…Фредик тоже не спал. Ворочался с боку на бок.

«Надо же было этому «коню» разорваться на две половинки, — думал он. — Теперь все ребята дразнят его «Балда», «Балда»… И все это подстроила Светлана Ивановна. А он-то ей верил!.. Небось своего любимчика Митьку принцем нарядила, чем я хуже его? Ему сделала такой костюм, что все девчонки теперь по Мите с ума сходят. А над ним, Фредиком, только насмехаются. Эх, невезучий я все-таки парень. А мать все не идет… и не идет!»

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

ВОТ ТАК ПИСЬМА!

Свежее майское утро празднично сияет и искрится в радужных струйках фонтана, в россыпи дождевых капель на листочках сирени, распустившейся за ночь, в глазах и улыбках ребят. Младшие девочки без пальто с увлечением играют на площадке в «классы», а Леня со своими малышами роется в куче сухого, золотистого песка. Они строят какую-то необыкновенную крепость.

— Дайте, пожалуйста, кусочек чего-нибудь красненького, на флаг, — просит Леня у Светланы Ивановны. Одну руку он засунул до плеча в «тайное подземелье», а другой — ровняет вал…

Светлана Ивановна уходит в санаторий, чтобы из недр своего шкафа извлечь для Лениной крепости флаг.

Старшие ребята во главе с Марксидой и Митей перевезли Сашу на кресле в глубину сада. Затем подтащили к нему два плетеных диванчика и уютно расположились вокруг.

Ляля поспешила сесть рядом с Митей.

Никогда Мите не было так хорошо, как сегодня. Он раньше не знал, просто никогда не думал, что может нравиться девочкам. А сегодня он это знает. Ему немного неловко от их внимания, но все же приятно. Главное — Ляля сегодня все время вьется вокруг него. И Мите не хочется на нее сердиться, но… «пусть-ка она обо мне потужит»… И Митя с Лялей вежлив, но холоден.

Перебивая друг друга, ребята вспоминают вчерашний концерт.

— Ты была замечательной принцессой! — уверяет Лялю Валерочка.

— А Митя разве не был настоящим принцем? Был, я же говорила, что он сыграет эту роль лучше всех! — радовалась Марксида.

— Да, да, он был настоящим принцем, — соглашается Ляля и не скрывает своего восхищения.

Не приглашенный в эту компанию Фредик сидит один в кустах и слушает. Он завидует Мите, его успеху на сцене и у Ляли…

— А вот «Балда» сплоховал, — заметил Саша.

Вспоминая, как Фредик хлопнулся на пол, когда его «конь» разорвался пополам, Ляля громко хохочет.

— У него была такая глупая рожа, со смеху умереть, — говорит Ляля.

— Тише, он там в кустах сидит, давайте его позовем к нам, — предлагает Рая.

— Незачем! Вот я вам сейчас покажу, какое он мне прислал письмо в день рождения…

Ляля вынимает из кармана измятый листочек. Письмо переходит из рук в руки. На листке нарисован огромный клык. Под ним написано: «Этим зубом я загрызу «Трубу», если ты на него поглядишь».

— Это про тебя, Митя, — смеется Ляля и читает дальше:

«Напиши поскорей, кого ты больше любишь, меня или Валерку, дай ответ сегодня же, а не то я кинусь в вонючку, она здесь рядом…»

Дружный хохот ребят покрывает эту страшную угрозу.

— Посмотрите, сколько раз он меня целует, — опять протягивает ребятам письмо Ляля.

Под письмом стоит единица и к ней приписана масса нолей. Получилось какое-то астрономическое число.

— Здесь без счетной машины не обойтись, — острит Саша.

И снова смех. Ляля смеется громче всех. Фредик оскорблен в самых лучших чувствах. В его душе гнев, обида, страданье…

— Ладно, — шепчет он, — ладно. — Я вам покажу, как надсмеиваться! — И уходит.

Светлана Ивановна вынесла Лене флажок для крепости и большую пачку писем.

— Пляши! — обратилась она к Мите и протянула ему сразу два толстых конверта. Не распечатывая письма, Митя догадался — одно от Ивана Игнатьевича, а другое от ребят, из дому.

Председатель колхоза благодарил Митю за поздравление с первомайским праздником, поздравил его сам и сообщил важные новости: их колхоз сливается с двумя соседними и создается один большой — «Заветы Ильича». Строительство сельскохозяйственного техникума крепко подвинулось. Когда Митя окончит школу, он сможет поступить в сельскохозяйственный техникум, не уезжая из родного села.

«Ты знаешь, как нам нужны свои агрономы, животноводы, ветеринары… А о семье своей не беспокойся. Все живы, здоровы и учатся. В нашей жилищно-бытовой секции высвободились средства, так что деньги не пропали (бухгалтер у нас, сам знаешь, въедливый), мы решили в сельпо закупить по дешевой цене валенки. На вашу семью пришлось 4 пары. Правда, покупка не по сезону, но, как говорится, «сани надо готовить летом». К маю я взял тебе в сельпо костюм, брюки и пиджак, выходной… летом заработаешь, выплатишь…»

— Конечно, заработаю, — шептал Митя.

И огород вам давно вспахали, почитай, первым… дядя Антип вспахал… твой бывший опекун.

— Как это «бывший»? — Митя нетерпеливо вскрыл конверт от своих ребят. Писали все трое. Сначала он прочитал письмо от Лены.

«…На днях в колхозе было собрание. Я ничего не знала. За нами пришли и всех троих поставили возле стола, где сидят все главные — председатель колхоза, члены правления, директор школы. И еще какая-то тетенька сидела важная. Такая бедовая, что даже тетку Варьку нисколько не боится. Тетенька эта ласково так попросила, чтобы мы не стеснялись и вот здесь, перед всеми, — все ведь знакомые, — рассказали бы, как нам живется, как к нам относятся дядя Антип и тетка Варвара. Я заплакала, а за мной Васька и Пронька… Ну, стала нас тетенька спрашивать, мы сказали все, как есть… Тогда председатель колхоза Иван Игнатьевич строго так приказал дяде Антипу и тетке Варьке подойти к столу. А та тетенька, оказывается, инспектор из районо, она говорит: «Дети — цветы жизни, — про нас, значит». «Это золотые дети» — мы — значит. А вы, говорит — это им — вы — несознательные элементы. У вас — волчье сердце. — «Правильно», думаю — «это у тетки Варьки»… Когда Варька стала ругаться на собрании, Антип ей сказал: «Замолчи, волчица, вот придем домой, я с тобой поговорю».

Варька с собрания убежала. А дядя Антип снял шапку, сказал, что ему совестно, что забыл фронтовую дружбу и не оправдал доверия. Но их все равно из родителей исключили. А мне председатель колхоза сказал, чтобы я за всем обращалась к нему, а когда ты приедешь — будет видно».

Митя повеселел: «Вот так здорово».

Вася писал: «Шиловы ребята все время дразнятся. Влезут на забор и кричат: Эй вы, цветики золотые, — а штаны рваные. А мы их «несознательными элементами» кроем, и кричим: «У вашей матери тетки Варьки — волчье сердце! Сама инспекторша из районо сказала при всем народе». Тогда они нам разбили стекло в окошке».

«Вставлю, когда приеду, — добродушно подумал Митя, — сейчас весна, не страшно».

Читая письмо Проньки, Митя улыбался, покачивал головой и ногтем подчеркивал грамматические ошибки.

«У нас народилась телочка, маленькая, ладненькая, с белым пятнышком на лбу. Мы ее за печкой держим. Лена ее молоком поит, она пьет, любит молоко. Все мальчишки уже на озере катаются, а наша лодка в шшелях. Если ты не приедешь, возьмет и рассыпится. А тетя Нюра, та, что с краю, дала нам под квочку шесть утиных яиц. У нас скоро будет шесть утят и шашнадцать цыплят. А ишшо четыре гусеночка. Лена варила шши с мясом, вкусные. А «Розка» принесла пять шшенят, маленькие, хорошенькие».

— Посмотрите, Светлана Ивановна, сколько этот оголец ошибок сделал, и все больше на шипящие, — протянул ей письмо Митя.

— А ты обрати его внимание на ошибки, — посоветовала она.

Не откладывая, Митя, написал Проньке, что у него ошибки в щах и щенятах, надо чтобы у них были внизу хвостики, тогда будет хорошо и правильно.

Вскоре пришел ответ. Пронька обижался и не мог понять, чего к нему придирается старший брат.

«В штях — никакой ошибки не нашел. Вкусные, без всяких хвостиков… Штенят пересмотрел всех, у каждого сзади хвостик — ни одного куцего».

— Вот горе! — не мог удержать улыбки Митя. — Как только приеду, придется с ним заниматься, а не то во второй класс не переведут.