— Сочту долгом внушить, — поклонился Говоров. — Много слов не потребуется, они старательные и понятливые.

— Идите определяйтесь на квартиру, — ласково сказал директор удивившему его крестьянину Александру Григорьеву Говорову.

Лёня бродил по улицам, глазел на дома, разные лавки и заведения, внушительные заборы и красивые палисадники. Привыкал к Елабуге, осваивался. Город показался большим, такой не очень-то обежишь пешком. Недаром по улицам ездили извозчики.

Красиво расположилась Елабуга на берегу Камы, как раз при впадении в неё невеликой речки Тоймы. Кругом заливные, сочные луга, а дальше высятся дремучие леса, где само по себе живёт непуганое зверьё, гнездятся беспечные птички и опушки оплетены несметным кружевом ежевики.

Если взобраться на утёс, который возвышается над Камой стометровым уступом, весь город распластается перед взором. Первое, на чём остановится взгляд, — большой собор с пятью куполами и высоченной колокольней. Потом бросятся в глаза пристани и каменные склады. Среди крепких бревенчатых домов города возвышаются также каменные здания. Они белые, как и собор. В одном разместилось реальное училище, там обучали только мальчиков. Для девочек существовала прогимназия, этакая недогимназия, где учили лишь до пятого класса. Более широкого образования девочкам Елабуги не полагалось. После прогимназии можно было расширять кругозор в городском саду, где играет оркестр пожарных, или в кинотеатрах «Иллюзион» и «Модерн».

Дымил в Елабуге один крохотный чугунный заводик. На нём работало около тридцати рабочих. Был ещё спиртовой завод. Вот и вся промышленность.

Лёня ходил, щурясь от сверкания налитых солнцем оконных стёкол, вымытых хозяйками в честь наступления весны. Вошедшая в силу весна сияла, щебетала, чирикала, выгоняла листву на деревьях, траву и цветочки меж уличных булыжников. Кое-где во дворовых садиках жители вывесили клетки с птицами. Звонко пели за проволочным ограждением озорные щеглята, трещали глупые чижики, грустно посвистывала синичка. Голоса пленных птиц заглушал насмешливый гомон вольных скворцов. Чёрные, будто воронённые на заводе, они широко раскрывали жёлтые носы. Дразнили бродячих кошек, нарочно перепутывая песню жаворонка с кудахтаньем ошеломлённой курицы. Лёня смотрел на озорную птицу с удивлением. Устав и проголодавшись, он вернулся домой.

Жильё Говоровым дали при училище, в старом деревянном доме, замыкавшем с тыла училищный двор. Папаша докрашивал окна в подзапущенной прежними жильцами казённой квартире. Приятный запах льняного масла, на котором разводят краску, вытеснял ароматы поспевающего ужина.

По заведённому в семье правилу Лёня прежде всего спросил:

— Вам не надо ли помочь, папаша?

— Я заканчиваю, сынок, — отозвался Александр Григорьевич. — Помоги потом прибрать здесь да кисти помыть.

Промывая керосином замасленные кисти, Лёня рассказывал папаше о том, что видел в городе. Собрав кисти, пошли в дом. Там уже был накрыт ужин.

А после ужина предстоял серьёзный разговор. Мамаша увела младших на кухню под предлогом купания в корыте.

Александр Григорьевич рассказал Леониду и Николаю о своём экзамене на должность, поделился мыслями.

— Директор училища — человек самостоятельный и душевный, хоть и покрикивает иногда. Если ты не приучен бездельничать, можешь ждать от него сочувствия и помощи. Инспектор имеет другое содержание. Человек он подозрительный, въедливый и буквальный. Оба они понимали, что на хлопотную должность я прошусь ради того, чтобы детей учить бесплатно. Директор только порадовался, что получает умелого работника. Господин же инспектор ваше бесплатное образование преподнёс мне, как милостыню, попрекнув при этом многочисленным семейством. И как бы заранее убеждённый, что все вы лодыри, подчеркнул, что учиться и вести себя вы обязаны отлично.

— Это же надо быть таким глупым инспектором, — удивился Коля. — Как же мы ещё можем учиться, если приехали сюда учиться? Мы в ремесленной школе все три класса первыми шли и здесь отставать не намереваемся.

Лёня добавил:

— Инспектор, конечно, глупым быть не может, но может быть хитрым. Он потом скажет: «Говоровы хорошо учатся потому, что я их как следует припугнул!»

— Он думает, что он в училище хозяин, как купец в своей лавочке, — сказал Коля. — Смилостивился и выдал два образования бесплатно, как пару фунтов колбасы! Нет, это всё-таки глупый инспектор. Рад, что он богатый! Ну, а мы бедные. Так что из этого? Мы же не виноваты, что бедные.

— Народ, он весь бедный, — вздохнул с прискорбием Александр Григорьевич.

— Увидит, как мы лучше богатых будем учиться, — сказал Лёня. — Хорошо, что книжка не спрашивает, богатый ты или бедный. Ей одно важно: прилежный человек или лентяй.

— Такие слова я и хотел от вас услышать, — сказал Александр Григорьевич. — Почитайте себя равными прочим ученикам. Не папенька за вас платит, а вы сами впоследствии собственным трудом своей стране за образование отработаете. И достоинство своё, господином инспектором задетое, всегда берегите свято. Оно не только ваше, но и достоинство народа, над которым некоторые лица считают себя возвысившимися.

Мамаша неожиданно появилась в столовой.

— Не рано ли детям важные слова говоришь? Понимают ли тебя?

— Мы всё понимаем, — сказал Коля.

— Видишь, понимают в свою меру, — улыбнулся папаша.

Перед сном Лёня отпросился погулять по улице.

Было тихо, тепло и безлюдно. Между тротуаром и забором светились в полутьме нежно-жёлтые цветочки. Лёня стал собирать букетик. С другой стороны забора подошла собака, но не залаяла, а стала наблюдать в щёлочку, стараясь понять, что это за незнакомец и зачем собирает несъедобные растения. Прижав чуткий нос к доскам, собака громко нюхала воздух, но так ничего и не поняла. Поскольку непонятное всегда тревожит, собака поднялась на задние лапы, опираясь передними о забор, и сказала:

— Р-р-р-р-р-р-р-р…

— Глупый пёс, — ласково ответил Лёня, — перестань рычать попусту, не позорь собачью породу. Я чужого не трогаю, я общие цветочки собираю для красоты. Красиво, когда в доме цветочки стоят, понимаешь?

Вернувшись домой, Лёня поставил тонко пахнущий букетик в стакан с водой на обеденный стол.

До революции многое в жизни человека зависело от того, в какой семье он родился — богатой или бедной, крестьянской, дворянской, рабочей или купеческой. От факта рождения зависело прежде всего образование. Было два вида образования для детей: классическое и реальное. Классическое образование давала восьмиклассная гимназия. В курсе гимназических наук мало внимания уделялось естествознанию и математике, зато усиленно учили древние языки — латинский и греческий. Сорок процентов учебного времени дети долбили языки, на которых ни один народ уже не говорит. Зато окончившие гимназию могли поступить в любой институт и университет. Реальное училище древние языки не преподавало, там изучали физику, математику и естествознание. Училище готовило юношей к работе в хозяйстве государства. Оно не давало права поступить в университет, но открывало возможность поступления в техническое, торговое или промышленное учебное заведение.

В таком училище и учились братья Говоровы.

— В университет я и не стремлюсь, — сказал Лёня учителю математики Лазареву.

— Да?.. Любопытно узнать, куда же вы стремитесь, — прищурился учитель. — Думается мне, профессию себе вы уже наметили.

— Наметил, — кивнул Лёня. — Я хочу стать строителем судов.

— Очень любопытно, — сказал учитель. — А вы знаете, что судостроение — это самая трудная инженерная профессия?

У всех, кто ходит в школу не по обязанности, есть свой любимый учитель. Почти всегда это учитель того предмета, который больше всего нравится, но если случается и не так, то вместе с учителем начинаешь любить и его предмет.