Возник разговор. Редакторы заметили, что у этих газет далеко не равные тиражи: у «Нью-Йорк таймс» – 360 тысяч экземпляров, у «Правды» – больше 8 миллионов. Было тут же подсчитано, что на одного американского читателя Хрущева придется почти 25 советских читателей Эйзенхауэра.

– Это уже не неравенство, а большой перевес в пользу американцев, – сделал вывод Л.Ф. Ильичев, возглавлявший Отдел пропаганды ЦК КПСС.

– Да, это, конечно, неравенство, – согласился Хрущев и, подумав, предложил:

– Нам бы нужно такое издание, чтобы оно публиковало американские и другие важные документы, заявления и речи примерно в таком же объеме, как в иностранных газетах.

– И не только официальные речи, заявления, документы, – заметил О.В. Куусинен, член Президиума, секретарь ЦК, своим обычным тихим голосом с присущим ему финским акцентом. – В зарубежной печати много интересных и познавательных статей, с которыми советским людям полезно познакомиться.

Понимающее молчание других членов Президиума и секретарей ЦК было равнозначно общему одобрению. (…)

Несколько дней спустя на приеме, устроенном правительством в Кремле для делегатов и иностранных гостей съезда, Хрущев вернулся к своему предложению в разговоре с только что избранными руководителями Союза журналистов, изложив свое представление о новом издании:

– Оно (…) знакомило бы наших читателей с разными политическими явлениями и течениями.

– И с чуждыми нам? – обеспокоенно спросил один из слушателей.

– Да, и с чуждыми нам тенденциями в политике и идеологии. Говорят, что это идейная отрава. Но яд маленькими дозами, как известно, не страшен. Тем более если дать и нужную дозу противоядия» [1.35. С. 2].

Ничего не имея против самой газеты «За рубежом», которая в годы перестройки проводила нейтральную линию – ни сильно вправо, ни влево, – надо сказать, что здесь больше важен принцип, что некоторые решения принимались под воздействием (а в данном случае даже под давлением) внешних сил. Данный случай имеет совершенно невинный окрас. Но раз такое становилось возможным, повторюсь, в принципе, то в иных случаях могло проводиться решение и разрушительного свойства.

Например, вот как выглядит история с глушением западных радиостанций: март 1946 г. – образована Русская Служба Би-би-си. Апрель 1949 г. – первое глушение. Апрель 1956 г. – глушение прекращено накануне визита Н.С. Хрущева и Н.А. Булганина в Лондон. Октябрь 1956 г. – глушение возобновлено из-за беспорядков в Венгрии. Июнь 1960 г. – глушение прекращено накануне подписания Договора о запрещении испытания ядерного оружия. Август 1968 г. – глушение возобновлено из-за «Пражской весны». Сентябрь 1973 г. – глушение прекращено в связи с подписанием Хельсинкских соглашений. Август 1980 г. – глушение возобновляется из-за волнений в Польше. Январь 1987 г. – глушение прекращается. 29 ноября 1988 г. прекращено глушение радио «Свобода» и «Свободная Европа».

Удалось завлечь СССР и в афганский капкан: «Правительство СССР четко понимало, что полное признание независимости народов (и прежде всего Великого Русского народа) найдет только миролюбивая внешняя политика. Любая агрессия, в том числе и замаскированная под «интернациональную помощь», вызовет отрицательную реакцию в любых формах (кроме, правда, массового дезертирства – русским не свойственна трусость). Это должны были четко понимать в тех центрах, которые специально занимались проработкой вопросов внутренних истоков советской внешней политики. Отсюда же и умышленное доведение ситуации до прямого, грубого, неадекватного вторжения «Ограниченного контингента» в Афганистан. И здесь шла согласованная игра внешних сил: маневры американцев в Пакистане, ухудшение ситуации в самом Афганистане. Далее: нашептывание советников из Института США, и было это при сопротивлении «голубей» из Генштаба, не связанных с США, а руководствовавшихся государственными интересами» [1.36. C. 59–60, 216].

И сделано это было Ю.В. Андроповым, который был тут незаменимым специалистом: именно он довел дело до открытого конфликта и в Венгрии (1956 г.), и в Чехословакии (1968 г.).

Разумеется, что тут важна и объективная сторона: коммунистическая идеология имела в числе своих составляющих мессианскую суть. Там подразумевалась «братская интернациональная помощь» всем, где бы ни происходил конфликт. Все вопросы следовало бы решать традиционно: выгодно это или невыгодно для страны. Хороший бы ситуационный анализ, который единственный следовало применить для разоблачения действий конспираторов, давно бы вывел на чистую воду многих и многих… Но серьезных ученых не было, атмосферы для конструктивной критики тоже, методики не наработаны – потом за это пришла расплата.

Внешний диктат стал вызывать и внутренние перемены. Начиная где-то с 1985 г. такое положение приобрело необратимый характер. А американцы давили по всему фронту. «Группа политологов (А. Улам, Ф. Колер, Дж. Шлессинджер, Л. Бентсен, П. Нитце) требовала уступок от СССР в качестве платы за разрядку напряженности. Важнейшим же содержанием своей концепции она считала «функциональное проникновение в советскую систему» [1.37. С. 236] со ссылкой на: [1.38.Р.703].

Именно председатель КГБ был застрельщиком в деле реагирования на радиоголоса. Так, сообщают, что В.И. Чебриков «выступал редко, только если речь заходила о глушении западных радиостанций или о том, сколько людей выпускать за границу» [5. С. 110].

Итак, в ходе операции «Вовлечение», где главными и равными участниками были и ЦРУ США, и КГБ СССР, Союз ССР был превращен из самостоятельной, более того, ведущей системы в ведомую единицу. Запад нахально вмешивался во все сферы, даже в такие, куда совать свой нос было непрестижно: в приговоры жуликам из сферы внешней торговли: «В октябре 1976 года мне пришлось сидеть на Пленуме ЦК КПСС рядом с председателем Верховного Суда СССР Л. Смирновым. В перерыве мы решили отправиться в буфет. «Оставить, что ли, здесь папку?» – спросил Лев Николаевич. «Да можно. Зал вроде бы хорошо охраняется, – ответил я и тут спросил: – А что в папке-то?» – «Два смертных приговора… Это за особо крупные махинации, связанные с внешней торговлей, и знаете, – продолжал Смирнов, немного задумавшись, – некоторые западные фирмы обратились к нам с предложением возместить нанесенный ущерб при условии снижения уровня наказания». Папку, конечно, взяли с собой» [14. C. 297]. Как говорилось в книге Ю.С. Семенова «Семнадцать мгновений весны», запоминается последняя фраза. И вывод, сделанный из этой фразы, – уже отсутствовало доверие к членам ЦК!

Нынешняя глава рассказывает о наложении внешних противоречий на внутренние.

Название главы имеет по, сути некоторую, достаточно обширную историю. В это слово вкладывается, по-видимому, некоторый смысл. В Мюнхене существовал журнал с названием «Мосты». Известный американский журналист У. Липпман (Lippmann) писал, что «пусть мосты, которые мы должны построить, будут не столь многочисленны, но пусть все они будут переброшены через реку» [1.39]. Президент США Л. Джонсон в послании конгрессу говорил о «наведении мостов между Востоком и Западом». Мост – также название акции, предпринятой в конце 1989 г. по созданию связи между агентом западногерманской разведки (и «диссидентом» по совместительству) В. Гавелом и председателем правительства ЧССР Л. Адамецом через посредничество певца М. Кобаца и поэта М. Горачека [1.41. C. 24–25].

Любимый зять нашего бывшего премьера сам приводит такую цитату о себе из журнала «Science» за 1969 г., где была опубликована статья под названием: «Советы и Запад обсуждают «мозговой центр»: «Гвишиани широко известен как приверженец идеи «наведения мостов» между Востоком и Западом» [2. С. 199].

Исследуемая система всегда такой же природы, такого же иерархического ранга и проч., что и сама внешняя среда системы. Иначе если это как-то рассогласовано, то они имели бы малое отношение друг к другу. Хотя взгляд на это рассогласование можно внести и искусственно. При этом очень важное значение имеет то, как вы сами видите взаимоотношения системы и внешней среды. Если все факторы вами вычислены верно, то можно и предусмотреть угрозы изменения их свойств. Значит, и система «СССР», и внешняя среда «Запад» (скажем) имеют много общего. Но это не признавалось, а строго наоборот писалось, что социализм по самой своей природе не способен превратиться в капитализм. Как будто СССР был на Луне! Надо было превратить – и превратили. Как это было сделано, ныне хорошо известно. И если опять рассуждать о том, что касается системы и внешней среды (которая есть не что иное, как набор таких же систем), то суть механизма проникновения проста для понимания: нужны системы разной плотности – более однородная и плотная проникает в менее однородную (острие проникающей системы будет искать слабые места!) и более рыхлую, более моноцентричная будет проникать в более полицентричную, более устойчивая в менее устойчивую и так далее. Понимаем, что если такой ситуации нет и нынешний объект проникновения обладает обратными и/или нейтральными свойствами, то задачей номер один становится доведение жертвы до состояния ее готовности. Что и было сделано в контексте нашего исследования с СССР в 1950–1980-е годы.