Ещё одной черты, которой категорически, с моей точки зрения, не может быть и которая существовала в гласности — не может быть промывания мозгов. Промывание мозгов не есть гласность, т. е. не есть демократия, не есть свобода, но это есть гласность. Когда информационный шквал обрушился на незащищенное сознание в одну сторону — это была дорога с односторонним движением — в этот момент было совершено информационное преступление. То, что при этом, наконец-то, удалось говорить — прекрасно. Но есть вещи, которые надо извлечь, как страшные урок. Нельзя, чтобы этот процесс превращался во вседозволенность, в изменение верха и низа. Человека очень трудно вести наверх и очень легко толкать вниз. Нельзя это делать с помощью ломки стереотипов. Нельзя использовать против своего населения информационную войну. Нельзя, понимаете, нельзя разжигать национальные страсти в обществе, в котором они есть. Нельзя подстегивать в людях разочарование во вчерашнем прожитом дне, потому что это порождает суицид и многое другое. Эти все «нельзя, нельзя» не есть запреты. Это рамка, в рамках которой существует полная информационная свобода.

Скажите, пожалуйста, если эту позицию Вы называете позицией требователей цензуры…

Любимов: Именно так!

Кургинян: …Запретителей свободы речи… Вы действительно так считаете?

Любимов: Потому что так устроено общество. Вы всегда, говоря это, Вы придете к этому. Вы только будете … Будете цензоров растить.

Кургинян: Вы действительно верите, что вот я лично хочу цензуры, не свободы слова.

Любимов: Вы не хотите, но Вы будете. Вы будете палачом. Общество в целом очень сложное, разное, и, можно сказать, как машина времени, разные регионы вообще живут в разном времени. Так иногда кажется. Где-то ещё ранний феодализм. Но Вы всем отдали эту свободу. Они начинают ею пользоваться. Кто-то пользуется этим во благо, с Вашей точки зрения, кто-то пользуется этим во вред, с Вашей точки зрения. И Вы будете решать, что есть благо, что есть вред.

Кургинян: Нет, я не буду решать.

Любимов: И Вы будете цензором, Вы будете палачом.

Кургинян: Не буду решать. Не буду решать.

Любимов: Не бывает по-другому.

Кургинян: Я только хочу одного, чтобы разные силы, пользующиеся свободой, имели равное право ею пользоваться. И никто никому не затыкал рот, как затыкали в эпоху гласности.

Любимов: Это право равное, это право равное.

Сванидзе: Сергей Ервандович, абсолютно с Вами согласен. Только почему в качестве примера эпохи, когда затыкали рот, Вы приводите эпоху гласности, это у меня, честно говоря, полное изумление вызывает.

Кургинян: Николай Карлович, я перед этим сказал…

Сванидзе: Как известно, были в нашей истории другие эпохи, когда рот затыкали покруче!

Кургинян: Николай Карлович, во-первых, я сказал с самого начала, что считаю самым большим грехом предыдущих эпох отсутствие информационной свободы.

Сванидзе: Тогда мы с Вами здесь полностью совпадаем. Я думаю, здесь тогда у вас вообще не будет споров.

Кургинян: Это первое, и я ни о чем не говорю. Николай Карлович, дело заключается в том, что освободили не так, как должны были освободить, а совсем другим способом.

Сванидзе: А как?

Кургинян: Объясняю…

Сванидзе: Уж был народ, было общество, была страна,

Кургинян: Как? Подождите, подождите.

Сванидзе: …которую освобождали.

Кургинян: Нет, подождите, подождите.

Сванидзе: Освободили, вот получили!

Кургинян: Давайте, я освобожу всех бандитов!

Сванидзе: Нет, зачем же бандитов!

Кургинян: Тоже будет свобода, или нет?

Сванидзе: Сергей Ервандович, Сергей Ервандович…

Гусев: Зачем же Вы передергиваете, Сергей! Вы передергиваете все время!

Кургинян: Давайте, я освобожу низкие страсти, давайте, я освобожу национализм. И люди начнут отрезать головы друг у друга. Можно же освободить низ…

Млечин: Вы освободили, Вы когда так говорите, самые низкие страсти и освобождаете. Вы по этой части мастер просто!

Кургинян: Каждый раз, когда человека раскрепощают, вопрос встает в том, как в нем не разбудить зверя! Как в нем не разбудить зверя!

Млечин: Вы тут раскрепостили самое гнусное, что может быть! Помолчали бы чуть-чуть! Стало бы спокойнее.

Кургинян: А именно в эпоху этой гласности и разбудили зверя! И всё время пытаются будить снова! Вот что было.

Сванидзе: Тут вопрос вот в чем: Вы хотите закрутить гайки. Вот чего Вы хотите.

Кургинян: Нет, я хочу не гаек, я хочу храма, и чтобы в человеке будили высокое и идеальное.

Сванидзе: В человеке будят то, что в нем есть, Сергей Ервандович.

Кургинян: А не звериное. И я не хочу, чтобы в нем будили преступника.

Сванидзе: Сергей Ервандович, в человеке будят то, что в нем есть.

Кургинян: Был один человек, который предложил это сделать. Его звали маркиз де Сад. И гласность — это и есть маркиз де Сад.

Сванидзе: Спасибо. Мы завершили третий, последний день по теме гласности. Сейчас предоставляется каждой стороне возможность произнести заключительное слово. Прошу Вас, Сергей Ервандович, сторона обвинения, Ваше заключительное слово.

Кургинян: Тема была бы и не такой важной, если бы не одно обстоятельство. Оно заключается в том, что этот процесс не обязательно нужно рассматривать только как процесс, который находится целиком в прошлом. Во-первых, как процесс, который произошел тогда, он совершил самое тяжелое, что только может быть. Он очень сильно травмировал сознание, и нам из этого придется очень тяжело выбираться. Если же эта травма будет ещё раз усилена, а это очень строгий научный термин — культурная травма, то, может быть, страна и не выберется вообще. Стране нужно вернуться к трезвой оценке своей истории и всего остального. Она, как единое целое, травмирована той гласностью, именно потому, почему я сказал. Не потому, что была информационная свобода, а потому, что место этой информационной свободы заняла информационная война с пропихиванием, жесточайшим пропихиванием антисоветских мифов вместо правды и разрушением сознания предшествующего поколения. Это в прошлом. И это нам надо знать для того, чтобы каким-то образом выбраться из этой ситуации. Если хотите, то, может быть, нужна глубокая реабилитация, глубокая реабилитация населения в пользу этой исторической правды при безусловной информационной свободе. Что касается будущего…

Сванидзе: Завершайте.

Кургинян: …то никогда снова, никогда снова властный субъект для разрушения своей же прежней идеологии не должен использовать тотально информационное оружие в режиме промывания мозгов. Вот этого не должно быть! И в этом главный смысл!

Сванидзе: Прошу вас, Леонид Михайлович, сторона защиты, Ваше заключительное слово.

Млечин: Всё, что говорилось здесь о промывании мозгов, об информационных войнах, всё это происходило как раз до появления гласности и с гласностью той закончилось. Самое удивительное состоит в том, что мы третий день подряд вообще ставим под сомнение нужность гласности, как будто бы это что-то такое, без чего можно существовать. Я напомню вам, что у гласности всегда были влиятельные враги. Не только в этом зале, в зале — это так, бог с ними. И всегда у врагов гласности были серьезные политические и экономические интересы. Это только кажется, что гласность ничего не стоит. В нескольких километрах отсюда, в больнице лежит журналист Олег Кашин. Его мучили, избивали и пытали, потому что он олицетворял гласность.

Сванидзе: Спасибо. Сейчас прекращаем телевизионное голосование, и я прошу проголосовать зрителей в нашем зале. Напоминаю вопрос: «Гласность — шаг к подлинной свободе или информационная война?»

Пожалуйста, выведите на экран результат голосования в зале.