— Только ты, парень, вертайся скорее: мне с тобой работать сподручно! — говорил старый изограф.

То же самое повторил и мечник:

— Да ты не мешкай дома-то, парень! Побудь да и скачи в обрат скорее!

Девушка не утерпела, чтобы не повидать брата и его товарища. Для этого ей пришлось сделать крюку верст двадцать.

— Куда ж это ты, молодец, собрался? — спросил Фока, не признавший в отроке своей сестры.

— Заскучал больно по своим…

— Ишь ты, парень, какой счастливый!.. А я так свою матушку не скоро увижу! — печально промолвил Фока.

— Что ж? Поклониться ей прикажешь? — спросила Марина.

— Шутник ты, парень, я вижу! Не близко она отсюда, в самом Киеве!..

— Как кланяться матушке Елене будешь, меня не забудь! Скажи, что сын ее названый издалека свой поклон ей шлет! — пошутил Василько.

— А больше никому, други, не прикажете кланяться?

— Ишь, дошлый, все ему знать хочется!.. Сестрице нашей, Марине, не премини поклониться…

Марина поскакала от каменоломни, несколько раз оглядываясь назад. Обратная дорога девушке была знакома, в октябре она уже была дома. Обрадованная возвращением дочери, нетерпеливо расспрашивала вдова о далеком сыне, не забыт был ею и Василько.

На другой день приезда Марина пошла к великому князю. Он не узнал в загорелом юноше отважную девушку.

— Что тебе от меня нужно, молодец? — спросил ее Юрий.

Девушка сказала, кто она и зачем явилась на княжий двор. Изумлению князя не было границ.

— Ну, рассказывай, красна девица, что ты видела и слышала!

Плавно полился рассказ Марины, она припомнила все мельчайшие подробности, рассказала князю об его сыне, о постройке храма, о новом селе Боголюбове и о чудесах святой иконы. Одного только не могла она рассказать Юрию: что задумал сын его Андрей и какие планы таятся в голове этого воинственного князя.

Задумался старый князь, опустил седую голову на руки, Марине показалось, что между пальцами его заструились слезы.

— Думаешь ли ты, девица, опять туда поехать? — спросил он после минутного молчания.

— Коль успею, так вернусь, а не то до весны с матушкой здесь пробуду!

— В Боголюбове передай сыну мое родительское благословение! Хоть нехорошо поступил он, уехав, со мною не попрощавшись, но зла за это ему я не помню. Коль вздумает отца повидать, пусть приезжает! А за то, что ты мою службу исполнила верно, награждаю тебя денежною казною!..

Обрадованная Марина низко поклонилась князю и отправилась домой. За лето она так привыкла к мужскому платью, что оно нисколько ее не стесняло.

Не меньше Марины была обрадована пожалованием князя и Елена.

Не сиделось отважной девушке дома, все тянуло ее в Боголюбово: и изографное искусство, которое она успела полюбить за это короткое время, и близость брата, а равно и Василько. К тому же она хотела исполнить данное обещание старому мечнику и изографу, вернуться скорее. Оседлала Марина отдохнувшего коня, снова надела доспехи княжего отрока и, распростившись с матерью, пустилась в обратный путь.

Всю зиму работали боголюбовцы над внутреннею отделкою храма.

За зиму успело вырасти также не мало изб в новом поселке. Не только из соседних городов, но даже из Южной Руси пришло много народу, прослышав, что любимый ими князь поселился в этих местах. К поздней весне обитель с церковью была совсем готова.

В июне было назначено освящение.

Иконы, написанные обоими изографами, поражали своим исполнением. Старик Мирон расписывал стены собора по позолоте, в этом ему помогала Марина. Купол же и верхние паруса было поручено расписать Федору, что он делал с двумя подручными мальчиками. Работа изографов приближалась к концу.

Однажды, уже оканчивая дневную работу, Федор оступился и упал с лесов на каменные плиты храма.

Раздался страшный крик, работа остановилась.

Упавшего изографа подняли и отнесли в избу, он был без чувств. Придя в себя, он слабым голосом позвал своего товарища и чуть слышно прошептал:

— Попа бы мне! Исповедаться…

Отец Николай сейчас же явился к умирающему.

Когда окончилась исповедь и Федор приобщился, он снова подозвал к себе Мирона и начал говорить ему прерывающимся голосом:

— Тебе, старый товарищ, должен я признаться в одном большом грехе и просить тебя, коль возможно будет, исправить его.

Он взял руку старика, точно прося его приблизиться к нему.

— Когда я был еще молод, — начал Федор, — умерла у меня жена, после которой остался у меня сынок. В смутные годы междоусобиц я потерял своего сына, я служил дружинником у князя Изяслава. В одной из битв с князем Юрием я был ранен и упал замертво. Когда я вернулся в наш стан, то не нашел своего сына: он исчез вместе с дружиною. Тщетно искал я его всюду долгие годы, но нигде не мог найти. Я научился изографному искусству и вот уже восемнадцать лет занимаюсь этим. Тебе я поручаю найти моего сына и передать ему все, что я скопил за эти годы изографным делом. Казну я свою схоронил под большим дубом у самого выезда из Ростова…

— Друже, просьбу твою исполнить я готов, но годы уж мои немолодые. Я сам на пороге гроба. Лучше поручи ты это кому-нибудь другому, помоложе!

— Кому же, кому? — тоскливо спрашивал умирающий.

— Да хотя бы моему помощнику, Максиму… Он парень смирный и верный: на твою казну не польстится…

— Что ж? Зови его скорее, пока я в силах передать ему мой наказ!

Мирон поспешно позвал Марину, и умирающий повторил ей все, что сейчас рассказал своему товарищу.

Внимательно слушала Марина, и ей невольно припомнилась судьба сироты Василька.

— А каков собою твой сын?

— Он тогда был еще ребенком. Многое изменилось с тех пор… Помню, что волосом был он рус, глаза имел голубые…

— Не звали ли его Васильком, дядя? — порывисто спросила девушка.

Умирающий вздрогнул.

— Да, так его звали… А ты почему знаешь?..

— Так я…

И девушка стремительно выбежала из избы. Она бросилась к сборной избе, где находились окончившие работы на камнеломнях Фока и Василько, и громко окликнула юношу.

— Беги скорей в изографную избу, там ты Мирону очень нужен. Он меня за тобою прислал. Бежим вместе!

Невольно подчиняясь приказанию девушки, Василько поспешил за нею.

Умирающий тяжело хрипел.

Марина подвела к нему молодого дружинника.

Широко раскрыв глаза, смотрел Федор на последнего, видимо стараясь что-то вспомнить.

— Он, мой Василько! — громко воскликнул изограф. Перед молодым человеком точно открылась какая-то завеса.

— Батюшка! — воскликнул он, падая на колени перед умирающим.

Окружающие не могли удержаться от слез.

Потрясенный неожиданным свиданием, Федор положил левую руку на голову сына и прошептал, слабо возлагая на себя крестное знамение:

— Ныне отпущаеши раба твоего…

Слабая улыбка появилась на губах умирающего, руки беспомощно повисли, и, тяжело вздохнув последний раз, он отошел к Богу.

Старого изографа похоронили возле вновь построенной церкви. Василько, хотя на короткое время узнавший отца, чтил его память и собственноручно выбил из камня крест на его могилу.

В Боголюбове приготовлялись к освящению нового храма. Из соседнего Владимира князь пригласил духовенство.

Ко дню освящения в Боголюбово собралось множество народа, привезено было много больных и калек, которые после молитв у иконы исцелились от своих недугов.

В назначенное время из храма вышел крестный ход, обошедший его троекратно. Прибывший на торжество ростовский святитель благоговейно отслужил литургию и совершил чин освящения.

Игрищ, обычных по праздникам в то время, Андрей, как набожный человек, не пожелал устраивать, но, по окончании трапезы в новой обители, он долго пировал с дружиною и ближними людьми за селом Боголюбовом, на лугу. Немало суздальцев и ростовцев было на этом пиршестве. Все превозносили доброту и щедрость князя.