Сванидзе: Я понял Вас. Спасибо.

Румянцев: Это была новая Конституция уже демократической России.

Сванидзе: Спасибо, Олег Германович. Вопросы… вопросы защиты к свидетелям обвинения.

Млечин: Владимир Семенович, я запамятовал, или Вы не сказали. Вы были помощником заместителя министра кого?

Овчинский: Абрамова Евгения Александровича. Не Дунаева, который перешел на сторону…

Млечин: Я Вас не спрашивал про Дунаева, у Вас, видимо, что-то с ним связано, поэтому Вы о нем заговорили, я Вас не спрашивал об этом. То есть Вы находились там, в Министерстве Внутренних Дел,

Овчинский: Я находился там.

Млечин: Вы были свидетелем, да?

Овчинский: Мало того, я Вам могу сказать…

Млечин: Извините, Вы можете ответить на вопрос: Вы были свидетелем происходивших событий?

Овчинский: Да, да.

Млечин: Тогда мы можем без мемуаров, просто из Вашего личного опыта. Вы получали — Вы, Ваши коллеги, Ваш начальник — указания из администрации президента приготовиться к силовому решению вопроса, к разгону парламента, к пуску удушающих газов? Вы — Министерство Внутренних Дел?

Овчинский: Нет, конечно. Я об этом силовом варианте узнал, я и сказал, только из мемуаров Коржакова. Я подчеркнул это…

Млечин: Я прошу прощенья, Владимир Семенович, могу ли я уточнить Ваш ответ? То есть Вы, работая в тот момент в Министерстве Внутренних Дел, которое и должно было бы исполнять эти указания, не получали таких указаний о силовом решении вопроса, о разгоне парламента, об использовании удушающих газов, а узнали об этом спустя много лет, прочитав интереснейшую книгу господина Коржакова. Да или нет?

Овчинский: Абсолютно правильно.

Млечин: Я Вас благодарю. Скажите, пожалуйста, вот Вы тогда, когда работали, Вы чувствовали, что вот из администрации идет на вас давление: давайте что-то с депутатами сделаем, как-нибудь уничтожим их, придушим? Вы чувствовали это?

Овчинский: Нет.

Млечин: В коридорах говорили, в буфетах говорили это?

Овчинский: Нет. Ни в коем случае. Объясняю Вам ситуацию: мы все были уверены, все в центральном аппарате МВД были уверены, что это закончится мирным путем, путем договоров. И мы были уверены, что…даже мысли не было, что это окончится той трагедией, которой это окончилось. И если вы хотите знать ситуацию, то когда по тревоге в ночь с 3-го на 4-е октября Виктор Федорович Ерин поднял личный состав центрального аппарата, то в здании…

Сванидзе: Напомню, что Виктор Федорович Ерин был министром внутренних дел.

Овчинский: Да. В здание на Житной пришла далеко не большая часть сотрудников. Я был среди тех, кто пришел, потому что я считал, что моя гражданская обязанность офицера сделать все, чтобы меньше крови пролилось на улицах Москвы и в стране.

Сванидзе: Спасибо, Владимир Семенович. Спасибо.

Млечин: Ваша Честь, позвольте, я просто резюмирую с благодарностью, что свидетель подтвердил нашу позицию, что из администрации президента до самого момента не поступало никаких указаний на силовое решение проблемы. Импульсов таких не было, и приказов таких не было, и решений таких не было.

Сванидзе: Спасибо. Свидетель со стороны защиты, прошу Вас.

Млечин: Сергей Александрович, ну, почему же все-таки Ельцин пошел на то, что попросил этот парламент разойтись, объявил новые выборы и предложил новый текст Конституции, который был принят на референдуме? Зачем он это все-таки сделал? Давайте мы ответим на этот главный вопрос.

Филатов: Дело в том, что есть одна проблема. В этой Конституции, я уже говорил об этом, она как бы давала двоевластие в стране, потому что Съезд народных депутатов мог объявить импичмент, у президента не было права распустить парламент. Съезд народных депутатов мог правительство в отставку послать, мог назначить его. У президента такой власти не было. Съезд народных депутатов мог объявить референдум, чего не мог сделать президент…

Млечин: Сергей Александрович, извините, я Вас прерву. А президент хотел захватить единоличную власть, вот Вы с ним работали, было такое желание?

Филатов: Я сейчас об этом скажу. Значит, было три момента, когда Борис Николаевич подготовил указы и подготовил свои выступления на телевидении для того, чтобы усилить свою власть как президента. И оба раза не получилось. И надо сказать, что Конституционный суд сидел уже на страже, когда будет указ опубликован, с тем, чтобы начать процедуру импичмента. Третий раз подписан был указ, но, на мой взгляд, он абсолютно правильно был подписан. Не было предпосылок для того, чтобы создавать такую войну, потому что сделано было довольно цивилизованно. Распускается парламент, объявляются новые выборы парламента. Это нормальная практика, вообще говоря, во многих странах мира, когда напряжение достигает максимального значения…

Млечин: И выборы снимают это напряжение.

Филатов: Да, снимают это напряжение.

Млечин: Сергей Александрович, можно последний вопрос. Скажите, прошли выборы в Государственную Думу, была принята новая Конституция. Эта новая политическая ситуация превратила президента в диктатора единоличного, который собрал всю свою власть? Он добился цели — можно так сказать?

Филатов: Да нет, конечно. Да я…да могут все свидетели того времени сказать — конечно, этого не произошло.

Млечин: Благодарю Вас.

Сванидзе: Ваше время истекло…

Млечин: Ваша Честь, мы хотели доказать, что Ельцин не преследовал цели стать единоличным диктатором и не стал им.

Сванидзе: У меня есть уточняющий вопрос. Сергей Александрович, если я Вас правильно понял, Вы считаете, утверждаете…это, в общем, не Вы первый это утверждаете, прямо скажем, что реальная власть и возможность принимать серьезные государственные решения были у Верховного Совета и у Съезда, а не у президента?

Филатов: Конечно.

Сванидзе: И у президента оказались как бы связаны руки, я правильно Вас понимаю?

Филатов: Конечно.

Сванидзе: Скажите, пожалуйста, президент мог, тем не менее, то, о чем говорит сторона обвинения, президент мог пойти на переговоры? Он мог решить этот вопрос посредством долгих, трудных, но…

Филатов: Ваша Честь, это очень хороший вопрос…

Сванидзе: …но переговоров, а не разгонять Верховный совет силой?

Филатов: К сожалению, обстановка между руководством Верховного Совета и президентом с каждым годом ухудшалась, и достигла такой степени недоверия, что, на мой взгляд — я близко был к обоим этим людям — на мой взгляд, было потеряно не только человеческое доверие друг к другу. Мне кажется, даже был некий физический страх, вообще, по отношению друг к другу. Вот в этой ситуации, я много раз разговаривал с Борисом Николаевичем, и когда ему говорил: «Давайте позвоним, давайте там… договоримся». «Я больше встречаться не буду. Этот человек постоянно врет, постоянно…» То же самое говорил Хасбулатов…

Сванидзе: Ну, хорошо, ну может быть…

Филатов: Разобрать их суда у нас не было…

Сванидзе: Вот вы говорите: «Больше встречаться не буду»…

Филатов: У нас есть Конституционный Суд, но у нас нет суда между руководителями…

Сванидзе: Сергей Александрович, Вы говорите: «Больше встречаться не буду» — сказал Борис Николаевич. Может быть, это… причиной тому был просто его резкий горячий характер? «Вот не буду — и все! Будет по-моему!»

Филатов: Это можно сказать один раз, но когда это повторяется из месяца в месяц, и ситуация ухудшается, ухудшается, ухудшается, то, в общем…

Сванидзе: Спасибо. Спасибо. Сторона обвинения имеет возможность задать вопрос.

Кургинян: Сергей Александрович, скажите, пожалуйста, я правильно Вас понял, что эта Конституция была уже нормальная? Вот та Конституция после поправок, о которых говорит Олег Румянцев, и Вы говорите…