Мальчики поднесли великолепный трофей к палатке и опустили к ногам отца. Михаил Иванович внимательно осмотрел ослепительно белую птицу, погладил, прикинул на вес.
— Отличный экземпляр. Полагаю, более тридцати фунтов, потом уточним. Понимаете, ребята, это же как раз тот самый цигнус олор, о котором я только что толковал и который нам так нужен. Поздравляю! И хорошо, что прекратили спор. — Он улыбнулся в бороду: — Но лебедь-то ваш, ребята. Смотрите!
Отец переломил свою, единственную в семье двустволку центрального боя, и показал сыновьям пустые патронники. Произошел редчайший случай: всегда готовое к бою ружье Нэнуни-Четырехглазого на этот раз оказалось незаряженным…
Тем временем туман действительно начал рассеиваться. Легкий западный ветер донес с дальнего конца озера звуки птичьего концерта, от которых так тревожно бьется сердце охотника. С чем еще может он сравнить эту музыку?
— Юрка, принеси из палатки бинокль: влезем на ту старую ольху и понаблюдаем, — Михаил Иванович убрал свой дневник.
Охотники взобрались на темно-серое суковатое дерево. Отсюда открывался весь западный берег лагуны и лед, на котором был рассыпан корм. В бинокль хорошо видно, как большие и маленькие, серые, черные, белые и пестрые комочки суетливо перекатываются с места на место, толкаются, подпрыгивают, протискиваясь к зерну. Временами часть птиц взлетала и, сделав круг, садилась снова.
А в небе на юго-западе появлялись новые стаи уток, гусей и лебедей. Они издали подавали голос и крутыми виражами смело шли на посадку, с ходу присоединяясь к жирующим.
И вдруг — словно эхо дальнего взрыва! Это вся масса одновременно взмыла в небо, на минуту совсем затмив закатное солнце!
— Что такое, папа, что случилось? — спросил Юрий.
— Орланы проклятые напугали. Хотят напасть, поживиться. Эх, догадался бы Андрей пальнуть. Ведь при таком адском гаме его выстрел никто не услышит…
И в этот миг на краю озера взметнулся сизый дымок. Пролетавший мимо орлан скособочился, рухнул на лед, трепыхнулся и затих. Остальные отпрянули и кругами поплыли в степь. Гуси, лебеди и прочая мелочь опять опустились на лед, порядок восстановился.
— Ну, Андрей — молодчина! Знает свое дело, — похвалил Аграната Михаил Иванович, отдал сыновьям бинокль и направился к палатке. Мальчики продолжали сидеть на дереве, как вдруг увидели косяк гусей, тянувших в сторону табора. Отец их тоже заметил и присел у кромки камышей. Ружье было у него в руках. Он сказал негромко, но так, чтобы было слышно в палатке:
— Семен, гуси, приготовься. Как выстрелю, выбегай, успеешь…
Гуси надвигались, ровно, спокойно. Замаскированную камышами неподвижную палатку не заметили. Загалдели и начали набирать высоту только тогда, когда Михаил Иванович вскочил на ноги. С промежутком в две-три секунды хлопнул дуплет, и два гуменника, словно оглушенные невидимой плеткой, камнем бухнулись в осоку, издав при падении последнее «гак».
Не опоздал и Семен Лукич. Все еще босой, но уже в подсохших после купания подштанниках, он ящерицей выкатился из палатки и успел-таки, снял третьего гуся. И теперь, задрав вверх светлую бороденку, торжествующе посматривал на племянников, прозевавших первых гусей.
А еще через день Платон доставил прибывших из Владивостока избранных друзей-охотников и отвез Ольге Лукиничне первую партию дичи.
БАБОЧКИ ДЛЯ ПРЕЗИДЕНТА
Отшумел перелет, ушли на север отдохнувшие, отъевшиеся стаи, оставив гнездиться по берегам Лебяжьей лагуны тысячи пар лебедей и гусей, журавлей и цапель, уток и куликов.
На Сидеми отсеялись, посадили овощи. Нежно-розовыми облачками отцветали на склонах гор дикие абрикосы и яблони, а у входа в огород белым кружевом — черемуха.
Стояло тихое теплое утро, и хозяин с удовольствием возился в своем любимом саду у подножия Просеки. За пятнадцать лет перенесенные с сопок и привитые им деревца заметно подросли и в погожее лето приносили урожай красной вишни, небольших янтарных абрикосов и пятнистых зелено-розовых груш. Несмотря на малую отдачу, Михаил Иванович очень любил свой сад, работая в нем, отдыхал. Одет был по-рабочему: без фуражки, в линялой рубашке и старых брюках, заправленных в поношенные сапоги.
За эти годы он утратил юношескую гибкость, поредела шевелюра, в бороде прибавилось серебряных нитей. Но он оставался таким же проворным, так же тверда была рука и зорок глаз.
Михаил Иванович услышал легкие быстрые шаги и обернулся, Перед ним, едва переводя дух, стояла голубоглазая, с растрепавшимися пепельными волосами, порозовевшая от быстрого бега Лиза.
«Смотри-ка, совсем уже невеста: как незаметно они растут!» — подумалось вдруг.
— Папа, идите скорее домой, там вас ждет какой-то курьер с важным письмом! Мама сказала, он очень торопится.
В самом деле, фельдъегерь доставил на его имя необычное, украшенное вензелем царствующего дома, письмо.
Янковский расписался в ведомости, сорвал печать, вскрыл конверт. Покачал головой, окликнул жену.
— Поди-ка сюда, Оля. Смотри — вот не было печали — от самого президента Русского Императорского Географического общества! Великий князь Николай Михайлович просит собрать возможно полную коллекцию бабочек Северной Кореи. Наслышан, мол, обо мне от своего вице-президента Семенова-Тян-Шанского. Тот сейчас работает над «Историей полувековой деятельности ИРГО», где упоминает о Дыбовском и обо мне. Президент преподнес мне комплимент и, вероятно, думает, что осчастливил своим вниманием, черт побери. Но что же предпринять? Отказывать-то все-таки невежливо, да и неудобно.
— Но ведь на это время нужно! Думают, мы сидим сложа руки. А теперь, на вон, еще и в Корею! Не ближний свет, да и чужая все ж таки сторона.
— Не так уж далеко, конечно. А теперь еще и пароходы купца Шевелева пошли в Китай и Японию с заходом в корейские порты. И отношения у нас с корейцами хорошие. Но, чтоб собрать солидную коллекцию, нужно затратить по-меньшей мере два летних месяца. Июнь и июль.
— В том-то и дело. А нынче вам и без того столько работы.
— Слушай, а что если отправить старших ребят? Не маленькие уже и практики у них достаточно. Лизе и Нютке поручим метеостанцию и ферму, а с бабочками дома смогут помогать Ян и Сергей.
Через несколько минут Александр и Юрий стояли перед отцом. Съездить в чужую страну показалось им, разумеется, весьма заманчивым. Дальше Сахалина, куда их посылали за насекомыми прошлым летом, юноши еще не бывали. Поэтому оба в один голос задали единственный вопрос:
— Когда собираться, папа?
— Тянуть нечего, сезон на носу. Поедете в Вонсан, это очень интересное место. Лежит на сороковой параллели, флора и фауна удивительно богаты. Нужно только подготовиться как следует.
— А ружье и собаку взять можно?
— Для охоты не время, но одну бердану и пачку патронов возьмите. И Барсика своего, Юра, тоже можешь взять. В палатке он будет самым надежным сторожем.
Юрий окрестил своего первого пса тоже Барсом, в память об отцовском, том, что навсегда остался сторожить Аскольд.
— Так, Шура, бери бумагу. Составим список всех необходимых вещей, приступите к сборам. А я завтра же съезжу во Владивосток, переговорю с Михаилом Григорьевичем Шевелевым, попрошу доставить вас в Корею на одном из его пароходов.
На следующий день, высадившись с попутной шхуны в гавани Золотой Рог, Михаил Иванович поднимался к одному из первых во Владивостоке трехэтажных каменных домов пароходовладельца, купца первой гильдии Шевелева. Слуга распахнул перед посетителем дверь в кабинет, из-за письменного стола навстречу поднялся некрупный полный человек с округлым лицом, редкой бурятской бородкой и свисающими небольшими усами.
Хозяин быстро прошел навстречу, взял гостя за обе руки и подвел к креслу. Приветливо улыбнулся.
— Как хорошо, что нашли время заглянуть ко мне. Сколько лет знакомы, а видимся все больше на собраниях да заседаниях, никак не удавалось поговорить по душам. И сегодня, наверное, не без дела навестили Шевелева?
