Спрашивается, зачем?

Возвращавшиеся из увольнения приносили новости:

— Господа! Подумайте только: всеобщая забастовка!

— На улицах я сам видел баррикады!

— Казаки стреляли в толпу!

— На Литейном сто человек убито!

— Куда царь смотрит?

— Царь сидит в Могилёве и думает, что он на фронте.

— Что же будет?!

— Не волнуйтесь, господа, для нас будет самое спокойное место: фронтовые окопы.

И вдруг, подобно взрыву среди ночи:

— Царь Николай Второй отрёкся от престола в пользу своего брата Михаила Александровича!

Сразу же следующая новость:

— Михаил струсил, не принял корону!

И наконец:

— Империи больше не существует! Объявлена Российская Республика!

— Образовано Временное правительство.

— Сословия и титулы отменены. Отныне все — равные граждане. Никаких «благородий» и «превосходительств».

В России свершилась Февральская революция 1917 года. Раскрылась тщательно скрываемая прежде гниль царского режима. Стало ясно, что пулемёты на чердаках устанавливали против своего же народа… В Петрограде и по всей стране развернулись революционные события.

Начальник Константиновского артиллерийского училища генерал-майор Бутыркин, человек осторожный, собрал юнкеров в актовом зале:

— Господа! Революция свершилась, и слава богу. Но война ещё не кончилась. Империя или республика, но наше православное отечество воюет, и армия обязана защищать его от наших врагов. Армия выполнит свой долг. Юнкер должен об этом помнить всегда! Поэтому прошу юнкеров прилежно учиться и ни в каких политических занятиях не принимать участия. Думайте единственно о защите возлюбленного нашего отечества, ибо оно — в опасности.

Строй юнкеров единодушно прокричал: «Ура!».

Порядок в Константиновском училище не был нарушен, и продолжалась нормальная учёба. Февральская революция свелась пока что к тому, что портреты царя Николая сняли и вынесли на помойку да офицеров перестали именовать «ваше благородие», обращались просто «господин штабс-капитан» или «господин полковник».

Чтобы стать умелым защитником отечества и выучить всё то, что полагается знать помощнику командира артиллерийской батареи, надо заниматься и утром, и днём и вечером. И все мысли о политике выкинуть из головы. Так говорил начальник учебного отдела училища полковник Иванов.

К июлю полагающиеся подпоручику науки были пройдены.

Начались экзамены. А там — погоны на плечи и на фронт…

Накануне последнего экзамена Леонида Говорова внезапно вызвал к себе в кабинет начальник учебного отдела полковник Иванов.

— Садитесь, господин Говоров, — указал полковник на кресло.

От такого неофициального жеста пропало возникшее опасение: «За какую провинность вызывают к высокому начальству?».

— Благодарю вас, господин полковник.

Леонид воспитанно, не разваливаясь, но и не на краешек, сел в кожаное кресло.

Некоторое время полковник рассматривал его лицо.

— Скажите, Говоров, каково ваше отношение к событиям в России?.. Буквально завтра вы станете офицером, то есть начальником, который ведёт за собой людей. Куда вы их поведёте?

— Я считаю, что республика есть самая разумная форма государственного устройства, — сказал Леонид.

— Республики бывают разные, — вздохнул полковник. — Кое-кто в России не удовлетворён образовавшейся республикой.

— Обратно к самодержавию Романовых пути, по-моему, нет, — сказал Леонид.

— Ах, как легко это говорить, — вздохнул полковник. — Вдруг появились люди, недовольные нашей революцией. Им не нравится парламент, а желательны какие-то немыслимые Советы и вообще власть рабочих и крестьян, то есть тех сословий, которые управлять не умеют, а умеют, как ясно из названий, делать другое дело… Впрочем, мы коснулись вопросов, в которых не совсем сведущи… — Полковник полистал папку с бумагами. — Вы кораблестроитель… Пригляделся я к вашим успехам в занятиях, к личности. Знаю, между прочим, как решительно вы вернули уведённых лошадей. Непростительный, я бы сказал, грех — посылать в окопы человека, склонного и способного к научной и практической деятельности.

— Если требуют интересы отечества… — начал Леонид.

Полковник перебил его:

— Глубже надо понимать интересы возлюбленного нашего отечества! Есть интерес нынешнего дня. И есть интерес перспективный, требующий, чтобы нашу многострадальную, разрушенную Россию после войны взяли в свои руки не трусы, затаившиеся в заграницах, а настоящие русские люди. В руках у нас пушки, а на плечах бремя ответственности. Мы не можем допустить, чтобы Россию разгромили внутренние враги. На фронт мы вас не отпустим, Леонид Александрович.

— Куда же меня?

— Предлагаю остаться в Петрограде, — сказал полковник. — Внутренних врагов достаточно, офицеру найдётся работа.

Леонид уставился взглядом в окно. По Забалканскому проспекту опять двигался поток народа. Сверху видны были кепки, платки, простоволосые головы. В толпе начали петь: «Вы жертвою пали в борьбе роковой…»

Полковник быстро встал, подошёл к окну и захлопнул его.

Леонид спросил:

— Это идут «враги внутренние»?

— Вопрос гораздо сложнее, — проговорил полковник. — В полном смысле врагами внутренними я называю только социалистов. Это они устраивают забастовки, шествия и саботажи. Эти люди, — полковник кивнул на окно, — идут не по своей воле, а по указке социалистов.

— Социалистов и… студентов? — напомнил Леонид. — Слыхал я эти уроки солдатской грамоты ещё в четырнадцатом году, на пристани в Елабуге. Значит, и я, будучи студентом, попадаю в категорию «врагов внутренних»?

Полковник поморщился:

— Та печальной памяти формула устарела и погибла вместе с самодержавием. Сейчас именно на студентов, интеллигентный класс, способный руководить, и надеется Россия. Оставайтесь в Петрограде, Леонид Александрович.

— Позвольте отказаться, господин полковник, — твёрдо сказал Леонид. — Можете не присваивать мне чина, выпускайте рядовым, но со своим народом я воевать не буду. Поеду на фронт.

— Да кто вам предлагает воевать с народом?! Как не стыдно так думать, Леонид Александрович! — Полковник всполошился, привстал, потом как-то сразу обмяк и опустился в кресло. — Впрочем, вы правы. Мятеж назревает, новая пугачёвщина. Знаете, кого Екатерина послала подавлять пугачёвщину? Суворова!.. Ладно, этот разговор предадим забвению. Благодарю за искренний ответ. Однако моё размышление о вас остаётся в силе. На фронт не поедете. Сохраним ваш талант для новой России.

— Куда же я поеду? — спросил Леонид.

— Подальше от войны и мятежей. В Сибирь. Значит, поедете вы… — Полковник стал листать бумаги в другой папке. — Поедете вы служить… в Томск. Оттуда нас просили о младшем офицере мортирной батареи. Не так уж, полагаю, вы жаждете участвовать в бессмысленной теперь уже войне. Объявленного главой нашего, с позволения сказать, правительства господином Керенским «победного конца» не будет. А будет унизительный для России мир. Армия в окопах разлагается.

— У меня брат здесь, — сказал Леонид. — Желательно было бы с ним не расставаться.

— Ну и не расстанетесь, — пообещал полковник. — Мы в России родственные чувства уважаем. Тем более сейчас, когда дело идёт к братоубийству. В Томске найдётся служба и вашему брату.

— Благодарю, господин полковник, — сказал Леонид. — Но я ощущаю некоторую неловкость: меня учили воевать. Может, моё место на фронте?

Полковник стукнул по столу ребром ладони:

— Старшим виднее, где ваше место. Идите. Бог даст, встретимся в лучшие времена, в лучшей России… Бог мой, куда ты заехала, матушка Русь…

Именем Временного правительства юнкеров произвели в подпоручики. Они надели полевые погоны и прицепили к портупеям офицерские шашки. Отпуска не было, новые офицеры сразу поехали по местам своей службы. Братья Говоровы отправились в Сибирь, служить в гарнизоне Томска.

Но все мечты Леонида, его надежды на будущее остались в Петрограде, в восьми верстах от Финляндского вокзала, в сосновом редколесье, где стоит Политехнический институт.