Снова в прямоугольнике справа я увидела его фото. С особенной пытливостью я вглядывалась сегодня в округлое лицо Артура, чтобы отыскать мало-мальские признаки мужественности, отличающие его в юности. Не может быть, чтобы время все растворило! И я увидела, что хотела! Какой проницательный взгляд! И с давнего времени знакомая вмятина на переносице, будто у непобедимого боксера, показалась мне красноречивее, чем в прошлый раз. И в вырезе голубой рубашки я разглядела мощную, выразительную шею. Сегодня будто пелена спала с глаз, и я поняла, что Артур стал по-новому интересен для меня. В нем удачно соединились прежнее «ковбойство» и нынешняя обстоятельность, серьезность. Я уже не замечала ни его двойного подбородка, ни нелепого клочка волос надо лбом. Во мне вновь загорелся неуверенный огонек желания. Легкий озноб охватил меня, я встала и накинула на плечи теплую кофту. Вернулась к компьютеру и вновь сосредоточилась на тексте. Интонации письма были сдержанны: «Привет, Долька. Сообщу горестную весть: Вити уже нет на белом свете. Я про него ни тебе и никому из наших ребят не сообщал, потому что опасался, что это может как-нибудь до бабули дойти. Мы с родителями от нее скрываем, что Витя погиб, ведь она души в нем не чаяла. Так что на всякий случай предупреждаю, если бабушку вдруг на улице встретишь, про Витю ни слова. Ведь твои родители по-прежнему по соседству с ней живут? Смотри Люсьене не говори, на ее умение хранить тайну я тем более не полагаюсь. А вообще в письме всего не опишешь, что с нами происходило. Если у тебя есть скайп или другая программа для живого общения, то давай договоримся, когда нам обоим будет удобнее, выйдем на связь. Тогда я расскажу тебе все подробнее. Я предпочитаю диалог, а не эту тягомотную переписку».

Мысль о гибели незаметного Витюши расстроила меня. Да, я не любила его и считала посредственностью, однако он был частью моей юности. Я открыла тумбочку и извлекла из ее недр старый школьный альбом. Вглядываясь в лица братьев, я вдруг увидела, как схожи их черты, хотя тогда они казались мне абсолютно разными. И неудивительно. Витя даже на снимке выглядел испуганным истуканом: нелепо сжатые губы, выпученные глаза, наверное, среагировал на вспышку. Зато Артур, чье фото красовалось в овальном окошке рядом, уже тогда смотрелся победителем: подбородок вздернут, брови вразлет, улыбка почти до ушей – и это при том, что все остальные выпускники старались выглядеть серьезно.

Назад, в тумбочку, я убирать альбом не стала, потому что все равно пора паковать вещи и готовиться к переезду. Этот вечер я и посвятила неспешным сборам. И еще: я вывела наконец на принтер цветное фото Артура из ноутбука. На нем Артур улыбался почти так же, как на фотографии в выпускном альбоме, – и только задора в его нынешней улыбке было меньше, чем прежде.

Вскоре я вернулась в родительскую квартиру, и жизнь моя стала совсем тоскливой. Не было отрады и в работе. Я отводила глаза, сталкиваясь с Леонидом Александровичем, потому что мне было стыдно за него, за наглое воровство моих идей. Всегда больно разочаровываться в человеке. Ведь он казался таким открытым, радушным. К праздникам дарил всем женщинам сувениры и мне всегда улыбался приветливо. И именно он, услышав мое выступление на конференции психологов два года назад, пригласил меня работать на кафедру. Теперь-то я понимаю, что его привлекла не я, а тема, созвучная с темой его диссертации. Дальновидный мужик, ничего не скажешь. А мои наработки теперь можно выбросить за ненадобностью. Ведь Лунин не только ловко выкрутился, сведя на нет мои обвинения, но выставил меня перед всей кафедрой слабым специалистом.

Галя передавала мне слухи, циркулирующие на кафедре. Большинство считает, что я повела себя неразумно: вначале, говорят, пусть защитится, а потом можно и права качать. А иные думают, что я принимала только техническое участие в работе, помогала доценту проводить социологические опросы, так что и возникать нечего. И однажды сам Лунин подошел ко мне и отеческим тоном заявил:

– Дашенька, не спешите поперед батьки в пекло. После своей защиты я помогу и вам определиться с диссертацией. Вам следует изменить направление исследований, приблизить их к сегодняшнему дню.

Каков наглец! Я чуть не плюнула ему в глаза, но сдержалась. Я уже решила искать новое место работы, но, пока не нашла, приходится терпеть его издевки.

Дома тоже стараюсь выглядеть беззаботной, не реагирую на мамины колкости. Она предупреждала, что Кир примитивен и мне не пара, а я ее не послушала, вот теперь и кукую одна – это ее выражение. Представляю ее реакцию, расскажи я, с каким нахальством он кинул меня. Но я молчу, однако не перестаю думать о том, что заставило его бежать с такой поспешностью. Пыталась звонить ему на мобильный, но ответом было «абонент вне доступа». У Кира десяток мобильников, и он вполне может выкинуть один. Я поставила точку в этой истории и решила больше не искать с ним встречи.

Зато все живее становится моя переписка по Интернету с Артуром. Вечерами я надолго зависаю перед компьютером, паря между небом и землей. Понимаю, что в реале ничего серьезного быть не может, но уже не могу без его писем.

Не забывает меня и Люсьена. Звонила, интересовалась, как я привыкаю к своему одиночеству, сочувствовала, что я теперь вынуждена жить с родителями. А на днях пригласила к себе в массажный кабинет. Обещала обслужить бесплатно, по-свойски – знает, что я в долгу не останусь. Год назад я немало времени потратила на ее непутевого Ваську, помогая как психолог определить его склонности. Выбор-то мест для учебы у парня был невелик: еле одолел девятый класс, в свидетельстве пестрели одни тройки. Теперь доволен – учится на повара.

Я улеглась животом вниз на высоком массажном столе, опустив лицо в овальный вырез на его краю, – мои глаза смотрели в пол, на желто-коричневые разводы линолеума. У Люсьены мощные, крепкие руки, ладони с лопату, но пальцы ее так ловко и умело гладили и мяли мою спину от головы до копчика, что по телу разливалось приятное тепло. Работа руками не мешала Люсьене болтать. Ругала Ваську, говорила о ценах, попутно жаловалась на усталость и слабость. Это с ее-то лошадиным здоровьем! Не может понять, что всех денег все равно не заработаешь – ослабила бы прыть. Также интересовалась тем, притерпелась ли я к отсутствию Кира. Однако я не могла отвечать ей в своем неудобном положении и только слушала. Но Люсьена не очень и нуждалась в моих ответах – мысли ее постоянно скакали, а слова не поспевали за мыслями. А когда она вспомнила об Артуре и спросила, как идет наша переписка, я порадовалась, что имею право не отвечать.

Потому что секундой ранее, разомлев от массажа, я увидела вдруг среди размытых разводов напольного узора лицо Артура. И как бы часто я ни моргала, избавиться от возникшего наваждения была уже не в силах. Некстати вспомнилось научное объяснение: подсознание видит то, что хочет видеть – хоть в облаках, хоть в кофейной гуще, хоть в рисунках на линолеуме. Тесты Роршаха на этом основаны. И вновь пересилило иррациональное – какой выразительный портрет!

Ничего общего с неудачной фотографией из почты, где его улыбка кажется слегка вымученной. Изображение, увиденное мною сейчас на полу, было навеяно нашим недавним сеансом видеосвязи в Интернете. Поскольку веб-камера была только у Артура, я могла лицезреть его, сама же оставалась невидимкой. Он сидел за сотни километров от меня, у своего компа. Изображение было нечетким: скользящие тени, случайные блики, сдвоенные линии, но движение превращало образ в живого человека – теперь я окончательно узнала своего Арта! Обхватив ладонями пылающие щеки, пыталась усмирить свое волнение и радовалась, что собеседник меня не видит. Когда сон становится явью, трудно сохранять спокойствие. А голос Артура, низкий с хрипотцой, был для меня абсолютно нов и совершенно завораживал. Я с трудом улавливала смысл того, о чем он говорил. Между тем Артур вспоминал о первых годах пребывания за границей и о поздних, уже печальных событиях в его семье. Рассказ впечатлил меня.