Домовенок встал, чувствуя в своем теле слабость. Глаза его слипаться начали, руки-ноги шевелиться отказывались. Но он, превозмогая сонливость, начал друга своего будить, тормошить.

— Вставай, Нафаня, просыпайся.

Тут и воробей ему помогает, клюет Нафаню в самый нос, за щеки щиплет, спать мешает.

— Уже не разбудить нам его, надо в лес тащить, а там в себя придет, — сказал воробышек.

Кузька посмотрел на друга, прикинул. Хорошо, что Нафаня худеньким был, но все равно радости мало, да и сил почти не осталось, так маковый дух разморил.

Схватил маленький домовенок Нафаню за руки и потащил. Воробей рядом летел и путь короткий показывал. Пыхтел Кузька, кряхтел, но все-таки оттащил друга подальше от маковой полянки.

Сбегал Кузька к ручейку, что рядом протекал, водицы набрал и Нафане в лицо плеснул. Тот начал фыркать, брыкаться, но через минуту в себя пришел.

— Хорошо, что ты проснулся, — обрадовался Кузька. — Знаешь, где мы с тобой спать легли?

— А? Что? Где? — Нафаня еще не до конца проснулся.

— Если бы не знакомый воробей, то спали бы сейчас вечным сном. Мы с тобой легли спать на поляне с маковыми цветами.

А они такой сон нагоняют, от которого не проснешься.

— И как же?

— Я тебя сюда притащил. Теперь уже опасность миновала. Но как я перепугался, когда разбудить тебя хотел, а ты не просыпался!

Кузька долго еще махал своими ручонками и рассказывал, что да как было. Потом сон все же сморил его, и домовые уснули под деревцем.

Проснулись поздно. Все же маковая лужайка дала о себе знать, и друзья, видимо, нанюхались ее запаха, потому что голова болела и ужасно хотелось пить.

— Всё эта полянка, — сетовал Кузька.

— Ага, — вторил ему Нафаня.

— Мне вчера воробей сказал, — начал рассказывать маленький домовенок, — что роса с этих цветов свойство усыпляющее имеет. Ею даже Дрему усыпить можно. Видать, это и есть та роса, которая нам нужна.

— Вот хорошо! — обрадовался Нафаня. — Одно дело, считай, сделали. Осталось только заклинание найти. Будем надеяться, что Старичок-лесовичок его знает и скажет нам.

Домовые пошли на полянку. Роса уже подсыхала, и надо было действовать быстрее. Они вылили из одной фляжки воду и стали с маковых листочков собирать туда росу. Набрали примерно половину, а потом солнышко высушило листья этих красивых красных цветов.

— И не подумаешь, что от красоты такой может быть смертельная опасность, — сказал Кузька, глядя по сторонам.

— Чего только в нашем мире не бывает, — крякнул Нафаня, — пошли, время дорого. Спешить надо.

Вдруг друзья услышали странное, жуткое завывание. От него кровь в жилах стыла, и хотелось закопаться головой куда-нибудь в землю.

— Что это? — испугался Нафаня.

— Если бы я знал, — тихо ответил Кузька. — Но останавливаться нам нельзя. Давай поторопимся и побыстрее пройдем это место.

Домовые прибавили шагу, а Нафаня даже уши прикрыл. Но не успели они и десяток шагов сделать, как на них напало нечто непонятное. Все зеленое, на руках перепонки, волосы спутаны. Лягушки оттуда выглядывают, репьи прицепились и еще больше все спутали. Нос длинный, со странной шишкой на конце.

Схватило это «нечто» Нафаню и потащило куда-то в сторону. Не раздумывая, бросился Кузька за ними. Бежал, спотыкался, щеки о колючие кусты ободрал. А то, непонятное, все бежит, Нафаню наперевес держит. Кричит домовой не своим голосом. На помощь зовет.

— Бегу, Нафаня, бегу! Ты только держись, — отвечает Кузька.

Вдруг лес поредел, и пригорок показался. А под ним речка быстрая несется. Шумит, как настоящий водопад.

То чудище вместе с дружком Кузьки в речку и нырнуло. На секунду показалась зеленая голова на поверхности, а потом под воду ушла и Нафаню за собой затянула.

Остановился маленький домовенок на берегу. Начал плакать-причитать, друга звать.

— Нафаня! Нафаня! Где ты, друг мой любезный? Отзовись! Покажись! Не бросай меня одного. Пропаду я один-одинешенек.

Но не отзывается Нафаня. Только вода как бежала в речке, так и продолжает бежать.

Сел на пригорочке Кузька, в воду смотрит, и слезы горючие в речку капают. Долго ли сидел так маленький домовенок, он и сам не знал. Только вдруг показалась на поверхности рыба невиданная. Глазами круглыми поводит, высматривает, кто это в ее речку слезы соленые роняет.

— Вода у меня пресная, — сказала рыба, — а ты мне соленую пускаешь. Непорядок. В соленой я не живу. Не порть мне среду обитания.

Кузька не сразу понял, кто это с ним разговаривает. Потом увидел рыбину, обрадовался, что хоть одна живая душа есть. Начал он ей жаловаться.

— Утащила какая-то образина друга моего. В эту речку и забрала. И что делать мне, я не знаю. Помоги. Не оставь.

— Снова, наверное, кикимора промышляет, — плеснула водой рыба, — не сидится ей на своем болоте. Как скучно ей становится, то по моей речке сюда приплывает и игрушки себе находит: то суслика какого присмотрит, то белочку. А сегодня, значит, домовенок к ней попался.

— Кикимора? — переспросил Кузя. — А что, болото где-то рядом?

— Для нее рядом, а тебе в обход полдня идти придется.

— А Нафаню я смогу спасти? Ничего страшного она с ним не сделает?

— Да нет. Говорю, скучно ей, вот и развлекается, как может.

— Спасибо тебе, рыба добрая. Успокоила ты меня, — поблагодарил маленький домовенок, — надеюсь, мы с Нафаней еще свидимся. Ты скажи мне, в какую сторону идти.

— Подожди, может, удастся тебя на листе лилии отправить. Все короче выйдет, — с этими словами рыба нырнула глубоко в реку.

Кузька остался на бережку. Он увидел цветок ромашки и принялся на нем гадать. Увидит он друга или нет. Ромашка нагадала ему встречу, от этого маленький домовенок еще больше повеселел. Радовало его еще и то, что фляжка с росой с маковых цветов у него осталась, не потерялась. Ведь надо думать не только о том, что сейчас происходит, но и о будущем.

Рыбины все не было. Лягушки-хохотушки на бережок вылезли, на домовенка косятся, переговариваются, пересмеиваются. Вскоре показался большой лист лилии. Он плыл по воде прямо к тому месту, где на берегу сидел Кузька. Лист был таким большим, что домовенок мог запросто на нем уместиться. Домовенок встал и подбежал к воде. Он уже собрался с силами, чтобы на полном ходу запрыгнуть на этот лист, но тот вдруг, несмотря на сильное течение, остановился и стал приближаться к берегу.

Из воды показалась уже знакомая рыба и сказала:

— Внизу лист рак держит. Забирайся скорее и в путь отправляйся. Только держись крепче. Здесь вода быстро бежит, течение сильное и бурное, но и это не самое страшное. Самое страшное — впереди. Там вон за тем поворотом, речка с небольшой высоты падает. Но потом зато становится тихой и гладкой. Такой, что смотреться в водную гладь можно, как в зеркало.

— Ой, спасибо тебе, рыба неведомая. Помогла ты мне, — Кузька уже ногу хотел приподнять, чтобы на лист поставить.

— Не торопись, — остановила его рыба, — потом по этой глади ты уже не сможешь просто так плыть. Тебе парус понадобится. Вот, видишь, для этого у тебя еще один лист на палочке. Поставишь себе парус. А вот тебе еще одна палочка — вместо весла управлять будешь. Но как только болотом запахнет, то сразу к берегу причаливай, по нему иди, бобров ищи. Они тебе помогут друга твоего отыскать и спасти.

— Ага, — торопился Кузька.

— Ну, кажется, все. Теперь плыви.

— Подожди, а ты не знаешь, Дрема в том болоте живет, куда я направляюсь, или нет? — спросил домовенок, располагаясь на большом листе лилии.

— Не знаю, — рыбина тяжело стукнула хвостом по воде, и в этот самый момент, видимо, рак отпустил стебель.