— Дай мне, пожалуйста, немного веточек, чтоб тугой веничек связать. Пусть попарит гостенек косточки молодецкие. — Березка разрешила, веточки поближе к земле наклонила.

Юлька с Лешиком на крылечко вышли, поджидают. Даже щенку интересно, чего это домовенок так быстро в баньку убежал вслед за какой-то непонятной лохматой зверушкой. А как вышли Кузька с Сенькой, шишига даже в ладошки захлопала:

— Ишправление! Ишправление! Было у нас в доме штрашилище, а шичаш такая крашотища!

Сенька смущается, а Кузька головой качает. Он-то понял, что не давал раньше домовеночек Аленке себя причесывать и рубашку гладить, поэтому и не водился с ним никто. Приходилось бедненькому Сеньке обращать на себя внимание всякими гадостями.

— Ай да Кузька, ай да молодец! — чуть приплясывая, радуется Лешик. — Теперь надо Сеньку скорее Лидочке с Аленкой показать. Только где они до сих пор бегают? — пожимает он плечами.

Насторожился Кузька: и правда, давно что-то девчонок не видно, не слышно. Ни во дворе, ни в доме никого нет. Только одна бабушка Настасья по саду ходит, самые лучшие яблочки на варенье присматривает. Растерялся Кузька:

— Охти мне, матушки! Охти мне, батюшки! Позор на мои лапти, недоглядел, недосмотрел! Везде тишь да гладь-благодать, а Лидочки с Аленкой не видно. Может, опять они со мной в жмурки-пряталки играют? — присел на порожек и ждет.

Только никто не показывается, над доверчивым домовенком не смеется. Даже Лешик с шишигой Юлькой приуныли, тоже себя виноватыми чувствуют. А ведь и правда, пока с Сенькой разбирались, вовсе про Лидочку с Аленкой позабыли. Давно уже их нигде не видно. Бегает Лешик по двору, за ним щенок лохматый по пятам, во все углы заглядывают — нет нигде девчонок. Смотрит на это Сенька и чуть не плачет:

— Это я виноват. Я им сам велел в лесок за ягодой сбегать.

— Нет, не пойдет Лидочка одна в темный лес, — качает головой Кузька. — Ей баба Настя не разрешает со двора никуда уходить. А Аленка и вовсе забоится — она даже петуха сторонится.

— А я обманул Лидочку… Ну не совсем обманул, просто сказал, что это для бабушки сюрприз будет. Аленка тоже не хотела убегать, а я говорю, так мол надо, чтоб ты их поискал. Ведь если домовой ни о чем волноваться не будет, заскучает и к другим хозяевам уйдет, — почти шепотом говорит Сенька.

— Ой, беда-беда, огорчение! Что ни скажешь — не по разуму, что ни молчишь — все попусту, что ни спросишь — все без толку! — схватился Кузька за голову. — Ведь могут они в лесу испугаться, заплутаться, к Бабе Яге в Домик для плохого настроения попасть…

У Сеньки и так глаза на мокром месте были, а тут он совсем разревелся. Лешик от волнения даже забыл, что он петуха боится, обнял Тотошку. Щенок лег на порог и тоже чуть не плачет. Шишига Юлька расстроилась, бантики из косичек выдернула, волосы разлохматила, на котенка драного стала похожая. Но Кузьке долго огорчатся не положено.

— Не дело сейчас сырость разводить, — говорит Кузька. — Надо Лидочку с Аленкой из беды выручать, домой ворочать, пока бабушка Настасья не хватилась.

Бодро шагает Кузька впереди, а Сенька тоже не отстает. Юлька, хоть и девчонка, все время норовит домовят обогнать, только потом пугается и снова немного отстает. Один Лешик голову повесил, еле плетется. Чем ближе подходят друзья к лесу, тем страшнее маленькому лешему в дом родной заходить. Встревожены чем-то и деревья и птицы, даже жители лесные не встречают гостей приветливо, по норкам да дуплам затаились. А тропинка бежит себе между деревьев, в густой траве не теряется, дальше в чащу друзей уводит.

Кузька еще раньше заметил — неспроста лес несколько дней шумит. Сейчас и вовсе ему страшно стало: каждая коряга за ногу хватает, каждая веточка за шиворот цепляет. «Раньше Лешик всегда впереди бежал, с друзьями здоровался. А сейчас от каждого паучка шарахается и от меня отстает, — думает домовенок, шагая впереди. — Даже он боится… Может, Баба Яга опять шалит?»

Не успел Кузька о ней подумать, как возникла старая Яга прямо на тропинке. Петух тоже остановился, нахохлился, гребешок поднял. Щенок рядом с Сенькой встал, чтоб маленького домовенка в случае беды защитить. Юлька тоже Бабу Ягу ни разу не видела, застыла, как вкопанная. Даже Лешик за дерево спрятался.

А Яга идет, внимания ни на кого не обращает. Видит Кузька, вся оборванная, скрюченная Бабка Ежка, на клюку опирается. Ни на кого не смотрит, ворчит себе под нос:

— Ну совсем покою не стало в лесу от всяких бродяжек-побирушек! Житья нет, а они все ходят и ходят. Рыскают по лесу, а потом у нас детки пропадают…

Оглянулся Кузька — стоит он один на тропинке, прямо на пути Бабы Яги. Посторонился немного, поздоровался. Да только не отвечает Бабка Ежка, все ворчит да плюется.

— Какие детки, бабушка? — осторожно спрашивает домовенок.

— Подобру-поздорову говорю, отстань, касатик, — шипит Баба Яга. — Не до шуток мне нынче. Старый Леший очень лютует, весь лес переполошил, внучка своего зеленого ищет. Ко мне два раза с обыском приходил, никаких нервов не хватит, а тут еще ты пристаешь. Вот уйду на пенсию, будете тогда без меня жить, слезы лить да судьбу проклинать…

«Совсем все перепутала наша Баба Яга, — думает Кузька. — Как может дедушка Лешика искать, если он сам внука ко мне на выходные отпустил? Или… — закралась к домовенку страшная догадка. — Ой, позор на мои лапти! Вот почему синий лес дни и ночи напролет шумел да волновался! А Лешик-то, друг еще называется — и меня обманул, и деду столько неприятностей доставил! А я еще Сеньку неразумного ругал». Только вслух ничего такого домовенок не сказал — нельзя Бабу Ягу еще больше злить, когда она и так не в духе.

— Что ты, бабушка! Лешик нашелся давно, посмотри, — говорит Кузька, вытягивая друга за зеленую лапку из-за дерева. — Больше не на что старому дедушке Лешему сердиться.

Видит Баба Яга, и правда нашлась пропажа — стоит прямо перед ней старого Лешего внучок. И вовсе даже не похож он на замызганного и потерявшегося. Обрадовалась Яга, клюку отбросила, уродливый драный платок в кусты спрятала, а сама в обычном своем наряде осталась. Даже пряники медовые с начинкой да сладкие ватрушки из карманов выгребать начала, угощает всех:

— Ешьте-ешьте, внучатки мои бесценные! Изумрудики мои зелененькие! Яхонты мои драгоценные! Родственнички мои золотые, бриллиантовые! Как же мы без вас настрадались, наскучались.

«Ну и хитрющая эта бабуся-ягуся, — думает Кузька, уминая пряник. — Вмиг горевать перестала и добренькой прикидывается! С ней ухо востро держи, того и гляди снова обманет». Не верит домовенок Яге, сколько раз она уже его обманывала.

С виду вроде добрая: и дорогу верную укажет, и накормит, и напоит, и в баньке попарит. А на самом деле Баба Яга то сахарный сироп с зельем колдовским норовит перепутать, то указатели на дороге местами поменяет. Бывало что и температуру в баньке плохо регулировала. Так что непонятно было — банька это или печка. После, конечно, руками вплескивала, лживые слезы вытирала, да только Кузька ей не очень-то верил.

— А я-то вижу, идут чадушки драгоценные, гуляют гули-гулюшечки мои. Гуленчики-разгуляйчики!

— Не гуляем мы вовсе, — кривится Лешик, которому Баба Яга надоела уже со своими причитаниями да прибаутками. — Мы девчонок ищем.

— Девочек-девулечек? — изумляется Баба Яга. — Заприметила я их, издаля услыхала. Как ревели они тут, орали-причитали, так и не выдержало у меня сердечко…

— Шъела? — спрашивает Юлька, с опаской выглядывает из-за дерева.

— Дорогу показала, — обиделась Баба Яга на такое предположение, даже слезу рукавом смахнула. — У меня и так настроение никудышное было, а тут еще эти ревы-коровы на весь лес голосят. Ну никак не могу сосредоточиться, чтобы кому-нибудь гадость… ой, доброе дело сделать. В общем, я их к Лешему послала. К деду твоему то есть, — с улыбочкой добавляет Яга. — Пусть сам с ними разбирается.