— Мы пригласили вас как раз для того, чтобы обсудить самые первоочередные меры! — подхватил министр Гун Пин.
— Мой план таков: прежде всего в сложившейся ситуации не может быть и речи о примирении, а потому нужно немедленно добиваться императорского указа о начале военных действий. Необходимо объявить об этом всем государствам и не плясать больше под дудку Ли Хунчжана.
Второе: надо сменить руководство. Нынешние члены Тайного совета устали и распустились. Если по-прежнему полагаться на их личные симпатии, старческую мягкость и трусость, то разве сможем мы найти выход из столь чрезвычайных обстоятельств?! Лучше уж снова сделать главой князя Благонамеренного, да и вы, уважаемые господа, не должны скромничать! Надо возродить былую славу страны, поблекшую после войны с Францией!
Третье: следует тщательно выбрать главнокомандующего. А то сейчас генералы пехотных армий, находящихся на передовых позициях, не получают никаких указаний, и каждый из них сам себе хозяин. На пост главнокомандующего нужно назначить кого-нибудь из опытных и дальновидных военачальников, а адмирала Дин Юйтина, который сидел сложа руки и не помог асанской эскадре, надо во что бы то ни стало сместить и строго наказать!
— Я хотел бы кое-что добавить к этому! — вставил Чжан Цянь. — Если мы хотим навести порядок внутри страны, то необходимо приостановить подготовку ко дню рождения вдовствующей императрицы, изгнать евнухов, захвативших слишком большую власть, и установить мир между двумя дворцами[291]. Нельзя также вести военные действия, опираясь только на хуайскую армию: необходимо привлечение генералов хунаньской армии. Командующим пехотными войсками лучше всего назначить Лю Икуня, а для командования флотом надо подобрать смелого человека. Раз Хэ Тайчжэнь высказывает решительное желание отправиться на войну, почему бы не использовать его боевой задор? Когда Пэн Юйлинь появился на политической арене, он не был адмиралом, а тоже происходил из заядлых книжников…
Чжан Цянь не успел высказать до конца свою мысль, так как слуга доложил о приходе его превосходительства Цянь Дуаньминя. Министр Гун Пин велел просить, но Цянь уже входил в гостиную.
— Я только что получил телеграмму от Хэ Тайчжэня из Хунани, — начал он, поздоровавшись с присутствующими. — Хэ рвет и мечет. Узнав о поражении под Асаном, он решил пожертвовать жизнью и настойчиво просит дать ему военную эскадру для прямого нападения на Токио. Если ему этого не разрешат, он сам выведет свою хунаньскую армию за заставу Шаньхайгуань и создаст против Японии сухопутный фронт. Опасаясь, что Тайный совет сознательно станет мешать ему, он поручил мне ходатайствовать за него перед вами. Уважаемые господа Гао Янцзао и Гун Пин, помогите ему осуществить свое намерение, иначе он будет вынужден приехать за разрешением в столицу! Пока он еще не представил об этом доклада императору, так как ждет от меня ответной телеграммы. Я узнал, что господин канцлер тоже здесь, это и заставило меня в столь неурочный час явиться за советом!
Гун Пин улыбнулся:
— Ну и неумен твой Хэ Тайчжэнь! Чжан Цянь только что рекомендовал его в командующие флотом, а ему, оказывается, уже давно не терпится занять этот пост!
— Диктатор севера все время покрывает Дин Юйтина, Государственный совет также с завидным рвением выступает в его защиту. Сменить сейчас командование флотом невозможно! — возразил Гао Янцзао.
— Хотя сменить командующего и не представляется сейчас возможным, — торопливо подхватил Гун Пин, — однако ты, Дуаньминь, можешь послать Хэ Тайчжэню телеграмму. Удержи его от поездки на север, а доклад трону пусть подает. Его верность, мужество и самоотверженное стремление браться за самое трудное заслуживают всяческого уважения. Мы ни в коем случае не должны разочаровывать его. Не так ли, господин Гао Янцзао?
Канцлер утвердительно кивнул. Цянь Дуаньминю рассказали обо всем, что говорилось до него, и он горячо одобрил придуманные меры. После тщательного обсуждения план первоочередных действий был готов. Цянь тут же составил ответ Хэ Тайчжэню и, вызвав слугу, велел отнести его на телеграф. Поболтав еще немного о разных пустяках, все разошлись.
Вы спросите, почему Хэ Тайчжэнь не захотел спокойно губернаторствовать, а изъявил смелое желание отправиться на фронт? Идея бросить кисть и взяться за оружие появилась у него уже давно, и виной этому была еще одна маленькая история, которую нелишне здесь рассказать. Вы помните, что в первые годы правления императора Гуансюя Хэ Тайчжэнь занимал видное место в партии бескорыстных и считался редким талантом, которые встречаются на свете не чаще, чем единорог или феникс. От природы он обладал чрезвычайно ясным умом и был весьма честолюбив, досадуя, что не все в области науки, начиная с древности, создано им одним. Правда, умение разбираться в надписях на камне и бронзе, книгах и картинах было его коньком, но мог ли он удовлетвориться столь малым? В рассуждениях о мысли и чувстве, знании и действии он уступал Лу Цзююаню и Ван Янмину[292], — он сам понимал это, — зато в расшифровке древних надписей и оценке предметов старины, несомненно, мог считаться вторым Сюэ Шангуном или Жуань Юанем![293] Сей знаменитый ученый занимался сбором средств для пострадавших от стихийных бедствий, успешно трудился на строительстве речных дамб и постепенно превратился в не менее знаменитого администратора. Его подвиги в установлении границ под Гирином и служба в канцелярии диктатора севера принесли ему славу чиновника, одинаково способного как в гражданских, так и в военных делах. Во время войны между Францией и Аннамом придворные сановники, завидуя успехам Цзэн Гофаня и Цзо Цзунтана[294], любили порассуждать на бумаге о военной стратегии. Это стало своего рода поветрием, но Хэ Тайчжэнь здесь особенно отличился. Двор со своей стороны очень доверял бывшим литераторам[295], поэтому Чжуан Юпэй был послан укреплять морские границы, а Хэ Тайчжэнь — отдан в распоряжение диктатора севера. Впоследствии Чжуан Юпэй потерпел поражение, был разжалован и сослан. Но Хэ Тайчжэню еще удалось съездить послом в Сеул. Там он в 1885 году вел дело Ким Ок Кюна и вместе с Ли Хунчжаном заключил договор с японским премьером Ито Хиробуми об обязательном взаимном извещении в случае посылки войск в Корею. Можно сказать, что всю жизнь ему в парус дул попутный ветер, и его слава чиновника, обладающего военными и гражданскими талантами, все увеличивалась. А после того как он написал книгу «Комментарии десяти ученых к трактату Сунь-цзы» и брошюру «О прицеливании из ружей и пушек», жители всей Поднебесной начали взирать на него с надеждой, и каждый был готов назвать его если не Хойгуном, то, по крайней мере, Се Фу[296]. Так он дослужился до губернатора провинции, едва заступив на должность, стал трудиться без устали и усердно проявлял свою любовь к народу.
С одной стороны, Хэ Тайчжэнь уделял большое внимание культуре и просвещению, а поэтому привлек к себе многих дотоле неизвестных ученых из числа своих земляков, которые отличались хоть каким-нибудь талантом. Так, появились возле него редактор академии «Лес кистей», письмоводитель Императорской канцелярии, начальник уезда, художник и даже бродячий торговец антикварными вещами. Все эти гении толпились в прихожей Хэ Тайчжэня, создавая картину невиданного дотоле процветания.
С другой стороны, он установил связи со старыми генералами хунаньской армии. Питая к военному делу особую страсть, он сделал одного из этих генералов своим ближайшим помощником и готовился в минуту опасности пролить кровь за отчизну. Сейчас он не был полностью удовлетворен. Ему хотелось, чтобы его слава разнеслась далеко за пределы Китая и затмила собой легенды о подвигах Цзэн Гофаня и Ху Линьи[297].
