Млечин: Мы, может быть, Давид Маркович, слишком жёстки по отношению к Николаю. Всё-таки его 30-летнее правление часто называют апогеем самодержавия.

«Парадный фасад Российской империи никогда не был таким блестящим, а её международный престиж столь высоким. Это золотой век русской литературы, это железные дороги, это систематизация законов. Это оформление идеологической основы российского самодержавия».

Может быть, мы слишком жестоко относимся и к самодержцу? Причем, это был человек … Знаете, то, что так прозвучало — вот как то неуважительно… А это, между прочим…

Я прочитаю свидетельство человека, который имел возможность наблюдать повседневную жизнь царя.

«Он /…/ проводил за работой 18 часов в сутки /…/, трудился до поздней ночи, вставал на заре, /…/ ничем не жертвовал ради удовольствия, и всем ради долга, и принимал на себя больше труда и забот, чем последний поденщик из его подданных».

Долг. Этот человек жил долгом. Исполнял свой долг. И французский поверенный в делах, Мерсье, сказал: «Вы счастливый человек, только Вам нечего бояться революций». И что ответил ему Николай I: «Достаточно искры, чтобы ниспровергнуть весь нынешний порядок моей империи».

Французский поверенный в делах в Петербурге Мерсье вспоминал: «Когда я просил императора меня принять, я нашел его очень взволнованными сказал ему:

„Государь, только вам нечего бояться революций“.

— „Милый мой г. Мерсье, революции предопределены; я еще не освободил своих крестьян и знаю, что они недовольны своим рабством. Достаточно искры, чтобы ниспровергнуть весь нынешний порядок моей империи“».

Мне кажется, Давид Маркович, может, Вы со мной согласитесь, что это восстание или мятеж офицеров как раз и исключил возможность отмены крепостного права для Николая. Он еще больше испугался. Потому что, мы же здесь говорили, восставшие офицеры это небольшая часть русского дворянства. А остальная часть — против. И над Николаем это всегда висело, что если он сделает то, что не понравится русскому дворянству, его придут и задушат ночью. Как его отца.

Фельдман: Я могу ответить, Николай Карлович?

Сванидзе: Да. Конечно.

Фельдман: Отвечаю. Николай I не жил с ужасом. Ночного визита офицеров не боялся. Это красиво, ожидание мятежа, но это не история. Вы правильно сказали…. Я не закончил, Леонид Михайлович!

Теперь о грустном. Что произошло и что породило.

Сванидзе: Если можно, кратко.

Фельдман: Да. Государь убедился в том, что всё правильно. Что так и нужно жить. Крепостное право, позор Отечества, рабство, — не было отменено в годы его царствования. Не было!

Рекрутчина — 25-ти летняя служба солдат — не была отменена в его царствование. Не была!

Элита правящая, двор, привыкли думать, что всё правильно. Взгляните на карикатуры Гюстава Доре во французских журналах — русские помещики торгуют крестьянами, как пучками дров.

Вы сказали о фасадах. Один из путешественников так и отметил: «Империя блестящих фасадов».

Сванидзе: Завершайте, давайте.

Фельдман: Ничего себе, заслуга императора! 13 лет он собирается кодифицировать российское законодательство. Да, большая заслуга!?! В 1838 году наконец-то создали.

Россия колоссальным образом отстала. Именно, из уверенности правящей элиты в том, что всё хорошо, если мы побеждаем. Результатом — поражение в Крымской войне. Результат — отказ от отмены сословного неравенства, который обусловил, и обуславливал ранее, социальные взрывы и катастрофы гражданской войны.

Сванидзе: Леонид Михайлович, Ваш тезис, Ваш свидетель.

Млечин: Давайте поговорим с Вами о том, что стало последствием восстания декабристов для России. Как оно сказалось на судьбе России.

Сахаров: Я думаю, что восстание декабристов сказалось очень тяжело на судьбе России. Во-первых, были остановлены все попытки реформирования. Все подходы к отмене крепостного права. Общество было испугано. Лидер общества был напуган тоже. Всё было остановлено. Если бы конституция Никиты Муравьева была осуществлена, эволюционная, спокойная, конституция, ограничивающая власть монарха, то ситуация была бы совершенно другой.

Радикальная часть декабризма пошла по другому пути. Ну почему «Северное общество» подчинилось Пестелю? Почему взгляды Пестеля — террористические, репрессивные, диктаторские, — оказали огромное давление? Да потому, что вот эта часть, другая — Никита Муравьев, Александр Муравьев и многие другие умеренные декабристы, они не хотели и не желали общаться с этими людьми. В конце концов они отошли от движения. Отошли от движения — и радикалы взяли вверх. Радикалы погубили всё дело!

Млечин: Пожалуйста, Александр Николаевич. Возьмите микрофон, возьмите!

Александр Закатов — кандидат исторических наук, директор канцелярии главы Российского императорского дома.

Закатов: Здесь цитировался Ф.И. Тютчев, но не до конца. В этом стихотворении, которое Сергей Ервандович привел, есть такое слова:

Млечин: Это о декабристах?

Закатов: Да, о декабристах. В этом стихотворении, которое цитировал Сергей Ервандович.

Млечин: Спасибо.

Сванидзе: Спасибо. Прошу Вас, Сергей Ервандович, Ваши вопросы оппонентам.

Кургинян: Эти строчки Тютчева не только, как Вы понимаете, ничего не отменяют. Да? И я их не процитировал не потому, что я их не знаю — я знаю стихотворение наизусть. И не потому, что я хочу что-то скрыть. А потому, что тут возникает совсем новая тема. Эта тема, так сказать, справедливо ли поведение народа, с точки зрения Тютчева. Это совершенно отдельная тема. После того, как он сказал:

То, что народ в этот момент, с точки зрения Тютчева, не проявляет благодарности. Да? И там происходит не то, что «И на обломках самовластья напишут наши имена», а как-то по-другому, с точки зрения Тютчева, — никоим образом не отменяет оценку. Согласитесь?

Но я бы хотел о другом. Если бы хотя бы исторические задачи были решены! Если бы Николай I — так сказать, хороший он был, плохой, переживал он что-то, не переживал — его личная проблема! Если бы он мог успеть решить те задачи, которые хотели решить они! И если бы мы выиграли Крымскую войну! И в дальнейшем не было этого чудовищного разлада между нами и Западом во всём, обусловленного нерешенностью главных социально-политических проблем страны! Если бы он их решил, то можно было бы пересмотреть отношение к истории декабристского движения. Сделать его более взвешенным. Но он не решил ничего!

А вот как оценивает В.Ключевский:

«Благодаря недостатку решительности, всё законодательство Николая о крестьянах осталось без практических последствий… Некий дворянин говорил: „Зачем нас мучают этими полумерами? Разве в России нет верховной власти, которая может приказать землевладельцам отпустить своих крестьян на волю, с землёй или без земли. Это вправе сделать верховная власть. Дворянство всегда верно и преданно престолу, получив приказ исполнить это — исполнило бы его…“» и так далее.

Смысл заключается в том, что Николай I плох как исторический деятель. Котёл взорвался.

Теперь, я спрашиваю, если бы декабристы успели сделать эти исторические изменения, которые они почувствовали, разве это не было бы лучше для России? И разве, через эту точку зрения, мы не можем, через эту призму, мы не должны рассматривать соотношение Николая и декабристов? Я бы хотел, чтобы господин Сахаров, если можно, ответил на этот вопрос.