Забуга! Всегда найдется бдительный товарищ, который спросит: «Это как понимать? Забуга – это значит „за Бугом“? Но там же не наша земля!..» С ней все ясно. Теперь с тобой.

Кирилл задумался всерьез. Перед ним мелькнул красный сапожок, устремленный вертикально в потолок, стройные бедра под синими джинсами и странно тревожный взгляд ее серых глаз, который он несколько раз ловил на себе в тот вечер. Еще он вспомнил поцелуй… Все. Больше ничего не было.

– Дима, только не волнуйся. Тебе для начала нужно с ней переспать.

– Уже, – вздохнул Дима печально, будто совершил чтото преступное.

Видя вопросительное выражение лица Кирилла, Иволгин еще раз вздохнул:

– Я не знаю, что говорить. Я же понимаю, что она все это умеет, а я пока не очень. Но я всегда думал, что это неглавное.

– Главное, чтобы она так думала.

– Правильно! – обрадовался Дима. – Она мне то же самое сказала. Представляешь? А еще, – тут он покраснел и откусил зеленого яблока, – она сказала, что ей было со мной очень хорошо.

– Это все усы! – воскликнул Кирилл, вскакивая с кровати. – Коварный Иволгин! Вот для чего ты берег свои мягкие, пушистые усы! Поручик Ржевский! Я раскусил тебя, как ты мое яблоко. А свое ты уже сожрал? Во дает!

Кирилл сел и задумался.

– Извини меня, Димыч, я ничего не смогу тебе посоветовать. В таких делах любые советы глупы. Я, например, не верю в семейное счастье. Тут есть и хорошие стороны и плохие, как и в теперешней твоей жизни. Просто теперь будет другая жизнь, а лучше или хуже, этого никто не знает. Может быть, только с детьми я бы пока на твоем месте не спешил.

– Уже, – Дима один к одному повторил тот же печальный вздох.

– Так, – Кирилл посмотрел на друга, как строгий учитель на двоечника. – Мы тебе давали с Костиком книгу «Молодым супругам»? Ты ее внимательно изучал? Надо было у тебя, производитель, зачет принять по теме, а потом выпускать к живым людям… Слушай, Дима, ты все яблоки сожрал! Чем мы будем закусывать?